Хотя возникновение 25 лет назад «Солидарности», первого независимого гражданского движения в тогдашней советской империи, имело огромные политические последствия, изначально «Солидарность» не была ни политическим движением, ни профсоюзом.
Прежде всего, «Солидарность» была провозглашением собственного достоинства. Мы просто устали терпеть вездесущих и всесильных коммунистических аппаратчиков, которые заправляли всем и у нас на работе, и в быту, и даже в местах отдыха. Писатели, журналисты и художники больше не могли выносить жесткую цензуру и надзор. На фабриках также партийные бюрократы хотели знать все и принимать все решения.
Любые гражданские инициативы, любые виды деятельности подвергались идеологической оценке и контролю. Все, кто испытывал соблазн не повиноваться, могли быть уверены, что о них «позаботится» тайная полиция. Прошлой зимой я наблюдал такое же провозглашение собственного достоинства в Украине. Те сотни тысяч людей, которые в течение многих недель жили в палаточном лагере на замерзающих улицах Киева, сделали это потому, что они отстаивали свое достоинство. И польские, и украинские события убедили меня, что желание жить достойно — самое мощное побуждение к действию для людей, побуждение, которое способно преодолеть даже самый сильный страх. Но одного стремления к достоинству все-таки недостаточно. Необходимо что-то еще.
Во вторых, «Солидарность» была социальным движением. Это означало, что «Солидарность» — формально профсоюз — стала домом для людей из всех социальных групп и классов Польши: рабочих и интеллигенции, инженеров и художников, врачей и пациентов. Одни страстно обсуждали экономическую реформу, другие говорили о развитии культуры, а третьи планировали реформу образования и науки или думали о том, как обеспечить защиту окружающей среды. «Солидарность» создала общественное пространство для всех этих дискуссий, защищая нас всех от партийного аппарата.
Но роль «Солидарности» не ограничивалась этим. Это была польская версия древней греческой агоры, места для собраний всех граждан, для свободной беседы о нашем общем и индивидуальном будущем, о всевозможных проблемах и их решении. У нас еще не было свободного государства, но у нас уже было нечто более важное: свободное гражданское общество, занимающееся обсуждением общего положения его членов.
Общество, охваченное «Солидарностью», насчитывало 10 миллионов членов; фактически, речь шла о 10 миллионах настоящих граждан. Но даже этого было недостаточно, чтобы добиться окончательной победы над партией и полицейским аппаратом государства.
В-третьих, «Солидарность» была организацией; действительно уникальной организацией, если принять во внимание условия, при которых мы жили, и именно его особой организационной форме мы и обязаны нашей пришедшей в итоге победой. Между организационной структурой «Солидарности» и официальных государственно-партийных организаций существовал, если можно так выразиться, «цивилизационный разрыв». В противовес авторитарным и иерархическим структурам режима, мы создавали децентрализованную организацию, огромный организм, стремящийся прийти к внутреннему согласию в отношении своих целей и методов действия. Это была организация, исповедующая уважение целостности всех людей и всех других организаций.
Возможно, в этом нет ничего особенного, если говорить о старых демократических сообществах; но в нашем авторитарном окружении это было поразительно ново. И только такая новая организационная структура могла ответить на этот рвущийся из глубины возглас о собственном достоинстве.
Так что же осталось от всего этого сегодня? Безусловно, «Солидарность» достигла ошеломляющего политического успеха. Польша — свободная страна, член НАТО и ЕС, в то время как Советского Союза больше нет. Но новейшая история не была милостива к победителям. Лидеры демократических революций в Восточной Европе быстро сошли со сцены в новой обстановке. Демократические выборы выдвинули на первый план новых и более мудрых политических деятелей, часто из числа тех, кто был частью старого режима.
Еще более поразительно то, что некоторые из наших надежд на новый общественный строй также разбились о скалы новых правил игры. Правда, демократические учреждения Польши, несмотря на их недостатки, функционируют довольно хорошо. Экономический рост внушителен, и жизнь определенно улучшается.
Но вибрация гражданского общества, ощущение общей цели, всеобщие проявления социальной солидарности, все то, за что в свое время стоял наш союз — все это в значительной степени ушло. Сам союз стал лишь тенью себя прежнего, пристрастным и главным образом правым движением рабочих, подвергающихся ударам со стороны новой экономической действительности.
Особенно заметно то, что на смену объединяющему характеру «Солидарности» пришли социальные различия и, для многих польских граждан, значительное отчуждение и от политики и от гражданских обязательств. Всегда ли таково нормальное положение дел? Всегда ли на смену горячим временам борьбы приходит несколько пресноватый вкус победы? Я — просто ветеран, с тоской вспоминающий прошлые дни борьбы?
Возможно. Но я не склонен к ностальгии. Я знаю, что мы прошли длинный путь, и я не хочу возврата назад. Но было ли действительно неизбежно то, что столь большая солидарность покинула нашу «Солидарность»?
Збигнев БУЯК — бывший региональный лидер «Солидарности», герой подпольного сопротивления во времена военного положения 80-х, депутат польского парламента с 1989 по 1997 гг.
