Гоголь всю жизнь пребывал в постоянном поиске, жил Украиной, рвался к ней, однако творил далеко от родины, где ему было не всегда уютно, где его не всегда понимали. Я убежден: если бы Николай Васильевич жил в Украине, он не покинул бы так рано этот мир. Трагедия Гоголя — в том, что он реализовывал себя в соседней ментальной среде, которую считал довольно близкой и братской. Творил на русском потому, что, по Максимовичу, «такая уж историческая судьба Малороссии, что ее своеобразному языку не пришлось стать письменным языком ее, — что главным органом ее письменного и книжного высказывания были поочередно церковнославянский, западнорусский и наконец, нынешний русский язык». (Ян О. «Чарующий дар слова...»). Тем не менее последние слова Николая Васильевича были на украинском. Это своеобразное покаяние за неполное осознание и ощущение, непонимание струн собственной души, которая вопреки всему имела национальный характер, что и проявлялось, как в литературной, так и в историко-исследовательской работе Гоголя.
Перед Гоголем должно благоговеть, как перед человеком, одаренным самым глубоким умом и самой нежной любовью к людям.
С этими словами Кобзаря не может не согласиться тот, кто прочитал хотя бы одно произведение гениального украинца Николая Васильевича Гоголя. Шевченко его современник, коллега по перу, был известен в основном по книжным страницам. И хотя оба Мастера слова по-разному смотрели на мир, что естественно, по-разному относились друг к другу, оба были пламенными патриотами Украины, ее многострадального народа, интересовались и любили прошлое родной земли.
Интерес Гоголя к истории проявился еще с детства. В Васильевке, на Полтавщине, где прошло его детство, от родителей, которые свято хранили память предков, Николай узнал о генеалогии своего рода, его зачинателях и легендарных представителях. В селе Кибинцы, в имении родственника Гоголей помещика Трощинского, он впервые познакомился с трудами, посвященными Украине, историков М. Берлинского, Д. Бантыш-Каменского, О. Ригельмана. Под впечатлением полученных знаний о прошлом, уже в Нежинской гимназии высших наук князя Безбородько, где будущий писатель учился с 1821 по 1828 годы, Гоголь создает свой начальное литературно-историческое произведение «Братья Твердославичи, славянская повесть». Первый блин получился комом. Друзья-гимназисты посоветовали ему писать только стихи. «Беллетрист из тебя не вытанцуется, это сейчас видно». На что Николай «совершено спокойно разорвал свою рукопись на мелкие клочки и бросил в топившуюся печь». Тем не менее непризнание товарищей не остановило будущего литературного классика, автора всемирно известного «Тараса Бульбы».
В гимназии Гоголь собирает песни, думы, баллады, пословицы, поговорки, ведет записную книжку под названием «Книга всякой всячины, или подручная энциклопедия». В ней были записаны самые разнообразные материалы: «Мысли об истории в целом», «Кое-что об истории искусств», «Лексикон малороссийский», «Древнее вооружение греческое», «Вирша говоренная Потемкину запорожцам», «Выговор гетмана Скоропадского Василию Скалозубову», «Декрет Миргородской ратуши 1702 г.», «Игры, развлечения малороссиян».
Первый литературно-исторический опыт, сбор и фиксация исторических источников, безусловно, пригодились Гоголю в Петербурге, куда он прибыл по окончании гимназии, а историческая тематика заняла видное место в его творчестве. Приблизило Николая Васильевича к познанию тайн истории и место работы. С февраля 1831 года, оставив службу в Департаменте уделов, где, по свидетельству Пантелеймона Кулиша, «Гоголь был плохим чиновником, и, по собственным словам, извлек из службы в этом учреждении только разве ту пользу, что научился сшивать бумагу», он начинает работать в Петербургском женском патриотическом институте (закрытом пансионе с программой гимназии) на должности старшего учителя истории. Содействовал этому тогдашний инспектор этого учебного заведения, будущий ректор Петербургского университета П. Плетнев, который, кстати, во времена своего ректорства (1845) трудоустроил и Кулиша. Молодым девушкам основы исторической науки Гоголь преподавал до 1835 года, вместе с ними познавая глубины «учительницы жизни».
В декабре 1833 г. Гоголь написал статью «О преподавании всеобщей истории». Она была напечатана в февральском номере «Журнала Министерства народного просвещения» под названием «План преподавания всеобщей истории». Публикация в главном образовательном журнале России свидетельствовала об авторитетности мыслей автора, который разработал собственную методику преподавания курса всемирной истории. «Прежде всего, — отмечает Гоголь, — почитаю необходимым представить слушателям эскиз всей истории человечества, в немногих, но сильных словах и в нераздельной связи, чтобы они вдруг обняли все то, в чем будут слышать, иначе они не так скоро и не в такой ясности постигнут весь механизм истории... Я набрасываю здесь эскиз для того, чтобы показать вместе, в каком виде и в какой связи должна быть история».
Также автор подчеркивает, что: «Всеобщая история, в истинном ее значении, не есть собрание частных историй всех народов и государств без общей связи, без общего плана, без общей цели... Она должна собрать в одно все народы мира, разрозненные временем, случаем, горами, морями, и соединить их в одно стройное целое; из них составить одну величественную полную поэму... Мир должен быть представлен в том же колоссальном величии, в каком он явился, проникнутый теми же таинственными путями Промысла, которые так непостижимо на нем означились».
Работа была написана для представления министру народного образования Уварову как программа будущего преподавания. Была также другая цель: получение должности на кафедре всемирной истории Киевского университета, процесс создания которой шел именно в это время. В декабре 1833 года Гоголь писал по этому поводу А. Пушкину: «Во мне живет уверенность, что если я дождусь прочитать план мой, то в глазах Уварова он меня отличит от толпы вялых профессоров, которыми набиты университеты. — Я восхищаюсь заранее, когда воображу, как закипят труды мои в Киеве. Там я выгружу из-под спуда многие вещи, из которых я не все еще читал вам. Там кончу я историю Украйны и юга России и напишу всеобщую историю, которой, в настоящем виде ее, до сих пор, к сожалению, не только на Руси, но даже и в Европе нет. А сколько соберу там преданий, поверьев, песен и проч.!».
Тогда же он напишет будущему первому ректору Киевского университета М. Максимовичу, который в то время еще работал в московском университете и только мечтал о кафедре русской словесности в Киеве: «Я тоже думал: туда, туда! В Киев, в древний, прекрасный Киев! Он наш, он не их, — не правда? Там или вокруг него деялись дела старины нашей! ...Да, это славно будет, если мы займем с тобой киевские кафедры, много можно будет наделать добра». В частной переписке с Максимовичем Россию он называет «Кацапия», а Украину «Гетманщина», так различая две Руси. По мнению Гоголя, «...Южная Россия, под могущественным покровительством Литовских князей, совершенно отделилась от северной. Всякая связь между ними разорвалась; составились два государства, называвшиеся одинаковым именем — Русью, одно под татарским, другое под одним скипетром с литовцами. Но уже сношений между ними не было: другие законы, другие обычаи, другая цель, другие связи, другие подвиги составили на время два совершенно различные характеры».
В начале 1834 года в трех российских периодических изданиях напечатано «Объявление об издании Истории Малороссийских козаков, сочинения Н. Гоголя (автора «Вечеров на хуторе близ Диканьки)». В нем намечен план будущей работы и содержится обращение к «просвещенным соотечествнникам» предоставить исторические источники «...летописи, записки, песни, повести бандуристов, деловые бумаги (особенно относящееся к первобытной Малороссии)». Николай Васильевич считал, что не написана еще основательная история Украины. «...Я решился принять на себя этот труд и представить сколько можно обстоятельнее: каким образом отделилась эта часть России; какое она получила политическое устройство, находясь под чужим владением; как образовался в ней воинственный народ, означенный совершенною оригинальностью характера и подвигов; каким образом он три века с оружием в руках добывал права свои, упорно отстоял свою религию; как, наконец навсегда присоединился к России, как исчезло воинственное бытие его и превращалось в земледельческое; как мало-помалу вся страна получила новые, взамен прежних, права и, наконец, совершенно слилась в одно с Россиею».
В «Объявлении...» Гоголь подчеркивает: «До сих пор у нас еще не было полной, удовлетворительной истории Малороссии и народа, действовавшего в продолжении почти четырех веков независимо от России. Я не называю историями многие компиляции (впрочем, полезные как материалы), составленные из разных летописей, без строгого критического взгляда, без общего плана и цели, большую частию неполные и не указавшие доныне этому народу места в истории мира.
...Около пяти лет собирал я с большим старанием материалы, относящиеся к истории этого края». В письме к своему другу М. Максимовичу, еще в ноябре 1833 года, он отмечает: «Теперь я принялся за историю нашей единственной бедной Украйны. Ничто так не успокаивает, как история». «Я весь теперь погружен в Историю Малороссийскую и Всемирную ... Малороссийская история моя чрезвычайно бешена, да иначе, впрочем, и быть ей нельзя. Мне попрекают, что слог в ней слишком уже горит, не исторически жгуч и жив; но что за история, если она скучная!» — подчеркивает Николай Васильевич в письме профессору Московского университета М. Погодину.
Погодин предложил Гоголю попробовать свои силы преподавателя истории в Московском университете, на что тот ответил следующее: «На предложение твое об адъюнктстве (в Московском университете) я вот что скажу тебе. Я недавно только что просился профессором в Киев, потому что здоровье мое требует этого непременно, также и труды мои. Вот чем можно изменить мне искание профессорства, которое, если бы не у нас на Руси, то было бы самое благородное звание. Прося профессорства в Киеве, я обеспечиваю себя там совершенно в моих нуждах, больших и малых; но взяв московского адъюнкта, я не буду сыт, да и климат у вас в Москве ничуть не лучше нашего чухонского, петербургского». Что касается «сытости», то Гоголь, на мой взгляд, имел в виду не только пищу материальную, но и духовную, которая именно в Киеве, в украинской среде наполняла бы его душу сполна.
Николай Васильевич очень хотел работать в первой столице Руси, он рвался туда своими мыслями, всем своим сердцем. Еще накануне 1834 года Гоголь писал: «Таинственный, неизъяснимый 1834! Где означу я тебя великими трудами? Среди ли этой кучи набросанных один на другой домов, гремящих улиц, кипящей меркантильности, этой безобразной кучи мод, парадов, чиновников, диких северных ночей, блеску и низкой бесцветности? В моем ли прекрасном, древнем, обетованном Киеве, увенчанном многоплодными садами, опоясанном моим южным прекрасным, чудным небом, упоительными ночами, где гора обсыпана кустарниками, со своими как бы гармоническими обрывами, и омывающий ее мой чистый и быстрый, мой Днепр. — Там ли?»
Получив сообщение от Максимовича о его назначении на работу в Киевский университет, Гоголь невероятно обрадовался и был убежден, что скоро окажется там тоже. В своем ответе другу 27 июня 1834 года он, в частности, отмечал: «Я к тебе буду, непременно буду, и мы заживем вместе... Ты приготовишь там все к моему прибытию и приищешь местечко для покупки, ибо я хочу непременно завестись домиком в Киеве, что, без сомнения, и ты не замедлишь учинить, со своей стороны».
Однако надежды на плодотворный труд в Киеве не осуществились. Поэтому Гоголь решил связать реализацию дальнейших своих планов с Петербургом. В патриотическом институте, как особое вознаграждение «г-ну Гоголю-Яновскому», «сверхкомплектными воспитанницами» стали две его родных сестры, а с 24 июля 1834 года он «определен адъюнктом по кафедре истории при императорском Санкт-Петербургском университете». Вот как объяснил произошедшее Гоголь Максимовичу: «Я хорошенько разочтя, увидел, что мне выбраться в этом году нельзя никак из Питера: так я связался с ним долгами и всеми делами своими, что было единственною причиною неуступчивости моих требований в рассуждении Киева. Итак, я решился принять предложение остаться на год в здешнем университете, получая тем более прав к занятию в Киеве. Притом же от меня зависит приобресть имя...». В следующем письме к нему Николай Васильевич напишет: «Перебираюсь на следующий год, и если вы не захотите принять к себе в Киев, то в отеческую берлогу, потому что мнет доктора велят напрямик убираться; да, притом, и самому становится, чем далее, нестерпимее петербургский воздух. Пожалуйста, разведывай, есть ли в Киеве продающиеся места для дома, если можно, с садиком, и если можно, где-нибудь на горе, чтобы хоть кусочек Днепра был виден из него, и если найдется, то уведоми меня; я не замедлю выслать деньги».
Однако «приобресть имя» историка в Петербурге, чтобы потом отправиться с ним в Киев, Гоголю было не суждено. Он разрывался между литературной работой, историческими исследованиями, театральными постановками, личными делами. В «традиционном» письме Максимовичу 23 августа 1834 года, он, в частности, отмечал: «Я тружусь, как лошадь, чувствуя, что этот последний год, но только не над казенной работой, т.е., не над лекциями, которые у нас до сих пор еще не начались, но над собственными своими вещами». Не обременяя себя лекционной подготовкой, Гоголь обращался к Погодину с просьбой дать ему лекции, которые тот читал в местном университете. «Весьма неглупо, если бы ты отнял у какого-либо студента тетрадь записываемых им твоих лекций, особенно в средних веках, и прислал бы мне теперь же». Как вспоминают современники Гоголя, первые свои лекции Николай Васильевич читал с большим эмоциональным подъемом, но довольно быстро его энтузиазм прошел, душа не лежала к преподавательскому делу. Он считал, что не нашел понимания ни среди преподавателей, ни среди студенчества. «Я читаю один, решительно один в здешнем университете... Хотя бы одно студенческое существо понимало меня! Этот народ бесцветный, как Петербург».
Преподавательская работа Гоголя завершилась в 1835-м. В отчете Петербургского учебного округа за этот год отмечалось, что им написаны два тома «Истории Малороссии», которые до наших дней не сохранились. В сборнике «Арабески» опубликован гоголевский «Взгляд на составление Малороссии» (1832), который представлял собой начало задуманной им работы по истории Украины. Здесь он изложил собственное видение создания Украины с ХІІІ по ХV вв., акцентируя внимание на важном значении географического фактора. «Но прежде всего нужно бросить взгляд на географическое положение этой страны, что непременно должно предшествовать всему, ибо от вида земли зависит образ жизни и даже характер народа. Многое в истории разрешает география. Эта земля, получившая после название Украины, простирающаяся на север не далее 50 широты, более ровна, нежели гористая... Будь хотя с одной стороны естественная граница из гор или моря — и народ, поселившейся здесь, удержал бы политическое бытие свое, составил бы отдельное государство».
Работая в петербургском университете, Гоголь убедился, что исследования прошлого — не совсем его дело. Это он подтвердил и Максимовичу, когда находился у него в гостях в Киеве летом 1835 года. «Он, между прочим, откровенно сознался, — вспоминал киевский ректор, — в своем небрежении о лекциях в Петербургском университете и жалел очень, что его не принял фон-Брадке (попечитель киевского учебного округа) в университет Киевский. Я думаю, что именно в это лето начался в нем крутой переворот в мыслях, — под впечатлением древнерусской святыни Киева, который у малороссиян ХVІІ века назывался русским Иерусалимом». 6 декабря 1835 года, в письме Погодину, Николай Васильевич подытоживает свою работу на ниве преподавания истории: «Я расплевался с университетом, и через месяц опять беззаботный казак. Неузнанный я взошел на кафедру и неузнанный схожу с нее. Но в эти полтора года — годы моего бесславия, потому что общее мнение говорит, что я не за свое дело взялся, — в эти полтора года я много вынес оттуда и прибавил в сокровищницу души».
В то время сокровищница его души пополнялась, среди прочего, еще одним важным историческим источником, к которому Гоголь всегда имел особое отношение — это украинская песня. Именно интерес к ней сблизил Николая Васильевича с Максимовичем. Любовь к родным песням, которая вошла в его сердце с раннего детства, пронес он через всю свою жизнь. Собирая материалы для «Истории Малороссии», 9 ноября 1833 года, Гоголь в письме к Максимовичу признается им в любви: «Моя радость, жизнь моя! песни! Как я вас люблю! Что все черствые летописи, в которых я теперь роюсь, перед этими звонкими, живыми летописями». 6 марта 1834 года Гоголь напишет И. Срезневскому: «Я к нашим летописям охладел, напрасно силясь в них отыскать то, что хотел... И потому-то каждый звук песни мне говорит живее в протекшем, нежели наши вялые и короткие летописи. Если бы наш край не имел такого богатства песен — я бы никогда не писал бы Историю его, потому что я не постигнул бы и не имел понятия в прошедшем». В статье «О малороссийских песнях» (1834) Николай Васильевич о неповторимости песни родной земли скажет: «Это народная история, живая, яркая, исполненная красок, истины, обнажающая всю жизнь народа. Песни малороссийские вполне могут называться историческими, потому что они не отрываются ни на миг от жизни и всегда верны тогдашней минуте и тогдашнему состоянию чувств. Везде проникает их, везде в них дышит это широкая воля казацкой жизни».
После окончания преподавательской работы Гоголю выдан документ, в котором отмечалось: «Состоявший по установлению в 8-м классе, Н. Гоголь, бывший адъюнкт по кафедре истории при императорском Санкт-Петербургском университете... по случаю преобразования университета остался за реформою с выдачею годового оклада жалования 1836 года, января 1-го... Аттестован был всегда способным и достойным и во все продолжение своей службы вел себя, как подобает приличному, благородному человеку».
Подытоживая достижения Николая Васильевича Гоголя в области исследования прошлого, необходимо признать его влияние на развитие исторической мысли. Одним из первых Гоголь обратил внимание на параллельное развитие отдельных страниц украинской и русской истории, первым подчеркнув, что только географический фактор помешал самостоятельному развитию Украины как государственного образования. Не отрицая общности Южной и Северной Руси, Николай Васильевич исследовал лишь малороссийскую часть «русианы», стремясь подчеркнуть самобытность своих предков, их обычаи, традиции и культуру. Слова Гоголя о том, что «поэт может быть и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа, когда чувствует и говорит так, что соотечественникам его кажется, будто это чувствуют и говорят они сами», — в полной мере касаются и автора этих слов. Многие могут согласиться, что, читая его бессмертные творения, нельзя освободиться от мысли, что это перевод с украинского.
Украинская историография не причисляет Гоголя к выдающимся историкам, однако справедливо считает его светочем исторической мысли. Не сохранилась его двухтомная «История Малороссии», которая по замыслу автора предполагалась быть по крайней мере вдвое толще. Не продолжил Гоголь исследования по истории Украины. Хотя и он профессионально занимался историческими исследованиями прошлого родной земли, которые вел по собственному желанию, литературная стихия победила в нем историка. Известный мэтр исторической науки Н. Костомаров утверждал, что чтение именно литературных произведений Гоголя («Вечеров на хуторе близ Диканьки», «Тараса Бульбы») было наверное первым пробуждением того чувства к Украине, которое дало полностью новое направление его собственной деятельности. Продолжать активные исследования украинской истории Николай Васильевич прекратил весной 1834 года, однако благодаря его неутомимой исследовательской работе, именно тогда мир получил взамен литературный шедевр — «Тараса Бульбу».
