На сегодня не каждый журналист осмелится снимать цикл программ не просто о войне в Ираке, Афганистане, Палестине, а вести репортажи из «горячих точек». Также не каждому удается войти в доверие местных жителей. Андрей ЦАПЛИЕНКО, корреспондент телеканала «Интер» — один из не многих таких смельчаков. Кстати, он сразу умеет положительно настроить к себе человека. Поэтому не удивительно, что его сюжеты не просто интересны, но и показывают добрую душу человека в тяжелое для его страны время — время войны. Именно в день защитника отечества читайте далее разговор о войне, морали и просто о жизни.
— На сегодня вашу деятельность причисляют к экстремальной журналистике. Как вы стали этим заниматься, с чего все начиналось?
— Довольно просто. Мы начали заниматься социальной журналистикой. Как-то так случилось, что незаметно перешли к жанру расследования. Первым случаем, когда мы столкнулись непосредственно с боевыми действиями, была командировка в Македонию в 2001 году. Скажу, что та поездка была двойной инициативой: и моя, поскольку не так уж и много на тот момент нашлось людей, желающих поехать в «горячую точку», и канала, поскольку они хотели иметь репортаж из Македонии. К тому же фактического опыта работы украинских каналов в «горячих точках» до этого не было, хотя многие украинские журналисты работали по заказу западных компаний и в Чечне, и в Африке, и на тех же Балканах. Но и до этого мы тоже бывали в местах, где были катастрофы, землетрясения, в послевоенных городах, где только что закончилась война. Таким образом, это было достаточно плавное движение к тому, чем наша команда занимается сегодня. А именно — военной журналистикой.
— Что чувствуете, когда едете в очередную «горячую точку»? Не боитесь?
— У меня всегда есть чувство уверенности и надежды, что вернусь домой. Иногда боюсь, иногда нет. Это все зависит от ситуации. Вообще, страх как чувство — это некоторый контролер, помогающий тебе не потерять понимание смысла происходящего вокруг и не утратить чувства реальности. Любой человек чувствует страх. Просто нужно найти в себе силы его преодолеть или забыть о нем на определенное время. Тем более, уже потом, во время работы, возникает восторг. Желание отснять самый лучший кадр, снять яркую человеческую историю, человечную. Хотя со временем это ощущение, кажется, проходит.
— Создавая программу о войне, что, в первую очередь, вы пытаетесь донести до зрителя?
— Мы пытаемся показать зрителям реальную жизнь. Пытаемся донести до людей суть проблемы. Например, почему происходит та или иная война, что чувствуют мирные жители, за чьи ошибки они расплачиваются. Но в то же время даем возможность зрителю сделать выводы самостоятельно. Если нам это удалось, то считайте, что свою миссию мы выполнили.
— Все ли снятые вами материалы попадают в фильм? Что вы никогда не покажете зрителям?
— Есть много вещей, которые я не хочу показывать. Например, есть ситуации и истории, которые с моральной точки зрения не стоит показывать. Есть крупные планы жертв, которые также не следует показывать. Нужно уважать не только тех людей, которые смотрят программу, а также и тех людей, которых мы снимаем. Мы не хотим, чтобы зритель пугался и терял склонность думать во время программы. Часто бывает, что страшные кадры его просто дезориентируют. У журналистов есть определенные обязательства перед людьми, с которыми они договариваются о съемке. Например, если нас попросят не показывать что-то (историю, эпизоды из жизни людей), и я с этим соглашаюсь, то кадры в фильм не войдут. И журналист должен держать свое слово.
— А были случаи, когда вы не шли на уступки?
— Да, были. Например, в некоторых проектах о Палестине, Африке, Кот ди Вуар. Теперь я очень сожалею, что сделал по-своему.
— Какими принципами, критериями вы руководствуетесь во время выбора темы, сюжета..?
— Принцип очень прост — принцип души, я бы так его назвал. Если у тебя не лежит душа к сюжету, или к программе, или к истории, то не стоит этого делать. Были случаи, когда мы ехали в страну, снимали там, но программы не выходили, потому что просто к этому не лежала душа. И к тому же сталкивались с такими случаями, когда наше представление о происходящем в регионе не совпадало с фактическим содержанием событий. И вообще, не стоит ехать в другую страну, снимать программу, если ты чувствуешь какое-то сомнение. Обязательно нужно иметь интуицию, хотя бы в качестве контролера ситуации.
— Каким проектом вы гордитесь больше всего?
— Наверное, «На линии огня». Поскольку фактически до нас такого регулярного проекта еще не было. И на сегодня в мировом телевидении нет подобного жанра. Мы гордимся, что сделали такое дело.
— А зрители смогут увидеть продолжение этого цикла?
— Честно говоря, не знаю. Как говорится, как карта ляжет. Даже тогда, когда мы закрыли «На линии огня», выходили документальные проекты. Например, об Иранской войне, как отдельный формат.
— Проект «Семь вершин мира» не очень похож на ваши предыдущие работы...
— Программы о восхождении на различные вершины мира — это, скорее, хобби, переросшее в профессию. Поскольку есть друзья, организовывающие такие экспедиции, которые сначала пригласили сделать попытку в восхождениях. У меня получилось и очень понравилось. Это превратилось в проект, который мы назвали «Семь вершин мира». На сегодня есть уже две программы, а в ближайшее время сделаем другие пять. Это также долговременный проект, поскольку больше двух программ в год сделать сложно, потому что группа должна быть подготовленной и психологически, и физически, и финансово.
— Какие проекты в ближайшее время смогут увидеть ваши зрители?
— Во-первых, готовим очередное восхождение на одну из вершин мира. А на какую, еще окончательно не решили. У нас есть выбор: либо Северная Америка, либо Австралия: Океания. Во-вторых, будет также ряд других документальных фильмов. И не обязательно о войне. Например, есть идея создать проекты о людях, торгующих частями тела. Поскольку эта тема нам знакома еще с того времени, когда мы делали программу расследований. Кстати, сначала появился ряд программ на эту же тематику на телеканале ВВС. Я считаю, что наши британские коллеги не достаточно объективно подошли к освещению этой проблемы. И нашей команде пришло в голову сделать свой вариант не просто расследования, а сфокусироваться на человеческих историях. Почему люди идут на это, как они живут после этого. Ведь есть легальные вещи, когда человек продает собственные органы. Есть нелегальные вещи, например, когда человек едет в Пакистан делать трансплантацию, запрещенную здесь. Сейчас мы на стадии разработки, подбираем материал. Об остальном, я не могу рассказать, потому что это коммерческая тайна телеканала «Интер». Но скажу, что планов у нас много.
