Ти, брате, любиш Русь, як хліб і кусень сала...
Сократу приписывают слова: «Чем больше я узнаю мир, тем явственнее убеждаюсь, что ничего не знаю». Эту мысль вполне можно отнести к гениям различных времен и народов: иллюзия — думать, что мы знаем о них все или хотя бы многое. На самом деле они почти неизвестны нам, даже если их книги являются обязательными для изучения во всех школах, а их портреты украшают национальную денежную единицу. Ибо мысли гениев, как правило, доходят к нам (если мы желаем о них знать!) через посредничество недобросовестных комментаторов.
Так произошло и с человеком, наследие которого стало, безусловно, вершиной духовной жизни Украины конца XIX — начала XX века — Иваном Яковлевичем Франко. Советская идеология подчеркнуто уважительно относилась к его памяти — гениев такого масштаба невозможно обойти умолчанием. С Франко поступили иначе — его подлинные взгляды были, по сути, замурованы каменной кладкой догматических, цинично упрощенных толкований. А сверху — чтобы показать, что должным образом ценят — возложили цветы. Искусственные.
Что должен был знать рядовой украинский интеллигент о Франко в советские времена (этот стереотип кое-где существует и теперь, вот почему имеем основания говорить о «неизвестном Франко»)? Революционный демократ, выступавший за уничтожение существующего строя силовым путем, ученик российских революционеров-демократов — Виссариона Белинского и Николая Чернышевского, интересовался марксизмом, даже перевел раздел из «Капитала», но в общем «не дорос» (!) до него. Прежде всего – великий Художник слова, его же политические взгляды, хотя и являются передовыми, впрочем, не всегда четкие (в сталинскую эпоху добавляли: «не лишены национальной ограниченности...»).
Выход из этого лабиринта догм один — читать самого Франко, помня, что это был не только выдающийся писатель, но и чрезвычайно проницательный политический мыслитель, философ, историк, экономист, искусствовед, критик. Кстати, чтобы представить себе, что такое труд такого гения, как Франко, напомним только одно: 50 томов его произведений, изданных в Киеве в 70–80 годы, охватывают едва половину всего им написанного! При жизни Франко создано более 6 тысяч художественных произведений и научных трудов, иными словами, новое произведение появлялось каждые два дня — и так вплоть до смерти. Следовательно, вчитаемся во Франко без пересказчиков!
Был ли он революционным демократом? Революционером в сфере духа — безусловно, ибо всю жизнь воевал с тупым консерватизмом, догматическими суевериями, мертвым застоем. Относительно политических взглядов — здесь значительно сложнее. Вот что писал сам Иван Яковлевич о своем отношении к марксизму в предисловии к сборнику «Мій Ізмарагд» (1898 г.): «Сознаюсь, я никогда не принадлежал к верным той религии и имел отвагу среди насмешек и надругательства ее адептов нести смело свой стяг старого истинно человеческого социализма, опирающегося на этническое, широко гуманное воспитание народных масс, на продвижение и общее распространение образования, науки, критики, человеческой и национальной свободы, а не на партийный догматизм, не на деспотизм предводителей, не на бюрократическую регламентацию всей человеческой будущности, не на парламентарное мошенничество, которое должно вести к тому светлому будущему».
Кстати, о «деспотизме предводителей». Еще в 1903 году Франко пророчески предупреждал: марксистское учение о диктатуре пролетариата, с которым он категорически не соглашался, неминуемо приведет к таким жестоким формам диктатуры одного человека, в сравнении с которыми даже древние восточные тирании станут едва ли не образцом свободы. Последующие события показали, насколько глубоким было это предвидение...
Расходился Франко с марксистским учением и в другом вопросе: отношении к национальному движению. Он не воспринимал попыток рассматривать национальный вопрос как что- то второстепенное, вторичное относительно вопроса социального, классового — для него и те, и те проблемы были одинаково важными. Франко подчеркивал: «Все, что идет вне рамок нации, это или фарисейство людей, которые интернациональными идеалами рады бы прикрыть свои соревнования к господству одной нации над другой, или болезненный сентиментализм фантастов, которые рады бы широкими и общечеловеческими фразами прикрыть свое духовное отчуждение от родной нации» (статья «За пределами возможного», 1900 г.).
Очень актуально звучит сейчас еще одна мысль из этой статьи на фоне недавних утверждений о том, что «национальная идея» не сработала, что сначала нужно поднять экономику, накормить народ. Вот слова Франко: «Национально-экономические вопросы сами по себе, с железной консеквенцией (последовательностью. — И.С. ) прут всякую нацию к завоеванию для себя политической самостоятельности, а в противном случае раскрывают перед нею неминуемую перспективу экономического невольничества, угасания, пауперизации, культурного застоя и упадка». А те, «кто не ставит этот вопрос так широко», кто убежден в невозможности независимой Украины, учитывая «желудковые» интересы, это, с уничтожающим сарказмом пишет Франко, «сторонники здорового холопского разума».
Итак, как писал Франко, перед интеллектуальной элитой Украины стоит неотложная задача: «Сотворить из огромной этнической массы украинского народа украинскую нацию, цельный культурный организм, без которого сегодня ни одна нация и ни одно, хоть и очень сильное государство, не может состояться». Для этого «мы должны научиться слышать себя украинцами — не галицкими, не буковинскими украинцами, а украинцами без официальных границ».
Кто-то, прочитав эти строки великого мыслителя и писателя, увидит в них национализм. Нет! В душе настоящего гения (и Франко также) нет места чувствам национальной злобы. Вот его слова 1905 года: «Мы все русофилы. Мы любим великорусский народ и желаем ему всяческого добра, любим и изучаем его язык, читаем на этом языке». Когда в 1904 году издатели знаменитой русской энциклопедии Брокгауза и Эфрона предложили Франко, как самому выдающемуся украинскому писателю того времени, написать ряд статей на русском языке о современном состоянии и истории украинской литературы, он охотно согласился на это. Иван Яковлевич свободно владел польским и немецким языками, писал на них художественные произведения и научные исследования. Он постоянно подчеркивал необходимость единения украинских и польских людей Галичины, опасность раздора между ними. И все же ежеминутно любовью его сердца была Отчизна, Украина.
1898 год. Франко пишет статью «Кое-что о себе самом», где есть, в частности, такие поразительные строки, страстность и исповедальная искренность которых не может оставить равнодушным: «Мой украинский патриотизм, это тяжелое бремя, которое мне судьба возложила на плечи. Я могу вздрагивать, могу тихо проклинать судьбу, которая возложила мне на плечи это бремя, но ведь сбросить его не могу, не могу искать другую родину, ибо стал бы подлецом перед собственной совестью. И если что- то облегчает мне двигать это бремя, так это образ того украинского народа, который хоть и притесняли, хоть он темный, хоть его долгие века деморализовали, хоть теперь и бедный, неповоротливый, но, однако, потихонечку просыпается, во все более широких массах ощущает жажду света, правды, справедливости и ищет к ним дорогу. Поэтому и стоит работать для пользы тому народу, и ни какой честный труд не пропадет зря».
Для него это были не просто слова. Титан духа, равный по масштабам великим деятелям Возрождения, Франко отдал свою жизнь каторжному труду на благо родного народа. Знал он и тюремные решетки, и изнурительную политическую борьбу за место в австрийском парламенте; иногда не имел на что купить хлеба, и приходилось зарабатывать на жизнь переводами и корректурой чужих произведений. Лучший сын народа, который писал для 50 различных европейских изданий, кандидатура которого в 10-е годы ХХ века выдвигалась на Нобелевскую премию (не мог представитель нации, которая не имела своего государства получить ее; впрочем, не получил эту премию и россиянин Лев Толстой), часто ходил по улицам родного Львова одинокий, в старой одежде, с покрасневшими от постоянной работы глазами, а в руках нес, словно сокровище, буханку хлеба.
Но дух его не был сломлен до конца, Франко призывал: «мы должны сердцем чувствовать свой идеал, должны умом уяснять для себя его, должны приложить все силы и средства, чтобы приблизиться к нему». И далее: «Тысячные тропы, которые ведут к его осуществлению, лежат просто-таки под нашими ногами, и только от нашего осознания этого идеала, от нашего согласия на него будет зависеть, пойдем ли мы этими тропами в направлении к нему, или, может, повернем на совсем иные тропы».
Михаил Булгаков сказал о своем любимом Мольере: «Для его славы уже ничего не требуется. Но он нужен для нашей Славы». Это сказано как будто о Франко. Лучшее, что можно сделать для нашей славы — жить так, чтобы, воскреснув, он уже не смог бы повторить свои горькие слова: «Деревце нашей духовной и политической жизни оказалось мизерной клюкой, покрытой коростой и грибами».
