Происходящая нынче на наших телеэкранах вакханалия всенародного
«одобрямса» Леониду Даниловичу Кучме буквально пищит от особой актуальности
вопросов к нашим тележурналистам:
1. В какой мере распространено на нашем ТВ такое явление,
как самоцензура?
2. В какой степени это касается лично вас и канала,
на котором вы работаете?
Андрей ОМЕЛЬЧЕНКО, шеф-редактор программы «Вікна-новини»,
СТБ:
1. Самоцензура на телевидении, да и во всех средствах
массовой информации — это норма, если сдерживающим фактором является исключительно
журналистская этика. На мой взгляд, самоцензура по другим причинам ненормальна,
хотя довольно часто присутствует в эфире и особенно заметна тем, кто профессионально
занимается информацией. Спору нет, не все можно сказать в эфире. Именно
сказать, ведь если у газетчика желание намекнуть на «опальную» информацию
ограничивается употреблением эвфемизмов, афоризмов и т.п., то у тележурналиста
арсенал намеков, в силу технических возможностей, значительно больший.
То, о чем не скажешь напрямую — можешь показать или подчеркнуть голосом.
Понятие «увидеть между строк» на телевидении становится буквальным: здесь
при желании можно подать любую информацию настолько объективно, насколько
это вообще возможно в Украине.
С другой стороны, мне кажется, что немногие украинские
тележурналисты стремятся к объективности. Возможно, причиной является нежелание
светить свою, отличающуюся от официальной, точку зрения. Не исключено,
что в некоторых случаях своя точка зрения вообще отсутствует. Возможен
и такой мотив: журналисту небезразлично свое будущее на канале, которым
руководят люди, в свою очередь, небезразличные к расширению собственного
влияния в политике и бизнесе. На самом деле, все вышесказанное — это оправдание
действиям нашего брата, который работает в довольно-таки тяжелых условиях.
Объективность — обязанность и работа журналиста.
2. «Вікна» всегда давали и, я уверен, будут давать
полную новостийную картину дня, — подчеркиваю, особенно политическую и
экономическую информацию. В силу объективных обстоятельств, в отличие от
некоторых других телекомпаний, мы можем это делать. Я работаю здесь довольно
давно. Верьте — не верьте, а что такое идеологические правки в тексте,
я до сих пор не знаю.
Денис ЖАРКИХ, телеканал «Интер»:
1. Дело в том, что отсутствие самоцензуры, как и
цензуры — это наличие свободы. Свобода, как известно, вещь дорогая, а у
нас страна бедная, поэтому свобода по карману не всем. Это на западе можно
спокойно «толкать» свободные мысли, в Украине свободное мнение — как «мерседес»
или «джакузи»: всем нравится, но никто не покупает. Там основной потребитель
свободы — народ: у него основные деньги сосредоточены. А у нас — откуда
у народа деньги? У нас основные деньги у власти, а потому сегодня цензура
— это просто маркетинг такой. У кого деньги, тот и музыку заказывает. К
сожалению, украинцам сейчас выгоднее всего делать бизнес — на развале экономики,
а украинским СМИ — на молчании. Уверен, что дело тут не в личности нынешнего
Президента, а в системе. Можно, конечно, запретить то или иное издание,
канал, но заставить трепетать и юродствовать перед начальством свободных
людей невозможно. Те, кто это делает, несвободны внутри себя. Самая строгая
цензура находится в их головах, и она мало зависит от смены политических
лидеров. Страх, глупость, ограниченность — лечатся свободой, но это очень
дорогое лекарство.
А пока цензура делает от имени власти жизнь скучной, а
в скучной стране не хотят жить не только бедные, но и богатые.
Эдуард ЛОЗОВОЙ, журналист «ТСН», «1+1»:
1. Предугадывать реакцию на свои слова — весьма
полезное для журналиста свойство, до тех пор, пока не переходит за грань.
Патологическим является рефлекс «красного света», спровоцированный представлением
о «их»... Думаю, что для «воспитания» такого рефлекса необходимы время
и обстоятельства. У нас самоцензура — явление, скорее, коллективное. Отчасти
она питается опытом старшего поколения журналистов, охотно делящихся житейской
мудростью с молодыми собратьями, отчасти — процессом угасания демократизма
в общественных отношениях, формированием «золотых правил» на векторе «пресса
— власть», прав, удивительно напоминающих старые добрые времена «умеренной
свободы в рамках прогресса». В конце концов, не считая немногочисленных
«сливок» масс-медиа, большинство журналистской братии связаны круговой
порукой: выживать нужно вместе. Слишком зависимы они от работодателя в
условиях отвратительной конъюнктуры, сложившейся сегодня в масс-медиа.
Но и это не беда, не будь работодатель столь зависим от власть предержащих
(что в Украине равнозначно «кто деньги зарабатывать позволяет»). Вот и
приходится думать: что и как говорить, чтобы и лицо не потерять, и не подставить
других. Люди, работающие в структурах с иностранным капиталом, с одной
стороны, в несколько лучшем положении (отсутствует прямой нажим, бывает
возможность игнорировать обязательные для госканалов события), но с другой
стороны — эти компании в силу своей относительной независимости — вечная
«соль в глазу» у «друзей прессы» с Печерских и других холмов. А защищенность
иностранных инвестиций в нашей стране — тема для анекдота. Есть, конечно,
и другая самоцензура — этическая, например. Но грань между здоровым отвращением
к передергиванию фактов и личным автоматическим «табу» иногда иллюзорна.
Подводя черту: самоцензура — явление на украинском телевидении достаточно
распространенное, и все разговоры о «независимости» и «этических кодексах»
напоминают, скорее, причитания над гробом покойника.
2. Увы, не безгрешен. Хотя зависит от настроения.
Иногда до зарезу хочется «пошалить». «Шалю» в расчете, что вокруг нормальные
люди — поймут. Но все чаще не хочется говорить ничего — слишком обыденными
становятся беспредел и лицемерие, возникает ощущение «разменной пешки».
От кланов, олигархов, происков мафии и героизма Генпрокуратуры уже сводит
скулы... Конечно, роль борца более импозантна, нежели роль эскаписта. Но
вчерашние борцы на глазах теряют лицо. Рад, что пока не приходится слишком
«прогибаться под изменчивый мир...»
