Начало 2000 года для Украины было отмечено обострением ряда проблем, которые прямо угрожают национальной безопасности. Кроме того, что эти угрозы негативно влияют на внутриполитическую стабильность и гражданский мир в обществе, они еще и превратились в довольно прочную «цепь», которая пока что держит Украину на расстоянии от Европы. Эта «цепь» теперь приняла такой вид: качество системы власти, энергетическая независимость государства, обострение отношений с Россией, внешняя задолженность. События последних недель — парламентский кризис, ситуация на энергорынке, нефтегазовая война с Россией — показывают, что напряжение «в цепи» становится критическим. О предпосылках, анатомии и вероятных сценариях развития этих проблем — в интервью с секретарем Совета национальной безопасности и обороны Украины Евгением МАРЧУКОМ.
МЕЖДУ НЕСТАБИЛЬНЫМ БОЛЬШИНСТВОМ И НОВОЙ ЛЕВОЙ УГРОЗОЙ?
— Сейчас у нас кризис в деятельности законодательной власти, что, конечно, можно трактовать как угрозу интересам безопасности страны. Одна часть парламентариев проводит заседание в помещении Верховной Рады, другая — депутатское большинство — в Украинском доме. «Половинки» обвиняют друг друга в нелегитимности, и каждая уверена в своей правоте. Обещают, конечно, стоять на своем до конца. Каков оптимальный выход из этой ситуации?
— Этот этап дает толчок для развития целого ряда новых политических тенденций. Он подводит черту под долговременной неопределенностью в парламенте, создает условия для формирования механизма, который ускорит движение Украины путем экономических и общественных реформ. Я считаю — это позитивное явление. Но я не разделяю той эйфории, которая царила в прошлую пятницу на заседании парламентского большинства. 240 голосов — однажды набралось даже 242 — все-таки маловато для стабильной, долговременной работы. Большинство пока что очень уязвимо — среди него человек 10 имеют двойной статус, а это значит, что постоянно в парламенте они никогда работать не будут. Есть также те, кто сомневается в своем выборе, и те, кто не привык к повседневной, рутинной работе.
К тому же деятельность большинства постоянно будет сопровождать элемент напряжения. Он даст о себе знать и при выборах председателя Верховной Рады, вице-спикеров, и особенно председателей комитетов. Достаточно одной из фракций не согласиться с конкретными кандидатурами, или по другим причинам не голосовать, и тогда ни один из вопросов не будет решен вообще. Поэтому большинство будет жить до тех пор, пока оно сможет обеспечивать внутренний консенсус. Это требует предварительного согласования вопросов на рабочем уровне. С точки зрения повседневной работы, большинство можно будет мобилизовать на бюджет, на план социально-экономического развития или на определенные кадровые назначения. Однако технологию консенсуса, конечно, невозможно будет выдержать во всех голосованиях. И это означает, что в итоге законодательная ветвь власти — с ее парламентским и «большинством», и «меньшинством» — может быть просто парализована.
— На таком фоне получается, что оптимальный путь — это скорейший референдум и выборы нового парламента. Но где гарантия, что новый парламент окажется лучше нынешнего? Причем, если учесть результаты соцопроса, то до 40 процентов избирателей готовы будут отдать свои голоса за левые силы?
— У большинства есть намного более сильный потенциал, чем у левых: интеллектуальный, инфраструктурный, информационный... Поэтому многое будет зависеть от того, как он будет использован. Многое будет также зависеть от того, как властные институты проявят себя теперь, после завершения президентских выборов. И шаги, которые продемонстрированы, дают определенные основания для надежды. Позитивом, например, является административная реформа, которая пока что идет по верхнему этажу, но это только начало. Эти меры еще не имеют ощутимых экономических последствий, но с политической точки зрения, эти действия, я уверен, будут восприняты в обществе и поддержаны. Как и сокращение расходов на содержание государственного аппарата, на различного рода общегосударственные мероприятия, громкое проведение которых можно отложить до лучших времен. А также ликвидация льгот там, где в этом нет особой необходимости — то есть льгот по служебному положению.
Прагматические шаги во внешнеэкономической стратегии, я думаю, также с пониманием будут встречены в стране. Отказ от дальнейших займов, международных кредитов, кроме тех, которые уже согласованы, на первый взгляд, не даст для людей ощутимых социальных последствий. Однако это может дать важную политическую поддержку руководству страны через укрепление доверия к власти, без чего невозможно проведение дальнейших кардинальных мероприятий экономической перестройки. Конечно, этот перечень можно продолжить.
Так что за эти полгода — учитывая срок до возможных следующих парламентских выборов — властные структуры, с одной стороны, должны предпринять конкретные, положительно ориентированные действия и решения в различных сферах существования государства. С другой — донести, объяснить людям логику этих преобразований как крайне необходимых и неотвратимых. Хотя пока что общая тенденция действительно является такой, что база социальной поддержки у левых немалая — как минимум двадцать процентов. Но те же президентские выборы дали довольно неплохой опыт власти. К тому же, я думаю, сейчас выйдут на арену новые политические силы — а это будет ряд структурированных и небедных партий, которых не было на предыдущих парламентских выборах. И они могут внести коррективы в традиционные избирательные пасьянсы.
— В связи с этим, как бы вы могли прокомментировать вероятные последствия проведения референдума 16 апреля?
— Здесь вопрос относительно простой. Наиболее существенным элементом развития государства является дееспособная исполнительная власть — дееспособная, профессиональная и динамичная. И наличие парламента, который настроен на сотрудничество с Кабмином. Если этих двух составляющих не будет, то страна будет топтаться на месте. Таким образом, референдум — это альтернатива: двигаться или не двигаться стране вперед. Парламент через большинство может консолидироваться и таким образом содействовать в законодательной сфере реформированию общества. Одним словом, референдум — это своеобразный тест для политической элиты в вопросах конструктивного сотрудничества. Если такой консолидации не будет, то, безусловно, результаты референдума могут повлечь за собой роспуск парламента. В референдуме из шести вопросов четыре — прямого действия, а два — о принятии Конституции на референдуме и двухпалатном парламенте — касаются будущего.
— То есть реализация результатов референдума в виде политических и правовых механизмов зависит от дееспособности парламентского большинства?
— Да. Судьба парламента — в руках самого парламента. А конкретнее — парламентского большинства: его способности к консолидации и быстрому и эффективному принятию важных решений. Например, к утверждению бюджета- 2000.
ЭНЕРГЕТИЧЕСКАЯ ДОМИНАНТА УГРОЗЫ
— Как, по вашему мнению, выглядит сейчас рейтинг угроз национальной безопасности?
— Угрозы есть близкие и далекие. Например, в 2000 году есть угроза дефолта по внешним долгам. Это вопрос является также объектом внимания Совета... Отработан комплекс мероприятий по разрешению этой проблемы: как пройти 2000 год так, чтобы не получить дефолт? Это реальная задача. Но не менее важно также и посмотреть ретроспективу: почему так произошло? Это вопрос повлечет за собой ряд других.
Если взять немного дальше, из угроз, о которых можно было бы говорить как о серьезных, которые имеют глубинный смысл, — это демографическая проблема. Сегодня, к сожалению, тенденции в структуре населения, ресурсах рабочей силы довольно серьезные. Со временем мы можем оказаться в глубокой демографической яме, которая создаст серьезную проблему с точки зрения социальной стабильности. Ну а в политической сфере перечень угроз довольно большой. Они экономического, социального, собственно политического, внешнеполитического характера. Их много. Можно сказать, угрозы национальной безопасности — это комплекс проблем, которые могут создавать серьезные диспропорции и вызывать нарушения политической стабильности и гражданского мира.
Если взять иерархию угроз, я сказал бы, что такая проблема, как энергетический кризис, возможность энергетического коллапса сегодня является наиболее острой. Именно поэтому на январь-февраль назначено заседание СНБО по вопросам топливно-энергетического комплекса. Энергетический кризис станет предметом исследования, обсуждения и принятия решений на Совете. Эта тема довольно глубоко и всесторонне нами изучена, мы несколько еще продолжаем ее изучать, и на этом заседании для принятия решений Президенту будут наработаны предложения в виде проектов указов. Замечу, что пока что у нас нет аргументов для того, чтобы заявлять о необходимости введения чрезвычайного положения в энергетике. Если говорить откровенно, то ситуация в энергетике уже давно чрезвычайная. Серьезные проблемы в энергетическом секторе и с распределением ресурсов, и технологией ведения хозяйства. Поэтому речь должна идти о ликвидации чрезвычайного положения и принятии мер.
— Хотелось бы более подробно очертить ситуацию, сложившуюся в топливно-энергетическом комплексе. В чем состоит именно сейчас специфика этой проблемы с точки зрения национальной безопасности государства? Тем более что прошедшие две недели были отмечены громкими событиями вокруг ТЭКа.
— Дело в том, что национальная безопасность страны предусматривает энергетическую стабильность национального рынка, а также энергетическую независимость государства. Энергетический кризис сейчас в Украине угрожает внутриполитической стабильности, а также усиливает социальное напряжение в обществе. Возникает вопрос: почему происходят массовые отключения света, а уровень запасов ядерного топлива, мазута, угля среди зимы вдруг оказывается критически недостаточным? Понятно, что оперативные меры по предупреждению энергетической катастрофы необходимы. Но почему до этого дошло? Почему получается так, что организация, которая должна бы быть сверхприбыльной — «Энергоатом» — стала убыточной на 1 млрд. 400 млн. гривен в прошлом году? Почему «Киевэнерго» вопреки закону работает не через энергорынок, а напрямую с потребителями? Более того, используя для производства не свои собственные электростанции, а государственные, даже не взятые в аренду, а взятые в управление. И при этом она не рассчитывается за газ. Почему так сложилось, что несколько ядерных блоков наших атомных электростанций были не загружены топливом? Почему случилась такая нелепость, при которой атомная энергетика стала убыточной при самой дешевой энергии и самой большей рентабельности?
— И именно на перечисленные и другие «Почему?» должно ответить это заседание СНБО?
— Да. И не только это. Есть, например, проблема, которая имеет концептуальное значение на будущее — приватизация облэнерго. Вокруг этого идут гигантские спекуляции. Вместе с тем, в подавляющем большинстве стран они приватизированы. Казахстан приватизировал облэнерго при участии стратегического инвестора, но они сейчас собирают оплату за электроэнергию живыми деньгами в размере до 90 процентов. У нас 10—15 процентов — это героизм. С другой стороны, правильными являются вопросы: не происходит ли приватизация облэнерго за копейки? На этом заседании СНБО должны дать старт серьезным реформам в энергетическом секторе: начиная с дисциплины расчетов на рынке первичного потребителя, заканчивая достройкой в целом энергетического сектора. Европейский банк реконструкции и развития, который сейчас по поручению «Большой семерки» является координатором возможного кредита Украине на достройку блоков Хмельницкой и Ровенской АЭС, одним из кардинальных требований ставит условие относительно приватизации облэнерго с привлечением стратегического инвестора, у которого есть не только деньги, но и новые технологии, прошедшие испытания не только в странах Европы, но и в странах СНГ. Я недавно встречался с руководителем энергетического департамента ЕБРР. Один из выводов этой встречи заключается в том, что западные инвесторы и официальные круги считают реальные реформы в энергетическом секторе признаком способности Украины к экономическим реформам вообще.
Другой пакет вопросов связан с криминализацией энергорынка. В экономическом плане он является очень склонным к криминализации. Многие моменты здесь нужно будет согласовать в сотрудничестве с Россией. Я встречался с руководителем российского «Атомэнерго» господином Адамовым, руководителем концерна ТВЭЛ господином Коноваловым, моим российским визави господином Ивановым. Нужно будет также серьезно разобраться с лоббистскими структурами на газовом рынке. Почему и как, и по каким ценам заключают соглашения на поставку газа? Почему есть случаи, когда российская сторона готова продавать газ дешевле, а наша — подписывает договор поставок, в который заложена более высокая цена? Такие вопросы следует выяснить с российской стороной. Следующая проблема — тарифы на транспортировку нефти, а особенно газа, через территорию Украины. Следует разобраться с так называемыми обвинениями в якобы несанкционированном заборе газа из транзитных газопроводов.
Если российская сторона имеет обвинения, то она должна фундаментально их объяснить. С другой стороны, наши структуры, работающие на этом рынке, в частности, НАК «Нефтегаз Украины», должны немедленно и квалифицированно реагировать на подобные обвинения, причем в СМИ. Мы все время опаздываем в таких ситуациях. Все это наносит вред имиджу государства. А репутация надежного транзитного коридора стратегически очень важна для Украины. На транзите Украина может зарабатывать гигантские средства. Согласно самым скромным подсчетам — около $4 млрд. в год. Понятно, это требует также определенных инвестиций в транзитную инфраструктуру. Следовательно, обвинениям Украины в транзитном мошенничестве следует положить конец.
— Как бы вы прокомментировали проблему инвентаризации государственных долгов? Сколько и за что сейчас должно государство? Особенно это касается нефтегазовых долгов.
— Здесь есть два вида долгов. Внешний долг составляет около $13 млрд., в этом году где-то около $3 млрд. Здесь все понятно: кому, когда и за что. А вот по текущим газовым долгам возникло недоразумение. И не без «помощи» украинской стороны. Если вы помните, Анатолий Кинах называл цифру приблизительно $900 млн. Через две недели Юлия Владимировна Тимошенко называет другую цифру — сначала $2,8 млрд., потом $2,2 млрд. Председатель НАК «Нефтегаз Украины», а перед этим его заместитель, называют еще цифру. Разница в несколько раз. Это недопустимо. Что это все значит? По таким делам в Украине должен говорить кто-то один. Потому что, во-первых, есть различные долги: украинских коммерческих структур перед российскими коммерческими структурами, в том числе перед РАО «Газпром» или компанией «Итера». Есть долги коммерческих структур, которые работали, отпускали газ государственным структурам или жилищно-коммунальному сектору. Это — коммерческие структуры или коммерческие снаружи, а внутри связанные с бюджетом. То есть — это может квалифицироваться и как долг, за который государство несет ответственность, но, с другой стороны, нельзя игнорировать то, что эта структура имеет невыплаченные средства со стороны бюджета или коммунальных хозяйств. И есть долги государственных структур перед российской стороной. И если это все связывать воедино и называть цифру — это неправильно, потому что мы таким образом собьем с толку всех и вся. Мы же не говорим сейчас, какие долги есть у украинских коммерческих структур, торгующих сахаром, хлебом. Никто об этом не говорит. Это их дела. Так же и здесь. И я думаю, что нужно будет внести такие предложения, чтобы вообще о проблеме внешнего долга в государстве говорил кто-то один. Кроме, понятно, Президента. Почему? Что значит, когда высокопоставленное должностное лицо, в данном случае Юлия Владимировна, приезжает из Москвы и называет цифру — $2,8 млрд.? Ранее украинская сторона такой цифры не называла. Россия очень настаивает на той схеме, от которой мы с большим трудом отошли: «Газпром» стремился поставлять газ в Украину, имея дело с какой-то одной государственной структурой, которая бы несла ответственность перед ним, а с долгами разбиралась бы сама. Мы от такой схемы отошли, разделив государственные потребности и коммерческие структуры. Все это было предметом сложных и длительных переговоров с россиянами. И когда украинский вице-премьер называет такую цифру, то во-первых, в России это воспринимается как то, что Украина взяла на себя как государство весь газовый долг. Во-вторых, у наших иностранных кредиторов и инвесторов сразу возникает реакция приблизительно такого типа: Стоп! В государстве накапливается долг, размер которого почти втрое больше того, который признавался до сих пор. Это мгновенно может повлиять на котировки наших облигаций и долговых обязательств и снизить наш кредитный рейтинг как государства. Вот почему в это дело должен был вмешаться лично Президент Кучма Л.Д. и поставить точки над «і».
Теперь эта ситуация вызывает грусть: два высокопоставленных лица — в данном случае это вице- премьер и председатель НАКа — не могут выяснить свои рабочие проблемы, отношения и начинают это делать через средства массовой информации. Конечно, речь идет не о закрытости информации вокруг государственного долга, но следует не допускать путаницы в этих вопросах. Комментирование внешнего долга и текущих долгов должны делать только те, кто в совершенстве и профессионально владеет ситуацией. Поскольку внешний государственный долг — это довольно значительная вещь, неточные комментарии вокруг него должностных лиц могут наносить ощутимые потери Украине.
МЕЖДУ ДАВЛЕНИЕМ С ВОСТОКА И ИНФАНТИЛЬНОСТЬЮ ЕВРОПЕЙСКОГО ВЫБОРА
— Как бы вы оценили характер новой Концепции национальной безопасности России? Какими, в связи с этим, могут быть вероятные последствия для Украины?
— Пока что никаких последствий нет. Я думаю, что эта новая Концепция является одним из элементов предвыборной технологии исполняющего обязанности президента России. Новая формула использования ядерного оружия, согласно которой допускается применение такого оружия — это также, по моему мнению, связано с президентскими выборами в России. Без сомнения, любой политик с нормальной ментальностью понимает, что применение ядерного оружия сейчас невозможно. Но другое дело — использование наличия ядерного оружия для поддержки определенных политических балансов. В целом же, новая российская Концепция — это знак усиления роли федерального центра перед угрозой дезинтеграции государства. Что касается нашей страны, то проведение российской властью более жесткой линии в середине страны и использование наличия ядерного оружия как элемента внешней политики — для Украины, думаю, существенного влияния иметь не будет. Хотя кое с чем еще нужно будет разбираться. И нам в этом плане довольно активно нужно работать с российскими политиками на всех уровнях. Для того, чтобы в известной степени заблокировать опасные процессы относительно Украины среди российской политической элиты. Уже упомянутые особенности новой российской Концепции, а также более жесткая экономическая политика по отношению к соседям, в значительной мере ставят под сомнение СНГ как структуру, имеющую перспективы. То есть, если Россия будет реализовывать ту линию, которая сейчас обозначилась, то такая позиция, на мой взгляд, будет ускорять распад СНГ.
— В связи с этим, как бы вы прокомментировали возможное избрание Владимира Путина президентом России? Довольно распространенным является мнение, что в случае его избрания отношения с Россией усложнятся, потому что жесткий стиль, который пытается демонстрировать Путин, — это такой товар, который хорошо сейчас продается на российском политическом рынке.
— Я не спешил бы так говорить, потому что технология и политическое поведение кандидата в президенты перед выборами и реальная политическая жизнь после выборов, когда нужно принимать решения — это совсем разные вещи. С другой стороны, а на что мы должны рассчитывать? Мы хотим выпросить у России снисходительное к нам отношение или к нашей задолженности перед ней? Если говорить серьезно, то Россия в какой-то мере развращала Украину — какое-то время. В Украине многие привыкли к тому, что можно потреблять газ и не платить за него. И выходило так, что Россия значительное время для нас была серьезным кредитором, да еще и беспроцентным. Собственно, я и не надеюсь, что со стороны российского руководства — будет Путин или не будет — мы можем ожидать мягкого отношения. Специфика российской политической конъюнктуры сейчас объективно побуждает к технологии жесткого поведения относительно соседей. Не было бы Путина, была бы другая фигура такого рода. Скажем, у России самой много экономических проблем, связанных с уменьшением добычи нефти и газа, у нее есть уже даже проблемы с собственным потреблением энергоносителей. А если Путин будет избран и линия у него будет жесткая, но объективно справедливая, то я в этом не вижу никакой опасности. Но с другой стороны, не нужно забывать, что Украина имеет не менее действенный механизм для того, чтобы оказывать давление на Россию. Это и транспортировка через Украину нефти, газа, электроэнергии, и порты на Черном и Азовском морях, работающие и на российскую экономику, и транзит иных грузов через Украину. Не хотелось бы, чтобы до этого дошло, но и у Украины есть рычаги ответа. Просто до этого не нужно доводить.
— На фоне непростых отношений с Россией в энергетическом секторе «ахиллесовой пятой» в отношениях двух стратегических партнеров являются ситуации, связанные с базированием в Украине Черноморского флота. Это и возможность, точнее, невозможность контроля за силами ЧФ с учетом сообщений об участии российской морской пехоты в действиях в Чечне, и усиление российского военного присутствия в Украине на фоне перебазирования в Крым фронтовых бомбардировщиков. И другие вещи, которые выглядят далеко небеспроблемными. Итак, какая перспектива ожидает Украину с российским ЧФ?
— На сегодня у Украины с Россией действительно имеется ряд незавершенных вопросов договорно- правового характера вокруг ЧФ. И именно с точки зрения этой незавершенности проблема Черноморского флота для нас действительно существует. Хотя принципиальные вещи решены, существует ряд неурегулированных нюансов, которые важны для Украины в будущем. Например, регламент деятельности специальных, в том числе разведывательных, служб ЧФ на территории Украины, участие России в экологических проектах, связанных с ущербом окружающей среде от деятельности ЧФ СССР, отдельные вопросы земельной собственности. Но самое сложное — это, в общем-то то, что ЧФ базируется в Украине не в режиме военной базы в классическом понимании, а является широко интегрированным в украинские гражданские структуры Севастополя. И с этим еще долго придется иметь дело. Кроме того, несмотря на существенное сокращение, Черноморский флот остается достаточно мощной силой. Сосуществование двух военных структур — Украины и России — на небольшом пятачке территории так или иначе будет продуцировать для нас немало элементов, иногда опасных, которые нужно просчитывать и решать заблаговременно. И поэтому нам самим нужно действовать активно и динамично, быть инициаторами развития отношений с Россией во всех плоскостях.
— «Повернем» на Запад. Вы недавно возвратились из Польши. Наверное, во время визита Президента речь шла и о европейской интеграции. Что, по вашему мнению, можно сделать в этом направлении уже сейчас, чтобы европейская перспектива Украины стала более реальной?
— Интеграция в европейское сообщество и приближение к Евросоюзу — это, действительно, концептуально стратегические проблемы. Наши три соседки — Венгрия, Польша и Чехия вышли на новые рубежи интеграции со странами НАТО и Евросоюза, и сотрудничество с этими странами не только в экономической, но и в гуманитарной и культурной сфере должно приобретать все больший и больший вес. Потому что они могут быть как нашими проводниками в Европу, так и нашим барьером на пути в Европу. И хорошо, что наши отношения с Польшей являются достаточно широкими и динамичными. Безусловно, свою роль тут играют и хорошие личные отношения президентов.
Замечу, что президент Квасьневский пообещал сделать все возможное для того, чтобы не было визового въезда украинцев в Польшу и наоборот. Я думаю, что угроза закрытия границ на польском направлении в ближайшее время не возникнет. Возможно, удастся договориться по этому поводу с венграми и словаками.
Кроме того, европейское направление ставит перед украинской властью ряд относительно новых задач, связанных прежде всего с формированием в Украине институтов гражданского общества. Проще говоря, власть должна содействовать поиску контактов общества с восточноевропейскими демократиями вне границ государственного регулирования. Кстати, принято решение о создании украинско-польского университета.
Если говорить о европейской интеграции в целом, то выполнение условий Евросоюза выглядит сейчас для нас очень сложным. Но главным из этих условий является приближение к европейским стандартам качества жизни граждан. Именно в этом и состоит база для консолидации политических сил в Украине. Кроме того, по моему мнению, тут проходит и линия общих интересов бизнес-структур и государства. Я считаю, что настроения поддержки европейского вектора развития Украины довольно распространены в нашем обществе. Важно также нейтрализовать попытки крайне левых, в частности, коммунистов, по травле европейского выбора Украины. Потому что отрицать необходимость политической интеграции Украины в Европу могут люди или только совсем ограниченные, или откровенные враги украинской государственности. Ведь противодействие такой интеграции — это противодействие движению к европейским стандартам уровня жизни населения. Короче говоря, реализация европейского выбора в Украине делает необходимыми для власти не только создание законодательных механизмов и экономических условий, но и проведение широкой пропагандистской работы. Рассчитывать только на то, что Западная Украина массово поддерживает движение в Европу, недопустимо. Тут необходима масштабная общенациональная информационная и пропагандистская работа. Кстати, все неурядицы, обострившиеся в Украине в последнее время, по моему мнению, ускоряют процесс «образования» и политической элиты, и общества. В обществе политико- психологическая атмосфера относительно европейской интеграции сейчас благоприятна. И если не удастся сформировать массовые проевропейские настроения и механизмы мощной политической поддержки европейского выбора, то его реализация будет очень сложной.
ПОСТСКРИПТУМ
— У многих и достаточно часто возникают такие вопросы: какова сейчас роль Совета безопасности? Изменится она или не изменится? Как бы вы это прокомментировали?
— Функции Совета и его состав определены Конституцией и законом, и именно поэтому роль СНБО не может измениться. Ведь в Конституции определены минимум пять лиц, входящих в СНБО, а Президент своим указом может расширить круг членов Совета. А вот текущими делами СНБО действительно не стоит заниматься. Об этом и Президент Л.Д. Кучма недавно говорил. Как председатель СНБО, он непосредственно корректирует его деятельность. Текущими делами занимаются ведомства, руководители которых входят в Совет. СНБО должен браться за такие проблемы, решение которых не под силу одному или двум ведомствам. Например, энергетическая проблема выходит за рамки полномочий и возможностей одного ведомства и даже Кабмина в целом. Кроме этого, есть такие вопросы, которые на сегодняшний день системно не изучались. Например, как использованы кредиты МВФ? Неизученность этой проблемы провоцирует множество политических спекуляций. Вторая проблема: почему иностранные кредиты, предоставленные нашим субъектам хозяйствования под гарантии правительства, повлекли за собой серьезные убытки государства? И, наконец, почему это никого не заинтересовало? Эти вопросы есть в повестке дня СНБО. Далее, проблема налоговых льгот и освобождение от акцизов и пошлин, предоставленных группе фирм. Кроме того, есть еще такая вещь, как управление государственным имуществом. Почему от этого государство не имеет практически никакой прибыли? Почему от аренды и использования государственного имущества бюджет получает копейки? Понятно, что тут имеется много объективных причин и трудностей, но только ли в этом дело? И если все эти вопросы объединить в проблему потерь бюджета, то расчеты показывают, что речь идет о цифре порядка 30 миллиардов гривен ежегодно, то есть теряется, подчеркиваю, еще одна доходная часть бюджета. Такие потери можно было бы понять, если бы эти средства работали на создание точек экономического роста в разных секторах экономики. Но этого нет. Следующая проблема — это отток капиталов за границу. Его масштабы тоже угрожают национальной безопасности. И таких «почему» по поводу потерь бюджета имеется довольно много. Кроме того, есть еще одно обстоятельство — неизученность данной проблематики повлекла за собой идею — и уже есть поручение Президента для СНБО по этому поводу — анализ эффективности такого органа как Координационный комитет по борьбе с коррупцией и организованной преступностью.
Итак, СНБО должен заниматься стратегическими проблемами, требующими системного подхода. Помимо этого, будет усилена контрольная функция Совета, как это предусмотрено законом.
