Представьте себе город по обе стороны Дуная. Правый берег, как всегда в этой части Европы, — гористый, левый — сколько видит глаз — равнинный, плоский. В Киеве тоже так: правый берег демонстрирует тип европейского ландшафта с пригорками, лесами, Лаврой, а левый — это уже «Азия», перекати-поле в свободном полете и возведенные на песке временные жилые массивы.
Город по обе стороны Дуная когда-то был двумя городами. Правобережный назывался Буда и был основан еще римлянами во времена древнеримской «Объединенной Европы». Левобережный назывался Пешт и возник как самый дальний форпост в продвижении на запад кочевников Большой Степи. Их остановил Дунай, да и перспектива задунайских возвышенностей никак не стимулировала двигаться дальше. Итак, кочевники остановились на левом берегу. С тех пор в сознании многих венгров Азия начинается не от Уральских гор, а именно от Пешта.
4 декабря, в субботу утром я шел из Пешта в Буду, то есть из Азии в Европу, через известный цепной мост. На середине моста меня должен был ждать житель Буды Петер Зилаги, тридцатилетний писатель, издатель моих венгерских «Рекреаций». Презентация книги состоялась накануне, было довольно приятно не понимать ни слова из того, что во время ее говорилось о моем романе. На задней обложке был фрагмент моего текста, в котором знакомым мне показалось только слово «alkoholizalasra».
Итак, я шел через мост, подо мной был Дунай, передо мной — Буда со всем комплексом ренессансно-барочного Замка. И Петер Зилаги, который недаром назначил встречу на субботнее утро. Так как мы с ним должны посетить старейшую в Европе турецкую баню. Это что-то такое, чего нет больше нигде.
Далее было многоступенчатое погружение. Во-первых, в быт на уровне ритуала (отделения мужчин от женщин, каменные ступеньки, дух тепла, мыла, растений и множества тел, полотняные «фартушки» вместо фигового листка, массивные ключи на дополнительной подвязке — как средство возвращения в другой, внешний мир). Во- вторых, погружение в бассейн, также на уровне ритуала (благородный камень, горячая вода из источников, добротность конструкций и черная полусфера вверху — как звездное небо над нами). В-третьих, погружение во время и вечность.
Османская империя на протяжении всего XVI в. фактически владела частью Венгрии включительно с Будой и Пештом. Началось это при Сулеймане Пышном, известном у нас скорее по другим поводам. В Буде в Замке сидел султанский наместник Мустафа, родной брат великого визиря, собственно говоря, отуреченный серб. Империя (на то она и империя) любила брать на службу инородцев. Особенно старательные и верные делали головокружительные карьеры. Армяне, греки, болгары, сербы добивались высших государственных должностей. Была, говорят, также одна украинка, которая довольно далеко продвинулась в дворцовой иерархии. Зато никогда не было венгров, уверял меня Петер. Венгры были вне системы.
Султанский наместник Мустафа приказал построить настоящие турецкие бани на дунайском берегу в Буде. В конце концов, ничего нового открывать ему не пришлось — термическая баня впервые появилась на этом месте еще в римские времена, при другой империи. При турках все было только реконструировано, адаптировано к их модели, к их ритуалу, к стамбульскому (второй Рим!) комфорту.
Погружение, казалось, будет бездонным. Перед римлянами здесь могли существовать еще какие-то бани. Людям свойственно приходить к воде, искать в ней обновления, разрядки и — даже кажущейся — чистоты. Несколько неприкрытых депутатов парламента кружили внутри бассейна, о чем-то переговариваясь. Политика делается чистыми людьми, шутил Петер. Мужские дела в мужском окружении: старые, младшие и среднего возраста тела, казацкий рай без женщин, сплошное «здесь и теперь».
Мы прошли все круги этого рая, прощупали всю его добротную, старую, местами шершавую предметность. Мы изведали величайшее из жизненных наслаждений — ощущение заброшенности в беспредельное и выхода в пространство абсолютного бытия.
А там был ветер, рев османских верблюдов, последний месяц тысячелетия. И Дунай катил воды в сторону Украины и будущего. Юрий АНДРУХОВИЧ, «День»
