Украина, будучи страной амбициозной, с вожделением посматривает на выдающиеся современные цивилизационные достижения передовых стран в образе жизни, в сфере научно-технологической и духовной. Но в стране остается непонятым то важнейшее обстоятельство, что все это великолепие напрямую связано с трансформацией в ХХ веке культуры времени, а именно: с переходом передового человечества от циклической (от урожая до урожая) к сценарной культуре времени, которая характеризуется долгосрочностью.
Напомню, что прорыв на этом, т. е. сценарно-временном направлении сделал Советский Союз. И как бы кто ни относился к пятилеткам, без них лапотная и безграмотная страна не стала бы по своей мощи второй державой мира; а по грамотности — первой 1 . И когда президент США Франклин Рузвельт говорил, что будущее человечества — это синтез лучшего от США и от СССР, то в последнем случае он имел в виду именно вклад Советского Союза в практику долгосрочного планирования, т.е. в овладение сценарным временем.
Известно и то, что во второй половине ХХ века практически все передовое человечество тоже перешло на регулирование экономики по критериям долгосрочным. И настоящее каждой передовой страны стало решающе зависеть от конструирования предвидимого будущего. Без этого не было бы ни экономического чуда в странах восточной и юго-восточной Азии, ни современной высокоразвитой Европы, ни достижений США в виде интернета и полетов в космос.
Конечно, на этом направлении прогресса многое изменилось. Устарело и изжило себя по причине консерватизма и слабости мотиваций долгосрочное планирование в СССР; модерные и эффективные формы долгосрочного стратегического регулирования утвердились в успешных странах Запада и Востока. Однако — и это важно в Украине осознать — все это происходило не в последнюю очередь благодаря овладению сценарной (т. е. долгосрочной) культурой времени. Без такого рода институциональных трансформаций, т. е. без замены циклической культуры времени культурой сценарной всех упомянутых достижений не было бы. Да и круг успешных стран в такой мере, как это произошло, не расширился бы. Те же, кто по-прежнему (как во времена царя Гороха) реализуют свой потенциал в рамках циклической, т. е. примитивной и отжившей культуры времени, — заведомо лишены успешной перспективы и последовательно сдвигаются на обочину. Ведь в рамках годичного цикла, характерного для циклического времени, делаются только мелкие дела или же господствует инерционность.
Конечно, страна (пример — Украина), которой по наследству досталась высокоразвитая (по прошлым критериям) индустрия, может и в рамках цикличной культуры времени какое-то время иметь высокие темпы роста и мнить себя успешной. Причем такой стране в рамках примитивной (циклической) культуры времени иметь высокие темпы даже легче. Во-первых, высоких темпов легче достигать за счет инерционности, а не через структурную ломку, что предполагается сценарной культурой времени. Во-вторых, такому росту политические передряги хотя и помеха, но, в общем, терпимая, о чем свидетельствует нынешняя ситуация в Украине. Тогда как реализация сценарного варианта долгосрочного (совместимого с модерном) развития в условиях политической смуты просто невозможна.
Так что стране, не претендующей на высокоразвитость, т. е. смирившейся со статусом третьесортности, пребывание в рамках циклической культуры времени даже комфортно. И Запад, не терпящий, как известно, конкурентов (о чем свидетельствуют, к примеру, спровоцированный в 1997—1998 годах кризис в странах юго-восточной Азии, и нынешнее отношение к рвущейся вверх России) к такой, ничем не «угрожающей» стране, относится благодушно.
Все было бы хорошо, и жили бы мы в неразвитой стране спокойно, если бы мир, как сто лет назад, менялся медленно и развивался по инерционной схеме. Но нынешний успешный мир, в отличие от нашего отсталого, ускоренно меняется. Причем страны, по-настоящему передовые, ныне ускоренно формируют (благодаря инновациям) все новые и новые, никем не занятые рыночные ниши; и именно за счет таких прорывов идут в отрыв от стран, подобных нашей. В итоге мы, запутавшись в сетях инерционности, — пусть даже модернизируемой, даже при самых высоких (но некачественных) темпах — от стран успешных все больше отстаем. И отстаем мы не только от традиционно шествующих в авангарде государств «золотого миллиарда», но и от ранее отсталых гигантов — Китая, Индии, Бразилии, репрезентирующих (вместе с «золотым миллиардом») большую часть населения планеты. При этом коварство нашего отставания от успешных миров заключается и в том, что мы не сразу эту опасность обнаруживаем. Ведь мы по анархичным схемам цикличного времени себя сравниваем лишь с самим собой, и радуемся, когда сами себя в чем-то за год обгоняем.
Притом ловушка нашей неосведомленности не сводится лишь к «незамечаемому» нами отставанию от новых и новых стран — вплоть до Румынии. Еще опаснее для нас незнание соотношений с другими мирами в аспекте долгосрочного будущего. А между тем разрыв в доходности традиционных и новаторских экономик именно в обозримом будущем будет скачкообразно возрастать. А значит, мы будем от миров успешных еще быстрее отставать, что может поставить под вопрос судьбу страны. К тому же, со временем острее даст о себе знать болезненная зависимость наших традиционных отраслей от меняющейся конъюнктуры. Особенно — с учетом фактора открытости после вступления в ВТО. Причем речь идет о конъюнктуре не только внешней, но и внутренней.
Отмеченные, а равно и другие опасные последствия инерционного развития в рамках нынешней модели циклического времени не преодолеть. Стране в этом смысле не помогут даже высокотехнологичные иностранные инвестиции, меняющие инерционную модель на модель инвестиционно-инновационную. Причина в том, что к нам иностранные инвестиции приходят с новациями не первой свежести. Ведь сливки снимают с инноваций — особенно высокотехнологичных — в стране их происхождения, т. е. там, где востребована и реализуема наука и вся цепочка системы НИОКР. Лишь там, где рождается уникальная наукоемкая инновация, снимается повышенная интеллектуальная рента. Там же, где эта новинка появляется позже, т. е. где она вторична и тиражируема, прибыль оказывается ординарной. А, соответственно, страна, использующая «чужие» инновации, согласно закону неравного обмена, всегда существенно отстает от страны «зачатия» инноваций.
Неравный обмен на почве инноваций «разной свежести» становится, таким образом, мощнейшим фактором конкурентоспособности именно для страны, развивающей свою науку и производные от высокоразвитой науки технологии. И не случайно отсталая когда-то Финляндия вырвалась вперед по степени успешности именно за счет инноваций, укорененных в своей (а не в чужой) научно-технологической сфере. Такого же эффекта — эффекта выращенных, а не «купленных» инноваций — ныне добиваются Индия, Россия и Китай. Причем, Китай и Индия выращивают собственную научно-технологическую базу, несмотря на огромный приток высокотехнологичных инвестиций. Конечно, пока что там, в основном, идут затраты. Однако страну, живущую с прицелом на будущее, это не смущает. Поскольку есть понимание того, что «выращенное свое» — благодаря первичному (по сути, монопольному) инновационному эффекту — по степени доходности со временем «перешибет» чужое.
Однако подход, нацеленный на долгосрочное будущее, — это не просто рациональный поступок и расчет. Главное здесь — освоение страной сценарной культуры времени. Именно культуры, а затем — и практики. Ведь получение первородного научно-технологического эффекта — это не только затраты и результаты. Процесс получения инноваций, поступающих в экономику через систему «фундаментальная наука — НИОКР», опосредуется как долгосрочным планированием, так и системой других институтов, обеспечивающих прицельность, востребованность и заинтересованность. И все это вместе взятое есть освоение и реализация культуры сценарного времени, той самой, которая была испоганена, дискредитирована и отвергнута в Украине 90-х годов. Хотя оснований для ее (этой культуры) исповедования и обновления в Украине было намного больше, чем в Финляндии, Индии или Китае.
Попрание в Украине культуры сценарного времени и перевод стрелки на культуру архаичную — решающая причина затухания у нас научно-технологического прогресса. Первичные причины заложены в навязанном в 90-х годах Украине сценарии шоковых реформ, а также в откровенно воровской природе капитала и в коррумпированной власти — поскольку страна с такими «хозяевами» «не хочет ждать». Позднее на этой почве, как и на почве циклической культуры времени, в стране сформировалась кланово-олигархическая модель, нацеленная тоже на кратчайший путь к доходам.
Понятно, что в подобной ситуации, особенно в связи с рекордным разрывом доходов богатых и бедных, народ тоже нацелен на немедленное получение доходов, и не склонен (как это было в Финляндии, в послевоенной ФРГ, в Южной Корее и Японии) к многолетней аскезе и вложению доходов в отдаленное будущее. Да и веры в это будущее у нас нет.
Конечно, сильная и амбициозная власть, какой была поначалу власть нынешняя, могла бы, в конечном счете, переломить ситуацию и вернуть страну к культуре сценарного времени, оснастив долгосрочный временной фактор модерной атрибутикой.
Но как раз те, кто выдает себя за истинных патриотов, накинули на страну узду в виде искусственно воссозданной политической смуты под кодовым названием «досрочные выборы». Подобное вышибание страны из колеи, не так уж страшное для инерционного роста, для инновационной модели — смертельно. Ведь сам эффект разрыва поступательности калечит не только инновационное настоящее, но и, еще в большей степени, обозримое будущее. В итоге мы увязаем еще глубже в примитивное существование, нацеленное на сиюминутность. А долгосрочность, основанная на модерных институциональных реформах, опять — в который раз — оказывается недостижимой. Потеряно будет не только время, но и вера в успешное (в том числе научно-технологическое) будущее страны. И наш разрыв с успешными мирами может стать непреодолимым.
Чисто внешне кажется, что каждое событие, разрушающее и прерывающее процесс восхождения к научно-технологическим высотам, в Украине в 2004—2007 годах было достаточно коротким и укладывающимся в рамки демократических процедур. Однако совокупность этих «оранжевых» событий, с учетом предстоящих «досрочных» избирательных и постизбирательных баталий, укладывается почти что в пятилетку. И это — лишь в случае благополучного исхода предстоящих выборов. К тому же, почти каждое «политсобытие» осложнялось противостоянием по линии Восток—Запад — тем противостоянием, в котором совмещены глубинные этносоциальные и верхушечные (провластные) противостояния, что исключает саму возможность сосредоточения общества на создании системы долгосрочных институтов, обслуживающих будущее страны. А без такой системы любые долгосрочные стратегические программы повисают в воздухе, поскольку регуляторы и мотивации перемещения ресурсов из настоящего в будущее отсутствуют. Деньги в этой примитивной схеме также не могут перемещаться в будущее, как вода сама не потечет вверх.
Ныне побеждает не просто рост, а технологическая высокоразвитость, общепланетарный пирог перераспределяется между странами по критериям высокотехнологичности в первую очередь. А по другим, примитивным основаниям, в меньшей мере и потом. В итоге страны неразвитые получают «ошметки», которые, к тому же, со временем — в сравнении с доходами успешных стран — уменьшаются. В такой ситуации даже абсолютный рост благосостояния с годами зачастую оборачивается катастрофой. В лучшем случае — массовым исходом энергичных людей из страны туда, где лучше. В худшем — распадом страны и ее исчезновением. Вспомним в этой связи, что СССР рухнул в большей степени на почве сравнений с благополучной жизнью в странах Запада; и темпы тогда были сравнительно с Европой высокие.
Конечно, в течении ряда лет, когда страна выкарабкивалась из ямы, речь шла лишь об инерционно-восстановительном процессе. Но уже к 2004—2005 годам появился шанс сменить модель восстановительную на модель инновационную.
Дальнейшие события прервали поступь, и даже вернули страну к восстановительной модели. Подобная пробуксовка, когда скачкообразно расширяющийся передовой мир рвется к постиндустриальным высотам, должна хотя бы озаботить тех, кто позиционирует себя национал-патриотом. Но, видимо, понять это нашему герою не дано. В такой ситуации он напоминает сербского бомбиста — зачинщика Первой мировой войны, — о котором газеты того времени писали, что он разжег мировой пожар, чтобы сжарить себе на нем яичницу. Правда, масштаб разрушительных деяний нашего героя пока помельче. Пока... 1. Напомню, что после триумфа первого полета человека в космос, а также вслед за другими триумфальными прорывами американские аналитики признали, что истоки этой успешности заключены в первоклассном образовании. Соответственно, система образования в США была усовершенствована .
