Что дальше? Этот вопрос неизбежно встанет не только перед всей страной, которая через две недели, в независимости от персоналии избранного Президента, начнет расхлебывать все то, что было сотворено с ней за прошедшие пять лет «учений» и «экзаменов». Такой вопрос встанет и перед нашим ТВ, для которого тоже наверняка наступит время больших или не очень, но перемен. И если о процессе возможного перераспределения политического и финансового влияния говорить еще, пожалуй, рановато, то о проблемах свободы слова и прессы — по-моему, в самый раз. Что мы имеем в результате почти что пройденного страной выборного процесса на сегодня? Достаточно прогрессивному законодательному обеспечению свободы слова и прессы у нас противостоят: 1) слабая разработанность механизмов проведения в жизнь и наказания за нарушение законодательных основ свободы слова; 2) зависимость судов от исполнительной власти и их следование, в отсутствии института присяжных, букве закона, часто несовершенного, а не права; 3) такие бизнесовые условия существования СМИ, что они зависимы не только от инвестиций и рыночной конкуренции, но и от политической «крыши». Всегдашняя «виноватость» наших бизнесменов, в том числе и телевизионных, перед фискальными органами, делает их «ручными» по отношению к исполнительной власти, которая сполна не только использует эту ситуацию, но и провоцирует ее.
В итоге общество не смогло противостоять стремлению государства тотально контролировать СМИ, которое всегда обостряется во время выборов. И к восьмому году независимости мы подошли к фактическому попранию властью закрепленной Конституцией свободы слова, главной целью которой, как известно, является общественный контроль над властью и поощрение дискуссии в обществе. К примеру, как в 1964 году установил Верховный суд США в связи с делом «Нью-Йорк таймс» против Сулливана», признанного в США основным делом по свободе самовыражения за всю историю этой страны, общественные дискуссии не должны испытывать ограничений, налагаемых государственными властями. Причем «дебаты на политические темы должны быть свободными, оживленными и открытыми, допускаются резкие, язвительные и порой прямо неприятные и острые нападки на власть и общественных функционеров» (цитируется по книге «Верховный суд США о гражданских правах и свободах», издательство «Бега», Польша). И вряд ли у нас есть повод гордиться тем, что де в период этих выборов у нас не было закрыто ни одной общенациональной газеты или телекомпании (как сказал кто-то из участников «Ночи выборов» на «1+1» ). Ну, во-первых, не было закрыто потому, что ни одно из оппозиционных изданий не покушалось на «святое»: финансовые дела «семьи» с Банковской, в отличие от закрытой во время парламентских выборов «Правды Украины». Во-вторых, безусловно, власть научилась действовать гораздо изощренными методами, чем «наивное» просто закрытие. К чему же — если благодаря «услугам» многочисленных своих подразделений — от санэпидемстанций и налоговых инспекций до Госкомитета по информации, имеющего отношение к лицензированию СМИ, можно просто вынудить издателей говорить или писать то, что удобно власти, вплоть до введения прямой цензуры?! А в-третьих, еще раз зафиксируем: уже сами по себе возможность и стремление государственной власти «разрешать» или «не разрешать» дискуссии, позволять или не позволять выход на частном (!), с зарубежными инвестициями (!) телеканале «1+1» тех же, скажем, «Эпицентр-дебатов», возможность безнаказанно в любой момент «заткнуть» рот своим критикам — как это случалось в сегодняшней Украине не раз, не два, а счет должен идти на десятки «изнасилованных» властью изданий — означают, что о свободе прессы в Украине говорить вряд ли имеет смысл.
Именно из этого и следует исходить, пытаясь далее прогнозировать, что же будет происходить с нашими СМИ и с ТВ в частности далее. Что будет происходить в стране, где попытка «играть по правилам», предпринятая той же «каневской четверкой», попытка вести борьбу методами, общепринятыми для всех цивилизованных стран, методами, использующими аргументированную критику вместо «грязных технологий», основывающихся на подтасовках или лжи, была побеждена противостоящим ей беспределом власти, не гнушавшейся на этих выборах ничем, в том числе и в информационной сфере. И когда во время той же «Ночи выборов» от «1+1» главный редактор «Киевских Ведомостей» Олег Медведев говорит, что де сейчас на наши СМИ просто свалился точно такой же административный пресс, насчет которого все дружно промолчали во время выборов киевского мэра (мол, тогда надо было протестовать) — то это опять передергивание главной проблемы. Ибо угроза для свободы слова начинается не тогда, когда государственная власть, пусть даже супернавязчиво и массированно, доносит свою позицию, а тогда, когда власть имеет возможность подавлять оппозицию, когда власть приобретает монополию на истину. У Александра Омельченко такой монополии не было — ибо газете «Хрещатик», скажем, (учрежденной, кстати, городскими исполнительной и представительной властями, поддерживающими совместно его кандидатуру), противостояли «Киевские Ведомости» Г. Суркиса, а городским телекомпаниям «Киев» и «ТЕТ» — общенациональные «Интер» и... УТ-1, также поддерживающие Г. Суркиса. На нынешних же выборах не только была не допущена в эфир УТ-1 точка зрения ВР, хотя Национальная телекомпания подотчетна в том числе и парламенту, а не только Президенту. Но исполнительная власть имела возможность и сделала все для того, чтобы не допустить альтернативные точки зрения и на другие каналы, в том числе частные. Уничтожение свободы прессы начинается тогда, когда государство имеет и начинает безнаказанно использовать рычаги запретительного влияния и контроля. Причем рычаги не открытые, гласные, которые используются в некоторых странах, например, для регуляции рыночных взаимоотношений в области СМИ, противостояния рыночной цензуре. А рычаги подковерного давления. Если бы в стране был обеспечен действительно равный доступ к СМИ всех кандидатов в Президенты, ограниченный лишь их финансовыми возможностями, если бы все спорные вопросы оперативно и справедливо решались в действующем Нацсовете по ТВ и РВ, независимых судах, если бы шла открытая дискуссия всех политических и общественных сил — тогда даже агрессивность не помогла бы тому же УТ-1 сделать свое влияние на общество тотальным.
В условиях же, когда общество еще не созрело до того, чтобы вынудить органы власти понять, что правят не собственно они, а права, которым подвластны также и они, роль и участь СМИ — печальны. Даже если после предвыборного небывалого давления политическая власть (кто бы, повторимся, не пришел к президентству) несколько «попустит вожжи» — что вполне вероятно, воспоминания об учиненном насилии и уверенность в возможности повторения подобного будет крепко держать наши СМИ, прежде всего электронные, в рамках если не цензуры, то самоцензуры. Самоцензуры, которая шепчет нам на ухо о том, что на карту поставлено многое: твой бизнес или твоя работа, карьера, интересы семьи, материальное благополучие... Самоцензуры, которая нередко даже в большей степени, чем цензура, ведет нас к единомыслию.
Поскольку свою лепту в возможную победу Л. Кучмы внесло достаточно большое количество старых и новых кланов, развертывание борьбы между ними в послевыборный период, когда исчезнет одна объединяющая их цель, неизбежно. Борьба изданий, принадлежащих этим придворным кланам, различающимся не по идеологии, а по интересам, заменит у нас общепринятую для здоровых обществ здоровую борьбу разных общественных идей и разных общественных групп, в том числе резко оппозиционных к власти. Ибо у нашей оппозиции нет и сотой доли тех средств и возможностей, которые есть у власти.
Наши вышинские постепенно начнут вырастать в доренков — только, конечно же, на нашем провинциальном уровне. В начале 90-х на волне демократизации страны в нашей журналистике появилась некая «когорта» профессионалов, руководствовавшихся идеями свободной и честной журналистики, ставящей во главу угла объективность информации — при вольности комментариев и аналитики, и допускающей политическую заангажированность лишь убеждениями. Теперь же сформируется иное племя, самым высоким «принципом» которого будет отсутствие всяких принципов, для которого факт будет являться таковым, если только он будет выгоден «хозяину», в противном же случае, если перефразировать Иосифа Виссарионовича, «нет факта — нет проблемы». Что подобная «журналистика» может лишь манипулировать общественным сознанием — это понятно, но не менее важно и то, что она саморазрушительна и для самой профессии. Едва выбравшись из советской перевернутой системы координат, мы рискуем вновь оказаться в роли агитаторов, пропагандистов, «пачкунов», «проституток» — а не в нормальной для профессии ипостасях то ли информационщиков, то ли аналитиков, то ли публицистов, рассматривающих проблему с точки зрения собственных, в том числе и нравственных, оценок.
Таким образом, почти тотальная монополизация влияния на СМИ государственной властью, втягивание СМИ в подковерную борьбу кланов, самоцензура, падение профессионализма — это то, что вполне реально может определять жизнь украинских журналистов на ближайшие годы. Каковы при этом могут быть поводы для оптимизма? Да вряд ли их много — а, может, и вовсе один. Это надежда на то, что, с одной стороны, усиление манипулирования и насилие над общественным сознанием, а с другой — хоть и уродливая, грубая — но, тем не менее, являющаяся хотя бы каким-то суррогатом «свободного рынка идей» борьба клановой прессы ускорит процесс вызревания у народа желания отстаивать свои права и свободы, в том числе и свободу слова. Ибо, как сказал когда-то некий судья Брандейс (США), «самой большой угрозой для свободы является апатичный народ». Трудно с этим не согласиться.
Кстати, как сообщает «Интерфакс» со ссылкой на британскую службу Би-Би-Си, Европейский союз выделит 5,5 млн. долларов на финансирование деятельности независимых средств массовой информации, профсоюзов и неправительственных организаций в Белоруссии. Данное сообщение было сделано по окончании двухдневного визита в Минск делегации ЕС. По словам руководства Евросоюза, эти средства помогут белорусам добиться создания в республике гражданского общества.
