Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

МИРГОРОДЫ

История, рассказанная старым учителем
18 февраля, 2000 - 00:00

Лишь только рейтары повернули вспять, адъютант подскакал к молодому казаку:

— Тебя Его Величество на свои светлые очи кличет!

Казак испугался. Саблей махать — дело обычное, а тут сам царь! Не иначе как в Сибирь... Они подъехали к императорской свите, казак соскочил с коня и бухнул Петру в ноги.

— Чей будешь, рубака? — спросил Петр I.

Парень с испуга мог только лепетать:

— Казак... Миргород... Полк... Помилуй, отец! — заорал он.

Петр повернулся к адъютанту и приказал:

— Пиши мое повеление. За мужество и отвагу в баталии жаловать казака Миргорода землей, лесом и сеножатями!

И ускакал. Казак опомнился, понял, что все произошло не так, как он опасался, а наоборот, и начал говорить адъютанту, что зовут его совсем не Миргород, это полк у них такой, Миргородский, а его прозвище совсем другое. Но холеный адъютант и слушать не хотел.

— Ты пойми, дубина, сам государь приказал. Как я ему доложу?

Так и стал казак Миргородом. Нарезали ему заболоченной земли у леса на речке Мжи, что в Диком Поле. Созвал он родственников, построили там хаты и стали пахать землю, время от времени отбиваясь от татар. Редко, правда, так как хутор был далеко от степей, от Муравского пути, среди лесов и болот.

Так и возникло село Миргороды. И казака Миргорода в нем помнят. Видно, плодовитый был человек, так как здесь, в селе на сто дворов, очень много семей имеют фамилию Миргород. Но по фамилии отличают только отставного полковника Миргорода. У всех местных есть клички, передающиеся от отца к сыну. Здесь есть Гуран, Матяш, Ижак, Яшик... Все это — Миргороды.

Так что знакомьтесь. Потомок того легендарного казака — Дмитрий Кириллович Миргород. Зовут его по-здешнему Митро, или просто Гуран. Это — мой сосед.

СТАРОЕ-СТАРОЕ НЕБО

Как и все старые люди, Митро Кириллович считает, что сейчас все хуже, чем раньше. Когда-то и картошка росла покрупнее, и коровы доились щедрее, и махорка была крепче.

...Поздним вечером соседка с дочерью стоят на крыльце.

— Что вы там выглядываете, девчата? — интересуется Митро Кириллович.

— Да вот, небом любуемся. Все в звездах, в Харькове такого не увидишь.

— Да разве сейчас небо? Вот раньше звезд было — видимо-невидимо! Глаза резали.

— Как раньше? — не поняла соседка. — Куда же те звезды подевались?

— О, ты смотри! Да попадали же. Неужели вы никогда не видели, как звезды с неба падают? А кто же их назад нацепит? Нет, раньше больше было...

Митро Кириллович — стихийный материалист. Что касается религии, то он не очень разбирается в канонах, а верит только в церковные праздники. Сестра переписала ему «праздники» на листе бумаги, он держит его на стене под календарем. Праздники он почитает потому, что в эти дни работать грех, зато можно выпить немного водочки. Правда, дед охотно принимает в любой день, но в праздник сам Бог велел.

Митро Кириллович как стихийный материалист верит приборам. У него есть два спиртометра. Ими он проверяет крепость водки. Самогон у него крепкий, но вонючий. В закваску дед бросает старое варенье, которое начинает шуметь. Чтобы ничего не пропадало. Но сосед, когда пробует его напиток, «пропадает» сам. И ругается:

— Или прекратите свою экономию, или я у Вали буду брать, а не у вас! Ваша же воняет, хоть тараканов трави.

— Что? — уже в который раз возмущается Митро Кириллович. — Не годится, говоришь?!

Он сердито идет в хату и возвращается со спиртометром. Опускает его в бутылку, подносит соседу прямо к глазам.

— Смотри: пятьдесят градусов! А ты говоришь, плохая...

«КАК ОНИ ЖИВУТ, В ТОЙ АМЕРИКЕ?»

Находившись по двору, покормив поросят, коз, собак, дед садится перед телевизором. На вечернее время приходятся все боевики. Митро Кириллович смотрит их охотно и комментирует: «Вот так!», «Эх, он ему врезал!» «Ну, конец машине. Кто же ее отремонтирует после такой аварии?»

По окончании какого-нибудь «Агента 007» или «Никиты» он, бывало, обеспокоенно спрашивает: «И как они живут, в той Америке? Одни убийства!»

Однажды выпал случай ему узнать непосредственно, как они там живут. Был храмовой праздник. В гости к соседу приехала американская волонтерка из Корпуса Мира. Немолодая уже женщина, она очень хотела узнать о жизни в украинском селе, походить по лесу. Не успели переступить порог, как в дом вбежал дед. Одетый во все чистое, он производил потрясающее впечатление. Дальше — больше. Дед начал поздравлять с праздником и целовать женщинам руки.

Луис, которая знает всего несколько слов, похожих на русские, растерянно молчала. Она и в более привычной обстановке не очень разговорчива, зачастую ограничивается «Yes», «No», «I like», «I don’t understand». А здесь столько впечатлений!

Так вышло, что соседу и его жене- переводчице пришлось ненадолго покинуть гостей. Через минуту из приоткрытых дверей послышалось:

— А картошка в этом году была, к черту, плохая... Только синяя... выросла ничего себе... Из куста — по полведра... А у вас картошка как растет? А колорад есть? А медведки жрут?

Три многоточия автор вынужден употреблять для перевода языка Митра Кирилловича на подобие литературного. Он употребляет крепкие выражения повсюду и автоматически, не принимая во внимание состав и характер аудитории.

На второй день, встретив деда, сосед укорил:

— Что же вы, Митро Кириллович, подводите наш народ? Дискредитируете! Разве можно так материться при международных контактах?

— Я? — искренне удивился потомок казака Миргородского полка. — Я никогда себе этого не позволяю. Тем более с иностранками! — Он махнул рукой. — А зачем ты говорил, что она по- нашему не понимает? Я спрашивал, растет ли у них картошка, а она все время говорила: «Есть». И с колорадом они борются. Медведки — не знаю, что- то она говорила, но я не понял. Ну, я же вчера немного выпивши был, на храм — оно положено.

КРЕСТЬЯНЕ И «НАЧАЛЬСТВО»

Электричество в селе начали отключать на второй или третий день после президентских выборов. По три раза в день, последний раз с восьми до десяти вечера, как раз когда по телевизору идут самые интересные программы. Митро Кириллович терпел, с пониманием ситуации на энергорынке. Однако когда выключили на «Поле чудес», он вскипел. «Поле чудес» — его любимая передача. И не потому, что он любит кроссворды, совсем нет. Его просто поражают призы. «Какие подарки дарят, а? Ну, как они их домой везут — холодильник, телевизор и этот, как его, твистер!»

Свет исключили как раз на «твистере». Разъяренный дед пришел к соседу:

— Ну, как давят, а? Ну, давят, ну, давят!

В Миргородах к власти особое отношение. Может быть, потому, что их основатель в давние времена сам побывал у власти. Здесь всех людей делят на «наших», «прибывших» и «начальство». «Наши» — это местные, хотя однажды женщина, прожившая здесь двадцать лет, жаловалась, что ее за свою не признают. Правда, тогда она выполняла поручение сельсовета по подворовому учету скота. «Прибывшие» — это, как правило, переселенцы из Западной Украины или бывшие целинники, которым еще совхоз построил целую улицу однообразных домиков. У «прибывших» не разживешься на водку: они и не гонят, и своих домиков не достраивают — скорее, доски или колоды выменяют на литр-другой. А «начальство» — это все остальные: председатель сельсовета, люди из района, да и дачники, особенно те, которые приезжают на машинах...

Верховная власть — на особом уровне. Депутаты, министры и всяческие там вице-премьеры для Миргородов не имеют никакого значения. Это — просто «начальство», о котором они слышат по радио. Но баба Нина считает, что депутаты — это неверное «начальство». Когда по радио транслировали заседание Верховной Рады, она обязательно выключала громкоговоритель, приговаривая:

— Опять про этих депутатов... Они еще Ленина из музея вынесут! А Ленин был хорошим, он за бедных был...

ПОСЛЕДНИЕ ДОСКИ

Село Миргороды раскинулось на опушке старого соснового бора, но хорошие доски здесь всегда были в цене. Лесники и сейчас строго смотрят на тех, кто тянет колоду, хотя лес не без их помощи укрылся огромными проплешинами вырубок. Строительное дерево местные всегда добывали, работая зимой у тех же лесников: то молодняк прореживали, то стволы валили. Расплата — лесом.

Но сосны усыхают и без людей. Издавна такие можно было пилить без разрешения. Местным хуторянам, конечно, не дачникам. Пилить можно, а чем возить? Люди умудряются на велосипедах. Но на раме можно перевезти только коротняк.

Как-то прямо на опушке усохли три сосны. Дед заприметил их сразу и побежал к Николаю Журавлю:

— Коля, я тебе прощу долг за две бутылки, только перевезем твоим трактором бревна!

Николай, понимая, что ему придется не только возить, но и пилить, начал говорить, что трактор — без стартера, что солярки мало...

Дед махнул рукой, наморщив и без того морщинистый нос, и спросил:

— Так когда долги отдашь?

Николай сплюнул, пошел искать какую-то машину, чтобы дернуть свой Т-25.

Дед же приглядел те деревья себе на гроб.

Спилили и перевезли. По осени он распылил колоды на своей циркулярке. Вышли отличные доски-«сороковки», а то и «пятидесятки». Но из сухостоя, здешние плотники такой материал не уважают: недолговечный.

Когда Митро Кириллович похвалился соседу, что имеет материал на гроб, тот так и сказал: недолговечный. Дед помрачнел:

— Что, сгниет?

— Да нет, потрухнет, вас ведь еще и дубиной не убьешь!

Старому уже больше семидесяти, но каждую неделю он ездит на «веломашине» в соседнее село к любимой. Она старше его на два года.

— Ну, не знаю, — ответил Митро Кириллович. — Где же я сырое дерево возьму? Если посадить сосны, они же не успеют вырасти. Разве тополь?

До товарного состояния сосна растет пятьдесят лет. Тополь и за двадцать вырастет. Дед был бы и не прочь подождать, но он засомневался. Так ничего и не посадил.

КАК ЖИВОЙ!

Людей в нашем селе с каждым годом становится все меньше. Зато все больше дачников. Они покупают старые дома, строят новые, но никогда не становятся здесь своими. Дачники — они дачники и есть. Дачники-неудачники. Прибывшие, одним словом.

Рядом с Митром Кирилловичем живет врач. Она приезжает с большой пегой вислоухой собакой, и это не очень нравится людям. Пока идут от электрички, Джек бегает по улице, гоняет кур. Он их не хватает, но, видно, радуется, когда птицы с криками разлетаются. Нет, собака должна сидеть на цепи.

Никто толком не знает, как ее зовут, где она работает. О ней говорят: «врачиха, которая купила избу у Варенихи». С ней дружит только Митро Кириллович. В выходные она хозяйничает в огороде, а он стоит на меже, дает советы. В нашем селе люди добрые, на советы никто не скупой. И хотя у «врачихи» урожаи лучше, чем у него, она все слушает, а иногда и сто грамм наливает. Когда-то раньше у нее спирт был, теперь нет, самодельной угощает. Ничего, крепкая. Сама гнала, хвалилась.

Однажды летом Джек, охотничий курцхар, нашел в заборе дыру и помчался по огороду. Вскоре появился и с гордостью положил на крыльцо охотничью добычу — кролика. Кролик был грязным, вывалянным в земле и, конечно, дохлым. Джек гордо сидел, ожидая от хозяйки похвалы.

Она же, увидев этого кролика, просто обомлела. Вспомнила, как неделю или две назад Митро рассказывал, что хочет завести кроликов. Крольчих ему дала сестра, а племенного самца привез из города сын. Купил на базаре. Митро Кириллович тогда еще сердился, что дорого, правда, крольчата от него будут крупные.

Женщина представила, как во двор заходят мужики с ружьями и стреляют в Джека. Иван-Кацап уже грозился из-за кур. Она схватила кролика, занесла его в дальнюю комнату и заперла дверь. Потом налила в миску теплой воды, добавила шампунь. Положила кролика в миску и, преодолевая отвращение, начала мыть. Следов от собачьих зубов не нашла. Сменив воду, сполоснула мертвое животное, а потом высушила мех феном.

Вот-вот должна приехать хлебная машина. Уже три года, как в селе закрылся магазин, хлеб и продукты привозят в будке через день в одиннадцать, и к ней собираются люди со всего угла. Увидев, что Митро Кириллович пошел к машине, она завернула кролика в чистую тряпку и незамеченной прошла в его двор через огороды. Положила тело в клетку и закрыла дверцу.

Через полчаса появился сосед. Не здороваясь, он спросил:

— Степановна, у тебя выпить есть? А спирта нет? Ну, налей своей, а то у меня, наверное, крыша поедет.

— Что такое?

— Да, такое, что и говорить страшно. Ты помнишь, я тебе про кролика рассказывал, что его сын купил?

— Нет, — на всякий случай сказала соседка.

— Ну, как не помнишь, ты меня еще и поправляла об его породе. Шишило, или как? Да, ладно. Вот что получилось. Позавчера я его случил с крольчихами. А он взял, да и сдох. Жаль было. Ну, я его закопал за огородом. А вот прихожу, смотрю, клетка закрытая. И он в ней лежит. Как живой! Может, еще нальешь?

Потом этот случай через дачников попал в «Интернет» как анекдот. Его рассказывают, но имен не называют. Забыли героя, как это часто у нас бывает.

Михаил БИДЕНКО
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ