Из украинцев сделали нацию, привыкшую смотреть только на кусок хлеба и с благоговением — на тех, кто этот кусок дает. В своем труде я и пытаюсь напомнить, кто мы есть. Одна полячка мне так сказала: «Я согласна картофельными очистками питаться, чтобы Польша была». У нас этого духа нет. Мало этого духа. Взять хотя бы голод 1933 года. В моей Корнеевке умерло полторы тысячи душ, в том числе мои дедушка, бабушка, двое сестренок, родственников до сорока человек. Я пишу в Корнеевку письма, вспоминаю об этом, а мне отвечают: мы сомневаемся, что у нас был голод. И сомневаются уже на русском языке. Вот как мы растеряли свою украинскость. Кто же разбудит нас?
В далекий 1947 год Григорий Гуртовый добрался до Волыни в поисках хлеба. Родное Запорожье страдало от голода. В поселке Торчин, вблизи Луцка, парню улыбнулась судьба: предложили работу в райгазете. Представления не имел о журналистике, но писал стихотворения и неплохо рисовал, поэтому согласился. Дело оказалось интересным, хотя и опасным. Отправляясь в села за фактами, каждый раз получал установку редактора: «Взял материал — немедленно передай по телефону, а то убьют — информация пропадет». Не убили, хотя со «Степановыми ребятами» встречался не раз.
Опасность подстерегла его с другой стороны. В 1942 году попал в облаву и почти три года провел в Германии в концлагере. И вот, когда позади было уже шесть лет работы в редакции, им занялось НКВД. «Ты — предатель, на немцев работал. Нет тебе места на советской земле!» И выгнали из газеты. В отчаянии написал Хрущеву и Маленкову — Сталин как раз умер. Письмо чудом прорвалось в Москву. Энкаведисты опять: «Отзови свое письмо». «Нет! — сказал решительно. — Пусть разбираются. Я ни в чем не виновен». Вскоре восстановили в редакции. Параллельно начал работать еще и в школе — преподавал историю и рисование.
Историей увлекся еще в школе. В газете освещал историческую тематику. К тому же Луцкая земля оказалась щедрой на памятники древности — начал их собирать. Постепенно ценных находок накопилось столько, что хватало на целый музей. С 1957 года стал водить в нем экскурсии, а с 1962, когда в Торчине ликвидировали райцентр, самозахватом «отвел» под свой музей здание районного суда, которое тогда освободилось и стояло пустым. В этом доме Торчинский историко-краеведческий музей находится до сих пор.
Три большие страсти — история, педагогика и журналистика — определили всю жизнь Григория Гуртового. Он не искал их — они нашли его сами. И это было похоже на рок. Древние вещи мало чего стоят сами по себе. Историческими реликвиями они становятся тогда, когда их созерцают, когда они учат и воспитывают. Именно поэтому Григорий Гуртовый сочетал музейную работу с педагогикой. На экспонатах своего музея он воспитал целую плеяду самоотверженных волынских историков-краеведов, а еще более — просто патриотов Украины.
Ничего, что Торчин — провинциальный поселок, почти село. Здешний музей смело конкурирует с областными. Экспонатов в нем — видимо-невидимо. Они занимают пять немалых комнат и еще навалом лежат в каморках. Есть среди них не просто ценные, а уникальные. Поэтому не случайно разговор с создателем и неизменным директором этого необычного заведения началась прямо в экспозиции.
ЗАГЛЯНУТЬ В ПРОШЛОЕ
— Григорий Александрович, что это для вас было? Работа? Страсть? Призвание?
— Сначала было просто интересно. Захожу в село, а там живут: один серожупанник, второй синежупанник, третий в Питере делал революцию, члены КПЗУ, члены подпольного комсомола — живые участники истории. То нашли какие-то камешки, то полусгнившую соху. Отзвук веков! Начал собирать воспоминания и различные древние вещи в свой редакционный стол. Вскоре они заполнили все свободные закоулки редакции. Натолкнулся на так называемый «Торчинский манифест» от 14 июня 1767 года — прямой свидетель Колиивщины. Документ призывал народ подниматься на борьбу против польской власти, за права украинского народа. Значит, гайдаматчина и Волынь захватила. После этого решил заняться сбором исторических материалов всерьез, научно. Одни вещи люди сами приносили, другие покупал, тратя на них весь гонорар, заработанный за публикации. Таким образом до 1963 года, пока работал в газете, были собраны основные материалы. И в дальнейшем музей пополнялся экспонатами. Нет, это было что- то больше, чем просто увлечение. И мне хотелось сделать что-то такое, чтобы их стало больше. Этой идеей и жил.
— На Волыни есть немало исторических городов — Луцк, Владимир-Волынский, Любомль... Поэтому странно, что вы создали прекрасный краеведческий музей в скромном, неприметном поселке.
— Торчин не всегда был таким неприметным, как сегодня. В давние времена это — немалый город, с 1540 года наделенный Магдебургским правом. Рядом — тоже исторические городишки Белосток, Шепель. В Белостоке, например, было девять церквей, в том числе Софийская — на подобие Софии киевской. Здесь жил и работал выдающийся украинский художник Иов Кондзелевич. Здесь был большой монастырь, с 1636 года действовала школа. Богатейший архив, который составлялся веками, энкаведисты вывезли из этого села куда-то за Урал. Я еще застал часть бумаг. Луцкая земля в целом — территория, нафаршированная памятниками древности. Я детям говорю: «Наша земля — это богатейший архив. Далеко не все в нем прочитано. Вы должны изучить этот архив, вы должны узнать о том, что сегодня не знают большие академики». Видели бы вы, как загораются глаза у детей... А я со своей стороны сделал посильную работу — еще в 1989 году закончил «Историю городов и сел Луцкой земли». Исследовано почти сто населенных пунктов. Объемистая рукопись готова к печати. Но не знаю, увидит ли она свет, ведь нет средств.
— В музеях экспонаты преимущественно нельзя трогать. Вы же как-то отмечали, что этим ваш музей отличается от других.
— Вот бивень мамонта. Вот челюсти тарпана. Череп четырехрогого козлика, который встречается только на Британских островах. Орудия труда первобытных людей — каменные топоры, наконечники стрел и дротики, скребки, проколки, редкий гигантолит — камень, которым раскалывали кости животных — всем этим вещам много тысяч лет. Я не только не запрещаю брать их в руки — наоборот, говорю посетителям и малым, и взрослым: «Возьмите, подержите — в них тепло наших далеких предков. Почувствуйте его». Это производит впечатление. Парни тянутся к древнему оружию, девочки примеряют браслетики, которые носили их ровесницы во времена Киевской Руси. Очень важно непосредственно коснуться своей истории. Это связь поколений, связь веков, без которой нет патриотизма. Практически все экспонаты нашего музея — именные, т.е. найдены или подарены конкретными людьми. Они, эти мои добровольные «авторы», приходят через десятилетия и спрашивают: «Есть ли еще мой каменный топорик? Есть ли моя древняя амфора?» Вот они — есть! Ощущение личной причастности к истории само по себе воспитывает гражданина. Люди органически осознают, на какой древней земле они живут, к какому народу относятся.
— Простите за поворот, но к вам, по-видимому, заходят и те, кто в первую очередь осознает присутствие здесь ценных вещей, которые можно выгодно сбыть заграничным любителям древности. Или Бог миловал?
— Скажу сразу: золота у нас нет. Что же касается других вещей, то, по-моему, все они ценные. Вот, например, праздничная крестьянская одежда с 1850 года. Вряд ли можно ее кому-то продать — вид не товарный, а для музея — ценность бесспорная. Или же взять кусок древнерусского кирпича — плинфы с отпечатком волчьей лапы. Где вы еще такое увидите? Не говорю уже о редких древних книгах, старинном оружии, украшениях тысячелетней давности — о них мне действительно страшно вспоминать. Один житель Торчина выкопал у себя на огороде небольшой кувшинчик-кошелек, а в нем — почти тысячу серебряных монет с 1480— 1540 годов. Это сокровище из музея частично уже украли.
НА ГРАНИ ВЕРОЯТНОГО
— И все же, Григорий Александрович, какие экспонаты своего музея вы считаете наиболее ценными, наиболее уникальными? С исторической точки зрения, конечно.
— Есть у нас специальный стенд, который называется «Волынские тропинки Тараса Шевченко». Вы удивлены. Вы мне возражаете: Шевченко не бывал на Волыни. Ну, на исторической Волыни он был — это однозначно. В частности, в Почаеве сделал пять рисунков. Есть данные о его посещениях Кременца и Дубна. Совсем рядом — Берестечко, о котором он писал. А далее поэт поехал в Ковельский уезд. Это уже нынешняя Волынь. Как подтверждение, в селах Секунь и Вербка он сделал зарисовки местных церквей — редких архитектурных памятников. Попасть в эти села он мог только через нынешний Луцкий район.
В 1965 году мы с учениками прошли по всему возможному волынскому маршруту Тараса Шевченко. Записали немало легенд и рассказов, которые подтверждают: Шевченко на Волыни был. В частности, жительница села Городок Анна Ивановна Крещук, которая умерла в 1939 году в 104 года от роду, рассказывала, что когда- то в этом селе было имение польского писателя Юзефа Крашевского. Однажды осенней порой к нему приехал Тарас Шевченко. И она, одиннадцатилетняя девочка, которая служила в имении, выносила из дома огниво, чтобы хозяин и гость смогли разжечь свои трубки.
А немного ближе к Луцку, в селе Лаврив, еще и сейчас живут люди, которые в старинных книгах из разгромленного барского имения видели записи о том, что в сельском трактире одну ночь ночевал Шевченко. И даже называют конкретную дату: 23 октября 1846 года.
Да, документов, которые подтвердили бы пребывание Шевченко в наших краях, нет, но косвенных свидетельств — много. Поэт был направлен сюда Киевской археографической комиссией для исследования памятников древности, и я считаю — выбросить из биографии Шевченко волынский кусочек — это было бы преступление.
Теперь о самом Крашевском. Он жил здесь в 1840—1848 годах, написал много рассказов из жизни волынских крестьян. Здесь же начал свою повесть «Хатина за селом», которая больше всего его прославила. В ней писатель воспроизвел образ всем известной волшебной цыганки Азы. И списал этот образ с реальной цыганки, которая действительно обитала на краю села Городок. Во время упомянутой экспедиции 1965 года мы еще увидели колодец, из которого цыганка Аза когда-то брала воду. А самое главное — отыскали личные вещи Юзефа Крашевского — старинный шкаф и огромное зеркало. Они в экспозиции нашего музея.
И еще один уникальный экспонат. Это боевая ракета образца... 1892 года. Именно так! Нас убеждали, что ракеты — творение советской военной мысли. Мы же, изучив находку, выяснили, что еще в середине прошлого века в российской армии были ракетные подразделения. А первые русские боевые ракеты появились сразу после войны с Наполеоном и конструировал их военный конструктор полтавчанин Александр Данилович Засядько. В Николаеве был ракетный полигон, на котором служил Лев Толстой. Почему он нигде не вспоминал об этом? Очевидно, тогда это была такое же секретное дело, как и сегодня.
— По вашим словам, музей фактически сложился почти сорок лет назад. Тогда было другое государство, другая идеология. А меняются времена — должны меняться и музеи. Вместе с обычаями.
— Перемены видны с порога. Большой портрет Шевченко собственной работы, Гимн Украины, короткая информация о нашем государстве. Кое-что обновил в экспозиции периода Киевской Руси. Когда-то требовали: «Ты не князей показывай, а историю трудового народа». Но нужно показать и князей — создателей государства. Прибавил материалов о когда- то запрещенных Грушевском, Винниченко, Петлюре. Внес дополнение и к стендам о прошедшей войне, в частности о ОУН- УПА. Эти формирования нельзя оценить однозначно. В их рядах были и самоотверженные патриоты Украины, и те, которые совершали кровавые преступления против своего же народа. Внес поправки и в польский период. Собрал материалы об учительнице Торчинской школы тех времен Нине Владимировне Новицкой. Поляки украинские школы или закрывали, или переводили на польский язык; она учила детей украинскому языку, напевая им украинские песни. Редкий образец патриотизма.
ВОЛЫНЬ — КРАЙ КАЗАЦКИЙ
— Григорий Александрович, вы удивляете своего посетителя едва ли не каждым стендом. Вот опять: «Волынь — край казацкий». Казацкий край как-будто бы Запорожье...
— То-то и оно! Считается, что казачество везде по Украине ходило, а Волынь обошло. У меня документы: первый реестр казацкий в 1581 году. 74 волыняна поименно. Основатель Запорожской Сечи, первый гетман украинский Дмитрий Вишневецкий-Байда. Я доказываю, что он — пятое колено от боярина Федька Несвицкого (из села Несвич Луцкого района), который во времена князя Свидригайла сыграл значительную роль в борьбе за Волынскую землю. Галшка Гулевичивна, которая в 1615 году отдала в Киеве свой дом под братскую школу, которая впоследствии стала Киево- Могилянской академией. В справочнике «Энциклопедия Киева» сказано, что она киевлянка. Это не так. Она родилась в селе Затурцы Локачинского района на Волыни. А первое крупное казацкое восстание под руководством Криштофа Косинского? В 1592— 1593 годах, опять же на Волыни. Северин Наливайко также наш. Кстати, я нашел «сына» повстанческого казацкого времени. Это был 12-летний Федько Гулевич из села Войтин. Он убежал из Острожской школы в отряд Наливайко, чтобы воевать против поляков. В 1648 году через наш край прошли отряды Максима Кривоноса и его сына Дмитрия Кривоносенко. В селе Белосток до сих пор сохранились казацкие колодцы, казацкая дорога: здесь стояли казаки Белоцерковского полка. Но что там говорить! Одно наше село Уляники дало трех казацких полковников — Григория, Ивана и Даниила Гуляницких, а село Ружин — четырех руководителей больших крестьянско-казацких отрядов Михаила, Богдана, Кирика и Остафия Ружинских! Собственно, все это я описал в своем труде «Волынь — край казацкий». Она также ожидает издателя. А начал я ее с рассказа о прадеде моего деда Карпе Гуртовом, который в 1772 году был полковником Самарской паланки.
— Интересно, когда же зародилось на Волыни казачество? Есть в вашем труде ответ?
— Ответ дал еще польский историк XVI века Матвей Стрийковский. В своей «Хронике» он пишет: казаки волынские, казаки подольские, казаки литовские. И указывает дату их появления: 1143 год. Почему о них ничего не сказано в нашей летописи? Потому, что уже тогда было предубежденное отношение к людям, в которых жил дух свободы. Ярче всего он проявился в 1648 году. Это была украинская национально-освободительная революция. А Переяславская Рада стала переходом от орла одноглавого к орлу двуглавому. Призрак спасения и новое иго. Печально слышать, что кто- то там, в нашем парламенте, призывает людей к новой Переяславской Раде. Это в нашей истории уже было, и мы видим последствия. Царь и его чиновники рассматривали Украину как завоеванную территорию. Казака даже в московскую церковь не пускали, потому что «смраден человек без брады». Разумно ли пренебрегать опытом истории?
СЛИШКОМ РАНО МЫ ВОЗРАДОВАЛИСЬ УКРАИНЕ
— Григорий Александрович, ваше отношение к нынешним украинским политическим партиям?
— Десять лет назад, когда появился Рух, я стал его членом. Во время ГКЧП меня выгнали с работы из школы. В первый же день московского мятежа в нашем районе, как и по всей Украине, были составлены списки тех, кто подлежал аресту. Вечером позвонил по телефону мне кто-то неизвестный и сказал: «Уходите на несколько дней из дома. Вас должны арестовать». И назвал еще две фамилии, кого также просил предупредить о том же. Я больше удивился, чем испугался: ничего же не сделал против государства! Разве что говорил об Украине. Так разве это преступление? А позже, как и все интеллигентные люди нашей области, из Руха вышел. И теперь не хочу ни в одну партию.
— Почему?
— Они не влияют на жизнь общества. После компартийных времен в Украине вообще ничего принципиально не изменилось. Бывший первый секретарь нашего райкома КПСС — нынче глава райгосадминистрации. В его команде — бывшие секретари, завотделами, инструкторы. Разве что немного молодежи прибавилось вместо тех, что ушли на пенсию. Секретари обкома — так же на высоких государственных должностях или же директорами банков и собственных фирм. Результат? Сужу по нашему маленькому Торчину: кирпичный завод — разрушили, птицефабрику — разрушили, быткомбинат, баню, фотоателье — практически все предприятия уничтожили. Здание школы — памятник архитектуры — разбирают и продают кирпич. Как депутат поселкового совета я обратился к главе райгосадминистрации: спасите завод, на нем же 300 человек себе на хлеб зарабатывают! Отвечает: «Мертвого из могилы не поднимают». А кто его сделал мертвым? Звонят по телефону из редакции райгазеты: «Гриша, на территории бывшего кирпичного завода садят лес — напиши хорошую заметку». Говорю: «Ребята, я могу написать, но не о лесе, а о преступниках, которые разрушают наше государство».
— За независимую Украину восемь лет назад проголосовала в Верховной Раде также партноменклатура. Она же до сих пор остается при власти. И вместо строительства — разрушение. Чем это можно объяснить?
— Был я на месте бывшего концлагеря в городе Ризен, где в свое время провел почти три года, видел бывших фашистов. Их никто не судил, не преследовал, им дали возможность: живите и работайте. Но не на руководящих должностях! У нас на таких должностях повсеместно те же «бывшие». СССР был их государством — они его строили. Независимая Украина, за которую они вынужденно проголосовали, — государство не их. Они ее не строят! Советская партноменклатура была заинтересована в том, чтобы скомпрометировать саму идею независимой Украины. Задумано это было еще во времена президента Кравчука. Тот замысел и сегодня успешно реализуется. Газеты же о том, что произошло — молчат.
— Ну, многие из них еще пишут о реформах, которые якобы проводятся. И манипулируют цифрами и социологическими данными. Задача — показать, что власть работает, что делает много хорошего.
— А как же. Вот у нас идет газификация поселка. Для выполнения работ наняли коммерческую структуру. Огромные деньги она дерет с людей. И это преподносится как благо, как достижение. Тем временем пенсий не платят, заработать негде. Нас двое стариков — огороды стережем. Не будет сил обрабатывать огороды — пропадем. Вес того хорошего, что делается (а оно еще и приукрашено), намного меньше того преступного, что уже сделано. Нет, просто стоять в оппозиции к нынешней власти мало. Но и страшно называть имена преступников, потому что их много и они могущественные. Они во всех руководящих сферах. У нас здесь один человек жаловался — защищался. Ночью приехали, вырубили двери и совершили погром. Этот человек обратился в милицию, а там ему прямо говорят: лучше молчите, ибо вас не сразу убьют, а будут долго мучить. Разве допустимо такое слышать от органов власти?
— Поэтому многие и вспоминают с грустью прошедшие времена: тогда простой человек, по крайней мере, мог куда-то пожаловаться, даже добиться элементарной справедливости.
— Прошлому нет возврата. Коммунистическая идея красива, но на ее темы можно разве что писать сказки и рассказывать их детям. По-моему, нужно и слева, и справа взять лучшее, а всю гадость отбросить. Мы, люди, понимаем, что такое добро и что такое зло, постоянно примеряем их к своей шкуре. Советское образование было высококачественным и бесплатным — хорошо, медицина — также. Нынче зайдешь в больницу — там смотрят в твой карман. Многое нужно было оставить из советских времен. А вообще-то, у нас советской власти не было — была партийная власть, партийная диктатура. Она во всем пронизывала нас. И эта партийная диктатура остается сейчас. Вот было у нас собрание в поддержку Кучмы. Не поставишь подпись — не будешь работать на своей должности. Собственно, подписи ставили за явку, а взяли их — в поддержку Кучмы. 654 подписи так поставлены.
— Кстати, ныне действующий Президент своим самым главным козырем считает то, что в государстве господствует мир и согласие, что Украину признал практически весь мир, что Украина как государство — есть.
— Украина есть — хорошо. Но Украина-нищенка. Как Шевченковская Катерина. Или же как то «одне-однісіньке під тином сидить собі в старій ряднині...» Такая сегодня Украина. Имя у государства есть, она суверенная, признанная, а нас, ее народ, превратили в попрошаек. Привозят нам лахи из-за границы. Неужели мы такие последние? Люди гордого казацкого рода, великого славного родословия — и чтобы мы пользовались тем чужим, поношенным или раздутым от минеральных удобрений? Завезли к нам, в Торчин, картофель из Польши — он за несколько дней весь перегнил. Ведь у нас своего картофеля хоть пруд пруди! Фрукты в наших садах ежегодно пропадают — некуда сдать. Неужели нельзя такие простые дела регулировать государственной политикой? Нас жестоко ограбило государство в 1992 году, но все равно мы возрадовались Украине. И знамени ее, и гербу. Но когда рассмотрели... Все старое и все гребет под себя.
— Помните? Именно тогда президент Леонид Кравчук отмечал: в независимом Украинском государстве не должно быть какой-то одной государственной идеологии. Это, мол, было бы недемократично. Теперь понятно: это было не что иное, как отказ от национальной идеи, являющейся практически фундаментом государства, которое строится.
— Сейчас у нас много говорится о возрождении национальных традиций, национальной памяти, национального духа и т.д. Очевидно, все это у нас еще впереди. А в это время взывает к нам история, века взывают: «Очнитесь!» А мы — в дремоте.
— Нашей летаргией и пользуются. Это же мы им позволяем быть при власти. Каждый раз, выбирая, делаем самый худший выбор.
— Почему так? Вы знаете, что-то потерялось в нас. Из украинцев сделали нацию, привыкшую смотреть только на кусок хлеба и с благоговением — на тех, кто этот кусок дает. В своем труде я и пытаюсь напомнить, кто мы есть. Одна полячка мне так сказала: «Я согласна картофельными очистками питаться, чтобы Польша была». У нас этого духа нет. Мало этого духа. Взять хотя бы голод 1933 года. В моей Корнеевке умерло полторы тысячи душ, в том числе мои дедушка, бабушка, двое сестренок, родственников до сорока человек. Я пишу в Корнеевку письма, вспоминаю об этом, а мне отвечают: мы сомневаемся, что у нас был голод. И сомневаются уже на русском языке. Вот как мы растеряли свою украинскость . Кто же разбудит нас? Ехали как-то в «маршрутке» и обсуждали кандидатов в президенты. Люди преимущественно рассуждают так: останется Кучма — еще череду никому не нужных указов выдаст, Симоненко — к Москве потянет, Мороз, Ткаченко — туда же, Витренко — неуравновешенный, несерьезный человек, крикуха уличная, Удовенко — дипломат, внутренней политики не знает, Костенко — молодой, красивый (одна женщина показала его портрет и говорит: «Вы посмотрите, как красиво у него галстук завязан!»), но этого для президентства мало. И пришли мы в том разговоре к единодушному мнению: нам нужен генерал. Генерал Евгений Марчук. Мы еще хорошо его не знаем. Кое-кто говорит: а, он тоже из бывших. Но главный его плюс в том, что он знает всех преступников. И поскольку у него генеральское мышление и воля генеральская, он сможет поднять Украину. А Кучме следует сказать: если ты хоть немного патриот Украины, если ты уважаешь эту землю и если у тебя осталось хоть немного совести, ты должен отказаться от претензий на второй президентский срок. Наш древний и славный народ стоит лучшей власти и лучшей жизни.
