ДОЛГИ ПРАВИТЕЛЬСТВА: 2,5 МИЛЛИАРДА НАЦБАНКУ — ДОСТАТОЧНО
— Предположим, парламент не примет бюджет в установленные сроки. Каковы последствия?
— К сожалению, уже и сейчас можно констатировать, что сроки, установленные Бюджетным кодексом (до 1 декабря) будут сорваны. Но в нем же указано, что следует делать в этом случае, как организовать работу бюджетной сферы. Минфин понимает опасность такого развития событий и готов к использованию положений кодекса, говорящих о том, что до принятия бюджета финансируются те текущие расходы, которые соответствуют плану финансирования предыдущего года. В истории нашей страны такой подход уже несколько раз использовался. Но я бы сейчас не хотел развивать эту тему, поскольку еще не все шансы утверждения бюджета в декабре исчерпаны, и мы приложим все усилия, чтобы принять его в третьем чтении как можно раньше — во всяком случае до 15 декабря. В конституции России, да и многих других стран есть норма о достаточно жестких мерах в отношении парламента, вплоть до его роспуска, в случае непринятия бюджета вовремя. К сожалению, у нас Президент таких полномочий не имеет.
— Нацбанк теперь уже не финансирует правительство. Когда было легче работать? И как будет решен вопрос реструктуризации долга правительства за прошлые годы? Это обычный межведомственный спор, к которому всегда примешиваются личные моменты, или же за этим стоит что-то принципиально важное? Что мешает г-ну Стельмаху или вам проявлять больше толерантности, идти на взаимные уступки? Кстати, существует ли сегодня согласованный между Минэкономики, Минфином и Нацбанком прогноз курса гривни на будущий год?
— На посту министра финансов работать всегда тяжело. Но в периоды прямого финансирования Нацбанком правительства я в министерстве не работал. Правда, еще тогда я понимал, что эмиссионное финансирование правительства — это путь, ведущий к инфляции. В 1997 — 1998 годах Нацбанк финансировал правительство путем выпуска облигаций внутреннего государственного займа. Теоретически это был правильный подход, поскольку правительство передавало свои обязательства Нацбанку, и тот был этим защищен. Конечно, политика тех времен, определявшая супервысокую цену этих заимствований, вела к кризису. Но после российского финансового кризиса в 1998 году в Минфине Украины уже имелось четкое понимание того, что наращивать долговые обязательства в условиях, когда экономика продолжает снижать темпы, нецелесообразно и даже крайне опасно. Начиная с 2000 года, мы не только не одалживали деньги у Нацбанка, мы начали возвращать кредиты, взятые предыдущими правительствами. И это, по-моему, моментально сработало на улучшение финансовой ситуации и способствовало созданию условий для экономического роста. Сейчас наша финансовая политика заключается в том, что в течение ближайших нескольких лет государство должно полностью вернуть свои долги Нацбанку. После этого он станет по-настоящему мощным финансовым учреждением с большим объемом золотовалютных резервов, и мы с вами перестанем с опаской думать о том, каким будет курс гривни и какая будет инфляция. Но вернуть все долги за один или два года невозможно. В этом и заключается суть конфликта между главой Нацбанка и министром финансов. Это неизбежное явление в любой стране. Личные качества тут, правда, также играют свою роль, либо обостряя, либо сглаживая противоречия. У меня прекрасные личные отношения с Владимиром Семеновичем Стельмахом — я его очень уважаю. Но он очень жесткий переговорщик, и, когда мы говорим о деньгах, то с ним мне очень тяжело. В прошлом году, когда мы договорились о реструктуризации наших долгов перед Нацбанком (более чем на 8 млрд. грн.), то я понял, что это были самые трудные переговоры из всех, которые мне приходилось вести с кредиторами — позиция Нацбанка была самая жесткая и такой продолжает оставаться. Я думаю, что это на благо нашей финансовой банковской системе. Иное дело, что в Нацбанке еще не всегда осознают, что теперь они имеют дело с другим Министерством финансов — мы не ждем от них эмиссионного финансирования, понимаем, что Нацбанк должен быть прибыльным и иметь достаточные резервы. Но я, как министр финансов, при ежегодном планировании бюджетных ресурсов должен думать о том, чтобы решать не одну, а множество проблем. Поэтому приходится искать золотую середину, которая не ослабляя позиций реальной экономики, позволяла бы Нацбанку иметь достаточно прибыли, формировать необходимые резервы. Сейчас Нацбанк, успешно выкупая валюту на рынке, делает это за счет двух источников: эмиссионного и тех денег, которые возвращает правительство. Наличие второго источника и позволяет говорить, что мы контролируем эмиссию. В результате ситуация этого года во многом определяется тем, что долг правительства выплачивается из месяца в месяц как часы. И мы будем так же поступать и дальше. Суть дискуссии между мной и Владимиром Семеновичем состоит в том, закладывать ли в бюджет следующего года 2,5 млрд. гривен или 3,5 миллиарда. Фактически мы должны 3,5 миллиарда, но я вижу, что такой платеж государству будет не по силам, иначе придется многое в бюджете сокращать, в том числе и социальные программы. В то же время 2,5 миллиарда Нацбанку будет достаточно, чтобы продолжать успешную политику нынешнего года. Я уверен, что между вторым и третьим чтениями бюджета в парламенте мы придем с Нацбанком к единому мнению в этом вопросе. А в отношении курса гривни мы договорились о том, что у нас в стране есть одна организация, отвечающая за инфляцию и курсовую политику — это Нацбанк, и я не хотел бы сейчас давать какие-то свои оценки, если они не будут подкреплены мнением Нацбанка. Но могу сказать, что после дискуссий мы достигли согласованной политики.
СИЛОВЫМИ МЕТОДАМИ У МЕНЯ ДЕНЕГ НЕ ВЫБИТЬ
— Ситуация в банковской системе Украины вызывает недовольство руководства страны и опасения экспертов. Но получается, что особых рычагов для изменения ситуации, когда процентные ставки коммерческих банков вдвое выше ставки рефинансирования НБУ, у правительства практически нет. Кое-что можно сделать с помощью программы компенсации банковских процентов. И опять все упирается в возможности бюджета. Имеются ли у Минфина и другие предложения, направленные на то, чтобы удешевить деньги для экономики?
— Вы правы, сейчас у правительства нет иного механизма регулирования стоимости денег, кроме дотаций на высокие процентные ставки по кредитам. Этот механизм себя оправдал в агропромышленном комплексе, и в бюджете следующего года мы предлагаем шире использовать этот инструмент, включая, кстати, и угольную промышленность. И все же, я считаю, это — пассивный механизм. В конце концов деньги все равно попадают коммерческим банкам, формируя значительную часть их прибыли. Но мы то обязаны поддерживать, в первую очередь производителя. Решая этот вопрос, мы считаем главным вместе с Нацбанком работать над созданием рынка длинных и средних денег, которые бы работали в экономике при нормальной на них цене. Поддерживая и развивая финансовый сектор, рынок страховых услуг, продвигая пенсионную реформу, правительство должно способствовать становлению тех учреждений, которые будут накапливать долговременные взносы. Но я не исключаю и других согласованных действий Нацбанка и правительства, направленных на создание мощных финансовых потоков, имеющих долговременный характер. В бюджете следующего года Министерство экономики определило 7 миллиардов гривен с назначением не на текущее финансирование, а на инвестиционную деятельность. Создать новые механизмы использования и возвратности этих денег, пропустить большую их часть через финансовые учреждения, повысив при этом эффективность их использования, вот это — наша задача.
— Угольщикам добавите немного в соответствии с их требованиями?
— Меня не устраивает ситуация, когда шахтеры требуют, используя силовые методы. Создается впечатление, что из правительства или из Министерства финансов буквально выбивают деньги. Опыт всех последних лет говорит о том, что из меня что-то выбить силовыми методами практически невозможно. При распределении бюджетных средств, прежде всего, нужно опираться на справедливость. Чем больше на нас жмут неэкономическими аргументами, тем жестче мы подходим к решению вопроса. Но сейчас ситуация выглядит несколько иначе. В правительстве и в профсоюзах, по-моему, уже появилось четкое понимание того, что проблемы угольной промышленности заключаются, прежде всего, в недостаточности финансирования расходов на развитие. Темпы убывания мощностей опережают темпы освоения новых капиталовложений, следовательно, и ввода в действие новых лав. Поэтому при доработке бюджета во втором и третьем чтении мы будем идти по пути увеличения расходов на капитальные вложения в угольную промышленность.
ГОСКАЗНАЧЕЙСТВО БУДЕТ ЗАРАБАТЫВАТЬ ДЕНЬГИ
— Госказначейство теперь почти полностью обслуживает бюджет, и это оценивается как положительное явление. Но раньше уполномоченные коммерческие банки делали на этом деньги. Занимается ли этим и государство, можно ли поднимать вопрос об упущенной им выгоде? Если да, то куда идут полученные таким путем деньги? Кто реально управляет Госказначейством? Есть факты, когда его чиновники не спешат выполнять ваши указания. Это вопрос дисциплины или несовершенства нормативной базы?
— Госказначейство в нашей стране имеет достаточно специфический статус. Даже мои заместители, не говоря уже о начальниках департаментов и управлений, не имеют права давать прямые указания казначейству. Это вопрос административного управления. Я считаю, что мы должны оптимизировать эти взаимоотношения в нашей финансовой системе и в следующем году, имея опыт реализации местными органами власти Бюджетного кодекса, которым все бюджетные организации переведены на обслуживание в казначейство, неизбежно придем к этому. Но пока еще с бюджетными деньгами работают и коммерческие банки. К чему это зачастую приводит, мы видим на примере банка «Украина». Еще полтора года тому назад мы предупреждали все местные органы о том, что в банке сложная ситуация, и рекомендовали подумать о том, чтобы перевести бюджетные средства в другие банки. Но только в Днепропетровской и Черкасской областях (в последней менее удачно) удалось перевести местные бюджеты на казначейское обслуживание. В Днепропетровской области в результате не было потеряно, в связи с банкротством «Украины», ни одной бюджетной копейки. Другой вопрос, сможет ли казначейство предоставить местным бюджетам такой же сервис, какой был в коммерческих банках. Думаю, что в течение полутора-двух лет казначейство уже не будет по уровню услуг уступать банкам. При этом мы выиграем в части сохранности бюджетных средств и, конечно, получим дополнительные ресурсы, которые можно будет использовать для выравнивания ощутимой сезонности нашего бюджета. В первом полугодии, как правило, мы имеем 40 — 45% ресурсов и, соответственно, так же финансируются и расходы. Но потребности-то у бюджетной сферы распределяются равномерно. Поэтому дополнительный ресурс может использоваться для сглаживания этих шероховатостей. Кроме того, в будущем я, в принципе, не исключаю более активного участия казначейства в операциях на межбанковском рынке, где нередко возникают серьезные флуктуации и даже в этом году ощутимо подскакивали цены на межбанковские кредиты. Здесь казначейство могло бы неплохо заработать, предоставляя ресурсы, а с другой стороны — сгладить имеющиеся на рынке колебания. Но сначала нам нужно разработать безопасные механизмы участия казначейства на межбанковском рынке.
В ДЕПУТАТЫ НЕ ПОЙДУ
— Кто в вашей семье министр финансов?
— Я так мало бываю дома, что фактически все финансовые вопросы у нас ведет жена. Но это не значит, что я не контролирую. А если говорить о личной жизни, то в те редкие дни и часы, которые я провожу дома, я счастлив. Моя дочь учится в той же школе, которую заканчивал и я. Меня радуют ее успехи, особенно в иностранных языках. Дома я имею возможность отдохнуть.
— А приходится брать кредиты для домашнего хозяйства?
— Нет. Пока не приходилось, хотя я этого не исключаю. Можете еще спросить меня, пойду ли я на выборы. И я отвечаю: не пойду.
