Ситуация вокруг Украины развивается драматически. Москва всеми силами старается доказать, что начала деэскалацию в виде отвода войск от наших границ. С другой стороны, есть признаки совершенно противоположных действий. В принципе, это метод Путина, так его учили, и так он предпочитает действовать. Он начал новый раунд The New Great Game — Новой Большой игры (NGG). И чем она закончится сейчас сказать очень сложно.
Взвинченная Кремлем международная обстановка многим напоминает Карибский кризис осени 1962 года, когда мир оказался на грани ядерного конфликта. Однако ему предшествовал так называемый Второй Берлинский кризис 1958-1962 гг. В его ходе американские и советские танки разделяли буквально метры.
Поразительно как нынешнее российское руководство повторяет варианты кризисов, созданных руководством советским. Причем в основе их лежит одно и то же представление о пугливом Западе и его податливости московскому военному шантажу.
На президентских выборах в ноябре 1960 года победил сенатор Джон Кеннеди. Рассказывают, что служители не хотели пускать его в зал заседаний Сената, так как выглядел он очень молодо.
После опытного президента Дуайта Эйзенхауэра, прошедшего Вторую мировую войну и два президентских срока, новый американский лидер казался слабым, неопытным и малокомпетентным. Гитлер не мог понять как американцы выбрали президентом Франклина Рузвельта с парализованными ногами и трижды его переизбирали. Так и советский лидер Никита Хрущев считал, что он на личной встрече в Вене в мае 1961 года легко переиграет нового американского лидера. Замечание Кеннеди, что решение по важнейшим вопросам международной жизни он должен согласовывать с конгрессом, для советского руководителя было нонсенсом. Хрущев совершенно не понимал природу демократического общества и принял фразу своего собеседника как подтверждение его слабости. Очень скоро советский премьер смог убедиться в ошибочности такого представления.
На этот раз камнем преткновения был избран Западный Берлин. Началом кризиса считается ультиматум Хрущева от 27 ноября 1958 («Берлинский ультиматум»). В нем СССР потребовал превращения Западного Берлина в демилитаризованный свободный город. Очень напоминает московские ультиматумы осени прошлого и зимы текущего года.
Западные державы ответили отказом.
Президент Кеннеди 25 июля 1961 года в своем выступлении перечислил ряд мер по повышению боеспособности американских вооруженных сил, а 28 июля выступил с заявлением, подтверждавшим решимость США защищать Западный Берлин. Конгресс США одобрил выделение дополнительных средств на закупку вооружений и призыв 250 тысяч резервистов.
Ситуация накалялась с каждым днем и особенно после разделения Берлина знаменитой стеной в августе 1961 года. Интересно, что события Карибского кризиса и Второго Берлинского частично совпадали во времени, хотя к октябрю даже самые твердолобые в Москве поняли, что США и их союзники не собираются отступать и поддаваться на советский шантаж. Кремль без особого шума отступил и удовлетворился возникшим в связи со строительством Стены status quo.
На Западе реальный раздел Германии не приняли. Любые советские или марионеток из ГДР поползновения встречали жесткий отпор. Тем не менее, временами появлялись какие-то признаки желания советских руководителей найти какой-то компромисс по германскому и берлинскому вопросам. Это серьезно напрягало правительство ФРГ во главе с канцлером Аденауэром, который полагал, что ни в коем случае нельзя идти на советские уловки.
Нужен был символический жест, чтобы продемонстрировать единство Запада в отношении Германии и Берлина.
Во время своего визита в Европу президент Кеннеди на ступеньках Шенебергской ратуши вблизи берлинской стены произнес свою знаменитую речь.
В ней он выразил свою поддержку берлинцам дважды, произнеся фразу: Ich bin ein Berliner — Я — берлинец (дословно Я — один из берлинцев). С тех пор это выражение вошло в политический лексикон.
Высказывание Кеннеди вызвало буквально прилив бешенства в Москве. Сколько бессильной злобы и яда вылила на американского президента тогдашняя советская пресса, измерять не будем. Отметим, что много.
Из выступления Кеннеди следовало, что в германском вопросе и его частности в берлинском ни на какие компромиссы Запад не пойдет. И если советское руководство выберет войну, то будет война со всеми вытекающими.
Эффект оказался настолько сильным, что в дальнейшем никаких попыток вновь обострить германский вопрос Москва не предпринимала. Наоборот даже при очень сильном сопротивлении руководства ГДР СССР согласился снизить градус противостояния, хотя до сноса Стены и объединения Германии были еще десятилетия.
Чем же сегодня важен этот исторический эпизод применительно к ситуации вокруг Украины.
Во-первых, с Москвой нельзя идти на компромиссы по принципиальным вопросам. На шантаж не поддаваться и отвечать соответственно. В дни Второго Берлинского кризиса американский контингент в западной части города был увеличен до 40 тыс. человек, что серьезно охлаждало наиболее горячие головы в Москве и Восточном Берлине.
Поток оружия, которое наши союзники направляют в Украину, оказался достаточно сильным сдерживающим фактором. Примерно как противостояние американских и советских танков у пропускного пункта Checkpoint Charlie в американский сектор на улице Фридрихштрассе 26-27 октября 1961 года. У советских нервы не выдержали и они 28 октября отошли. После них отошли и американцы.
Во-вторых, на следующем этапе конфронтации вокруг Украины очень важна символическая составляющая. В 2008 году кандидат на пост президента США Джон Маккейн произнес в Тбилиси после Кавказской войны: Today, we are all Georgians — Сегодня мы все — грузины. В Москве это восприняли очень серьезно.
Было бы очень хорошо, если бы 46-й американский президент последовал примеру 35 и приехал в Киев со словами: We are all Ukrainians.
Иногда слова не менее важны, чем поставки Javelin и Stinger.
Юрий РАЙХЕЛЬ
