Чем больше все меняется,
тем больше все остается
по-старому.
Альфонс Карр
Накануне 100-летия Национальной академии наук Украины, хочу обратиться к статье, написанной мною в 2004 году и, как не удивительно, оказавшейся по-прежнему актуальной в 2018. Привожу со значительной адаптацией к сегодняшним реалиям.
Ни для кого сегодня не секрет, что одной из наиболее важных и наименее затронутых реформами сфер в Украине являются отечественная наука, которая практически полностью сосредоточена в Национальной академии наук. Одни считают НАНУ «естественной монополией» и «самой консервативной корпорацией» в государстве, другие отмечают, что благодаря академии удалось хоть как-то сохранить материально-техническую базу украинской науки, уберечь от окончательной девальвации интеллектуальный капитал нации, не растерять общественный авторитет и престиж труда ученого. Нельзя поставить под сомнение тот факт, что благодаря личной позиции президента НАНУ Б.Е. Патона украинской академической науке удалось с наименьшими потерями пройти все важнейшие кризисные этапы: и перестроечную «смуту», и системные трансформации, и «оптимизацию» недавнего времени. Апогея «отрицание» академии достигло в 2014 году после избрания «постреволюционного» парламента. Первый вариант коалиционного соглашения содержал пункт о ликвидации НАН Украины. Хорошо, что нашлись адекватные люди и слово «ликвидация» было заменено на «реформирование». Об этом факте я знаю от непосредственного участника процесса. Достаточно вспомнить, какие были тогда «шараханья» от одной крайности к другой: одни предлагали ликвидировать Академию наук, другие выступали за то, чтобы передать ее институты университетам, третьи считали, что собственность академии нужно приватизировать, четвертые вообще ничего не предлагали, а обвиняли академию в том, что она успешно работала только в условиях «советской империи», а в нынешних — неэффективна. Здесь не хотелось бы сравнивать масштабы и значение личностей в истории, но именно академик Б.Е. Патон воплотил в жизнь идеи В.И. Вернадского и создал такую академию, какой ее хотел видеть первый президент Академии наук Украины. Нужно также отметить, что еще в советские времена под руководством Б.Е. Патона академия стала ориентироваться на технологизацию научных исследований и тесное взаимодействие науки и производства, что стало шагом, который заметно опережал и предвосхищал время.
Все это действительно было и об этом нужно помнить и говорить. Несмотря на многочисленные проблемы, удалось сделать многое из того, чему сегодня завидуют другие страны. Мы действительно сохранили Национальную академию наук Украины, приняли базовые законы в научно-технической сфере (последние совсем недавно), ввели научные пенсии (а затем ликвидировали), сумели создать украинские технопарки (а затем ликвидировали) и многое другое.
Однако, как говорится, прошлого уже нет, а будущее может и не наступить.
Соглашаемся мы с этим или нет, но политическую повестку в Украине сегодня определяет в первую очередь не наука. Утрата территорий, военные действия, экономическая нестабильность, перманентные реформы, вал социальных проблем и многое другое.
Это естественно, что в обществе, которое сосредоточено фактически на выживании, такие вопросы, как развитие науки и приумножение человеческого капитала, вообще воспринимаются как вопросы «из другой жизни».
Именно поэтому, наверное, в Украине сегодня нет собственных глобальных научно-технических проектов, которые обычно двигают к прогрессу науку и общество (вспомним хотя бы тот же атом, новые виды вооружений, развитие радиоэлектроники, глобальные проекты в энергетике). Однако, давайте скажем откровенно, бывали и более суровые времена в жизни страны, но науке «пайку» никто не обрезал. В годы Великой Отечественной войны, например, при том, что страна воевала и голодала, государственные ассигнования на науку были увеличены в 1,2 раза. А недавно мне на глаза попалось ходатайство Председателя Совета народных комиссаров Союза УССР Н. Хрущева, в котором содержалось представление на награждение государственными наградами каждого третьего сотрудника Академии наук в связи с ее 25-летием (1944 г.).
Тем не менее, хочется верить, что в ближайшей перспективе радикальным образом изменятся и повестка стратегических задач, и модель государственной политики Украины. И тогда логично возникнет вопрос о новых ресурсах конкурентоспособности, новых источниках инноваций, о новых институтах управления ростом и новых формах научного поиска. И чтобы не оказаться у «разбитого корыта», думать об этом нужно уже сейчас. Неуспех закладывается на ближайшие 15-20 лет. И не только из-за Яресек, Гонтаревых и т.д., а тем, что будущие технологические успехи появляются только после длительного периода хорошо поддерживаемой государством научной и инновационной деятельности. Например, чтобы появился как военный, так и мирный атом в СССР понадобилось 20—25 лет, а успех Гагарина был заложен в 20-х годах.
И то, что нынешние политики, у многих из которых явно понижена образовательная планка, думают, что, когда появятся деньги, можно будет их просто вложить в науку и все заработает, большая ошибка. Они не понимают, что инерционность получения результатов в науке связана с созданием научных школ, передачей из рук в руки, от учителей к ученикам знаний. Наука — это не конвейер! Если мы будем двигаться такими темпами, то вместо экономики знаний, построим экономику невежества.
Для того, чтобы понять, что делать, достаточно посмотреть на страны-лидеры, на то, какие вопросы обсуждаются современной политической элитой, какие решения принимаются правительствами развитых и динамично развивающихся стран. Яркий пример отношения к науке — Китай. Уже сейчас у них расходы на науку примерно равны США, а к 2020 году превысят этот показатель и составят 500 млрд. долл. в год. А если еще учесть национальный план «Сделано в Китае», то понятно, что технологическое лидерство в мире уйдет к Поднебесной.
На европейских и мировых саммитах ставятся задачи по построению национальных инновационных систем, преодолению технологического неравенства, обеспечению устойчивого развития и построению «общества, основанного на знаниях и инновациях». Отсюда и приоритетное внимание к технологиям и инновациям, а соответственно, к науке и ученым, без которых она не может развиваться.
В критикуемой многими советской мобилизационной модели хозяйствования вопросам научного обеспечения экономики и политики, действительно, уделялось повышенное внимание. Академия наук СССР и наша украинская академия имели приоритетное положение не только как государственные институты, но и как основополагающий фактор научно-технического и экономического прогресса.
Сегодня же такого положения у академии и такого отношения к ней со стороны государства нет. Будет ли она востребована, как мы того хотим, в дальнейшем? Окажется ли в состоянии решать проблемы нового уровня сложности? Давайте скажем откровенно, в этом есть сомнения и многочисленные поводы для пессимизма. О чем можно говорить, если на 2019 год предусмотрено финансирование науки из общего фонда Госбюджета на уровне 0,16% ВВП (для сравнения, в 2004 году, когда писалась статья, эта цифра составляла 0,4%), капиталовложения в науку — на минимальном уровне, наблюдается кричащий отток научных кадров и т.д. А чего можно ожидать, когда младшей научный сотрудник получает меньше официанта, а положение Закона о науке о том, что зарплата ученых должна в два раза превышать среднюю по промышленности и намека не имеет на выполнение. И если нынешние негативные тенденции будут углубляться, то самые сложные времена для НАНУ и украинской науки в целом могут оказаться еще впереди.
На мой взгляд, есть абсолютно конкретные задачи, которые нужно и можно решить.
Во-первых, это тема реформирования НАНУ. Она заслуживает отдельного анализа и широкого экспертного обсуждения. «Наскоком» эту проблему не решить. Приведу лишь некоторые соображения. Первая проблема — нужно ответить на вопрос о том, откуда ждать обновленческих инициатив в научной сфере: от самого научного сообщества или от уполномоченных органов власти? Ответ здесь не такой очевидный, как кажется. Логично, что решать собственные вопросы и проводить реформы в своей сфере должны сами ученые, а в случае необходимости — обращаться к государству. Но, к сожалению, говорится здесь больше, чем делается. И опыт других сфер показывает, что, если мы, ученые, сами не начнем решать свои проблемы, чиновники могут начать их решать за нас, исходя из собственных целей и представлений. А это предполагает уже озвученные новации: продажа «неэффективных» научных учреждений с аукционов; сокращение числа государственных научных организаций в 3-5 раз; переориентация подавляющей части науки с фундаментальных исследований на коммерциализацию результатов и многое другое.
Да чего стоит только инициатива Министра образования во время обсуждения нового Закона о науке, когда планировалось «протащить», во-первых, ликвидацию автономии Академии наук и подчинение ее Министерству образования, а, во-вторых, утверждение Устава «кабинетом Яценюка». К счастью, нам с единомышленниками удалось заблокировать эту инициативу. Можно только представить, к чему бы это привело.
Вторая проблема, на которую необходимо обратить внимание, — выработка адекватной в плане содержания концепции реформ. Пытаясь дать ответ на вопрос, какими должны быть реформы в НАНУ и с чего их начинать, следует пойти «от противного» и определить круг негативных явлений, которых нужно избежать. Чего не нужно делать, знают все. Необходимо не допустить утраты позиций теми заслуженными людьми, которые отдали себя науке и теперь могут быть «выкинутыми на обочину». Ведь ученый — это больше чем принадлежность к определенной профессии, это общественный статус и авторитет. Давайте говорить прямо и понимать правильно: молодежь придет в науку не тогда, когда не станет «стариков», а когда увидит, что наука гарантирует статус в обществе и справедливое отношение со стороны государства.
Важно не дать растащить собственность академии под идею ее реформирования. А также избежать другой крайности — преодолеть «зависимость науки от географии», когда от места расположения института зависит его судьба. Нужно дать ответы на вопросы: Сколько стоит финансирование академической инфраструктуры? Как используется существующая материально-техническая база и где находятся «черные дыры» (статьи расходов, где наиболее нерационально расходуются ресурсы)? Какие научные учреждения и институты работают эффективно в нынешних экономических условиях, какие могут работать эффективно и при каких дополнительных условиях? А уже после этого нужно будет принимать решения относительно кризисных организаций — реструктуризация, преобразование или разгосударствление.
Нужно обеспечить, чтобы все реформаторские акции свелись не к переделу сфер влияния, а к повышению эффективности работы НАНУ, усилению ее роли в государственной политике. При этом сама академия и академики должны более четко артикулировать свою позицию по основным вопросам, открыто говорить о том, что думают, знают и считают нужным. Конечно, сегодня голос наших ученых теряется на фоне комментариев многочисленных политиков, которые решают фундаментальные вопросы нашего политического выбора. Но пора понять, что становиться «в позу» и говорить, что «нас не приглашают», это непродуктивно. С такой позицией точно никто ни с кем и никогда считаться не будет. Даже тихо и немногословно, но с достоинством можно так выразить свою позицию, что и «перекрикивать» не придется.
Нужно обеспечить, чтобы все реформаторские акции свелись не к переделу сфер влияния, а к повышению эффективности работы НАНУ, усилению ее роли в государственной политике. При этом сама академия и академики должны более четко артикулировать свою позицию по основным вопросам, открыто говорить о том, что думают, знают и считают нужным. Конечно, сегодня голос наших ученых теряется на фоне комментариев многочисленных политиков, которые решают фундаментальные вопросы нашего политического выбора. Но пора понять, что становиться «в позу» и говорить, что «нас не приглашают», это непродуктивно. С такой позицией точно никто ни с кем и никогда считаться не будет. Даже тихо и немногословно, но с достоинством можно так выразить свою позицию, что и «перекрикивать» не придется.
Поэтому мы должны не только комментировать на расстоянии, но и активно участвовать в принятии решений, прогнозировать, строить модель государственной политики. И пока час от часу слышны всего лишь отдельные голоса небольшого числа наших академиков, но нет консолидированной и категоричной позиции у академии в целом, наверное, не стоит удивляться ни недофинансированию отечественной науки, ни снижению доверия к НАНУ в обществе. Нужно создать атмосферу, при которой мнение академии нельзя будет игнорировать!
Третья важная проблема — нужно модернизировать нормативную базу и искать новые точки соприкосновения НАНУ с реальной экономикой. Нужно детально расписывать, когда и какие указы, постановления правительства необходимо принять, чтобы это шло на пользу науке и построению инновационной экономики.
Необходимо создавать венчурные фонды, рынок технологий и технологических компаний. Нужно устранить противоречия между двумя параллельными действительностями: той, к которой мы стремимся, и той, которую мы имеем. Много говорится о необходимости кооперации между университетской и академической наукой. Логично и целесообразно выглядело бы расширение образовательных функций академических институтов как в подготовке аспирантов, так и в плане магистратуры (от этого в первую очередь выиграли бы наши гуманитарии и сами студенты). Почему бы не формировать по линии НАНУ госзаказ на подготовку магистров или хотя бы ту его часть, которая необходима для системы производства?! Академический университет — это важно, но его ожидаемые масштабы настолько малы, что трудно ожидать при таких темпах его развития, что он будет сколь-нибудь значим на государственном уровне.
Давно уже говорится о том, чтобы создать «инновационные пояса» вокруг академии и ее региональных подразделений. Это и бизнес-парки, и центры трансфера технологий, и технологические инкубаторы, и фонды поддержки инновационного предпринимательства. Без этого невозможно сформировать полноценную национальную инновационную систему. Но никто не работает по этим вопросам, с одной стороны. А с другой, отсутствует необходимая поддержка, а то и простое понимание со стороны государства. И здесь необходимы срочные изменения в Закон о науке в части «права использования интеллектуальной собственности» и просто «интеллектуальной собственности».
Четвертая проблема — дифференциация подходов к финансированию и решению основных проблем в рамках «точно-естественного» и «гуманитарного» крыла НАНУ. Это должны быть различные подходы, которые учитывали бы как собственно специфику наук, так и особенности труда конкретных научных коллективов.
Говоря о реформах в Национальной академии и украинской науке, нельзя не коснуться извечного вопроса об отношениях академии с уполномоченными государственными органами в сфере науки. Не ошибусь, если скажу, что академия всегда ревностно относилась и будет относиться к любому госоргану в науке. Такая «профессиональная ревность» нужна. Как говорится: не было бы «Динамо», «Шахтер» бы не побеждал. Но борьба, в хорошем смысле этого слова, должна идти не за «административные бонусы» и не за «бюджетные копейки» (кому дать деньги — МОНУ или НАНУ), и не за близость к «телам», а за идеи и позиции в системе принятия государственных решений, за свое законное право влиять на власть и формировать ее повестку действий. Для этого нужен автономный и полномочный политический орган в научно-технической сфере. Такой орган создан, это Национальный совет Украины по вопросам развития науки и технологий. К его созданию я имею непосредственное отношение, в том числе и к идее, чтобы Совет возглавил Премьер-министр. Но, к сожалению, при очень хорошей задумке, Национальный совет не стал полноценным влиятельным органом. Поэтому выход я вижу в создании полноценного Министерства науки и инноваций, которое существует во многих странах. При этом возглавлять его должен один их вице-премьеров.
Но для того, чтобы вся эта система работала, нужно, чтобы вся государственная научно-техническая политика перестала быть спонтанной и стала целеориентированной, необходимо встречное движение науки и государства. Государство должно четко сформулировать свой «заказ на науку» и определиться со стратегией развития. Только не в плане лозунгов, а в плане конкретных масштабных проектов на 5-, 10-, 20-тилетнюю перспективу. А наука в свою очередь должна помочь государству в выработке приоритетов, их поддержке, в разработке и легитимации ключевых государственных решений. Тогда появятся и взаимные обязательства, и взаимная поддержка, и, главное, результат. Но. Как мы видим на протяжении последних четырех с половиной лет, стратегии Украины, как государства, в котором приоритет отдается науке и инновационной экономике, до сих пор нет.
***
Наблюдая за процессами, происходящими в Украине последние несколько лет, пытаясь осмыслить, что же все-таки привело к девальвации статуса науки, утрате взаимного доверия государства и общества, разрыву между политической риторикой и практикой, я пришел к парадоксальному и неутешительному выводу: оказался разрушенным краеугольный камень нашего общественного договора — этические принципы. Сегодня «слово» в политике — ничего не значит. «Договор» — не действует и не несет моральной силы. «Обязательства» — не выполняются. «Закон» — воспринимается как юридическая технология и повсеместно игнорируется и т.п. Это признак серьезной деградации, поскольку без здоровой этики не может быть полноценной политики, а без политики нет нормального государства и общества. Казалось бы, «причем здесь наука?» При том, что именно в научной среде еще остались классические (нормальные) представления о профессиональной морали и этике. Именно научная среда всегда вырабатывала эффективные «противоядия» от морально-этических «мутаций». Именно в научной сфере и в научной деятельности всегда были сильны такие понятия, как честь, репутация, истина. Может быть, это и есть главный капитал, который удалось пока еще сохранить?! В реанимации всех этих принципов среди прочего состоит нынешняя миссия украинской науки. И если так, то наука должна стать не только полноценным экономическим, но и значимым политическим явлением. Экономики знаний без политики доверия — не бывает!
