Два новых российских фильма, показанных в Киевском доме кинематографистов, собрали полные залы, что еще раз доказало — российское кино у нас любят иррационально, вопреки всему, и любые разумные основания, такие, как реклама, известность либо дебютный статус авторов картины, участие звезд и т. п. — здесь никакого значения не имеют. Любят, потому что русское, потому, что понятное, потому, что не снимается свое — украинское и столь же понятное, наконец, потому, что Киев во многом остается русскокультурным городом. Таковы реалии, с которыми, кстати, нашим кинопроизводителям надо бы считаться. Следовательно, проект «Российское кино: премьера в Киеве», который вот уже второй год проводит Росзарубежцентр в Украине и наш Союз кинематографистов, обречен на повышенное зрительское внимание. Не в последнюю очередь еще и потому, что российская сторона представляет кино исключительно массовое, рассчитанное на пополнение доходов потенциальных прокатчиков. Оба фильма в этом смысле не стали исключением.
Сделаны они, что показательно, одной продюсерской группой, по сценариям Аллы Кринициной (дочери знаменитой Маргариты Кринициной, сыгравшей незабвенную Проню Прокоповну в фильме «За двумя зайцами»). Темы — самые модные и актуальные: в «Кавказской рулетке» — чеченская война, в «Спартаке и Калашникове» — уличные дети; необъяснимо популярный президент России не раз именно эти вопросы объявлял самыми насущными. Раньше такие заявления вызывали всплеск активности придворных СМИ, забивавших эфир соответствующими сюжетами. Теперь пришел черед кинематографа.
Впрочем, авторов «Кавказской рулетки» заподозрить в политической конъюнктуре трудно, скорее уж, в политкорректной. Фильм сделан во многом вопреки установившейся у наших соседей традиции делить участников кавказского конфликта на праведных русских «братанов» и кровавых исламотеррористов. Здесь взгляд иной: на войне нет героев и проигравших, есть лишь жертвы. Собственно, противостояние таких двух жертв, матерей, потерявших своих сыновей, и лежит в основе драматургии фильма.
К сожалению, драматургия здесь — слишком сильное определение. Очевидные недочеты пьесы Виктора Мережко перекочевали и в фильм. Идея поместить в одном замкнутом пространстве багажного вагона двух женщин — старуху, чей сын-солдат оказался в плену, и молодого снайпера, прячущую своего новорожденного ребенка от отца — полевого командира — сама по себе хороша. Но выполнение ее, увы, оставляет желать лучшего.
Диалоги героинь — это штампованные, в газетном стиле, причитания о тяжкой доле. Да и сами Анна (Нина Усатова) и Мария (Татьяна Мещеркина) выглядят совершенно плоскими, неразработанными ни психологически, ни физиономически: две стандартные маски умудренной опытом «тетки» и молодой да ранней воительницы. Причем, касательно последней, вообще непонятно: откуда в чеченских горах, после нескольких лет войны, могла взяться эффектная блондинка с данными фотомодели, профессиональным макияжем и хорошо уложенными волосами? Допустим, там, в горах, к ее услугам был персональный подпольный салон красоты. Но она же, во-первых, воевала, а, во-вторых, уже довольно долго в бегах, с новорожденным ребенком на руках, и все так же хороша — хоть сейчас на обложку. И таких натяжек — неимоверное количество. Ситуации фильма выглядят одна другой неправдоподобнее, ибо мотивы героев (кроме, разве что, Анатолия Горячева в роли проводника) совершенно неясны. Сближение двух женщин, покаянные рыдания профессионального убийцы, пачка денег, выбрасываемая в окошко, раздирающе мелодраматический, совершенно нелепый и никак с фильмом не стыкующийся финал — все это звенья, так и не ставшие цепью. Есть пленка — фильма, по большому счету, нет.
Любопытно, однако, другое. «Кавказская рулетка» — уже второй, после недавнего фильма «Дом дураков» Андрона Михалкова-Кончаловского, экранный опус, предлагающий взгляд на события вокруг Чечни, отличный от официального. И дело даже не в вышеназванном отказе от деления на правых и виноватых. Налицо очень важное осознание войны как страшной беды, неутихающей раны, от которой страдают все. Похоже, что российские художники медленно, но верно приходят к простым, но жизненно важным истинам о том, что ценность человеческой жизни превыше всего, что худой мир лучше доброй ссоры — и это немного обнадеживает.
В «Спартаке и Калашникове» использован еще один расхожий сюжетный ход — история о верной дружбе двух сирот, бездомных мальчика и собаки. Фильм, стопроцентно, для семейной аудитории; есть довольно ощутимый расчет (как в случае и с «Кавказской рулеткой») и на западного зрителя, очевидно, по убеждению россиян, большого любителя политкорректных тем. Практически, единственная интенция картины — «берегите детей и зверей». Детдомовский мальчуган со знаменитой фамилией Калашников подбирает на улице щенка немецкой овчарки со столь же значимой кличкой Спартак. Забота друг о друге помогает им выжить в многочисленных перипетиях. Все действие развивается по принципу известной сказки о Колобке. Мальчик и пес последовательно бегут из детдома, от богатой дамы — владелицы элитарной гостиницы для собак, уносят ноги от главаря банды таких же уличных шпаненков, и покидают даже воинскую часть, где их окружили теплом и заботой. А потом Спартак с Калашниковым доблестно обезвреживают террористов и становятся знаменитостями. Но ни к богатой тете, ни в детдом, ни к воякам не возвращаются, хотя все их зазывают к себе наперебой. А топают прямиком к друзьям-бродяжкам, в облюбованный подвал: там свобода, что превыше всего. Последний кадр — вся компания уверенно шагает по залитой солнцем улице. В счастливое бездомное, безграмотное, безработное будущее? На это авторы фильма не отвечают. История остается недосказанной. Вряд ли режиссер Андрей Прошкин намеревался опоэтизировать уличную бесприютность. Скорее, речь шла о пробуждении милости к падшим. Но стремление и социальный пафос сохранить, и сделать зрелищное кино сослужило плохую службу — вышла сентиментальная рождественская сказочка, вдобавок, явно неоконченная. Все- таки проблема финала — суть проблема драматургического мастерства, а с этим, похоже, в украинском, и в относительно процветающем российском кино пока что сложно.
Два фильма — не показатель. Но, кажется, можно подметить явную тенденцию. Если раньше российское кино воинственно потрясало камерой, продуцируя бандитские саги или милитаристские боевики, то ныне оно исполняет, пока не слишком удачно, такие себе сиротские песни. Взрослым вдруг надоело играть в свои шумные игры, и они задумались о более человечных вещах. Надолго ли?
