Сегодня для развития отечественного гуманитарного пространства важно решить следующие задачи: сформировать площадку для научной дискуссии по актуальным вопросам украинской гуманитаристики (филология, философия, культурология) в Украине и за ее пределами; артикулировать публичный диалог украинской гуманитарной мысли в контексте других культур (славянской России, стран Балтии, Востока и Европы). Именно с этой целью на базе Института филологии КНУ имени Тараса Шевченко при содействии журнала мировой литературы «Всесвіт» (координаторы мероприятия — Галина Усатенко, Дмитрий Дроздовский) был создан новый проект «Украинская гуманитаристика: диалог культур между Востоком и Западом», который ставит себе целью решение этих задач.
На первую дискуссию были вынесены следующие вопросы: 1) американский историк С. Хантингтон в студии «Столкновение цивилизаций» утверждает: демократический мир заканчивается на границе с восточным христианством. А дальше начинается безнадежный континуум Востока... Украина в концепции Хантингтона; 2) диалектика отношений «Запада» с «Востоком» проходила разные этапы. В какой точке она находится сейчас? 3) Расширение пространства перевода с восточных литератур: усталость от Запада? Новизна Востока? Ответ на вызов диалога? Участниками первой дискуссии стали профессор Оксана Пахлевская — культуролог, лауреат Национальной премии им. Т. Шевченко, заведующая кафедрой украинистики Римского университета «Ла Сапьенца», научный сотрудник Института литературы НАН Украины им. Т. Шевченко; и профессор Иван Бондаренко — заведующий кафедрой китайской, корейской и японской филологии, заместитель директора Института филологии Киевского национального университета им. Т. Шевченко.
Предлагаем читателям «Дня» наиболее важные фрагменты выступлений уважаемых участников, которые помогут сформировать представление о месте Украины на геополитической карте мира и сформировать национальную идентичность.
Оксана ПАХЛЕВСКАЯ:
«Между Европой и Азией пролегает пространство, не имеющее своей идентичности, — пространство, идентифицирующее себя с Евразией»:
— Запад и Восток — это макрокатегории, чрезвычайно сложные, которые включают в себя очень много этажей, плоскостей интерпретации. Дело в том, что категория Востока соответствует и в современной ментальности Европы, и в современной ментальности мира тому безграничному пространству, которое занимает эта категория, и поэтому категория Востока чрезвычайно много-, поливалентна в своих проявлениях. Мы говорим о Китае как Востоке, мы говорим о Дальнем Востоке, до недавнего времени говорилось о Восточной Европе и т. п. Однако идея Европы как Запада — это идея структурированная, которая структурируется уже на протяжении многих веков, и сегодня — я имею в виду период с конца Второй мировой войны до сегодняшних дней — структуризация категории Европы как западной цивилизации приобрела окончательное измерение, поскольку европейская матрица стала базовой для понимания категории демократического мира.
Весьма символичный момент, когда началось формирование самой идеи Европы, формирование и формулирование. На чисто теоретическом уровне это была середина-конец Второй мировой войны, когда Европа задала сама себе вопрос: кто она, почему Европа всегда была мозгом мира, с одной стороны, а с другой — почему в этом мозге зародились такие жуткие фантасмагории, как две мировые войны и, в частности, нацизм.
Поэтому анализ категории Европы всегда проходил не только исторические и культурные плоскости, но и плоскости моральные. Поэтому мне очень интересен тезис, как он заявлен в пресс-релизе этой дискуссии: о категории вины и категории стыда как двух идентификационных категориях этих макропонятий — Восток и Запад, Запад и Восток.
Противопоставление Востока и Запада произошло еще в древнегреческие времена, собственно говоря, Древняя Греция является родиной современной Европы. В Древней Греции сформировалась категория свободы как базовая категория европейской цивилизации, сформировалась категория гражданства, гражданина как базовые категории демократического мира. В древнегреческой литературе уже было абсолютно четко определено это противопоставление Запада Востоку, Запад versus Восток, как Восток персидский, Восток автократичный против греческой модели, афинской модели демократического мира. И от Гомера, и далее у Эсхила, у целого ряда философов и писателей Древней Греции мы найдем это противопоставление греческой модели персидской. Греки утверждали: у нас все граждане свободны, и тот, кто нами руководит, слышит глас народа. В то же время, Восток — это система, где только один-единственный человек является свободным, и это тот человек, который является властителем.
Уже в древнем мире происходило противопоставление Европы в тех параметрах, в которых она виделась, против варваров. Варварским миром назывался любой другой мир за пределами Европы, и это был в первую очередь восточный мир. То есть это категория варварского как чуждого, варварства как мира, где нет свободы, и мир, в котором нет свободы, является миром варварским. Такова была концепция в древнегреческом и древнеримском мире.
В средние века Европа идентифицировалась с территорией распространения христианства, но уже в средневековье христианская Европа включила в свое культурное развитие мощный восточный компонент. Это был арабский Восток, который фактически является одной из основ европейской литературы.
Далее Европа идентифицируется с созданием институтов. Можно вспомнить Макиавелли. Рождается политическая Европа. И в то же время, в эпоху Возрождения в Европе рождается концепция Иного. Ряд европейских философов, такие как, например, Монтень, задавали вопрос об ином мире, о том мире, который христианская Европа называла варварским, опротестовывали эту позицию и говорили, что в действительности варварским является христианский мир, который, с одной стороны, проповедует любовь к ближнему, а с другой — этого ближнего уничтожает, как это происходило уже во времена после открытия Америки, когда началось уничтожение индейских племен европейскими колонизаторами.
Таким образом, чрезвычайно важная категория Иного, которая появляется в европейской культуре и дальше развивается до Просвещения через все века, развивается очень сильная критика европейской истории, европейской позиции в мире.
В Возрождении Европа идентифицируется также с Respublika literarum. Это термин Петрарки и целого ряда выдающихся мыслителей европейской культуры, которые под Respublika literarum имели в виду объединение интеллектуалов Европы, сплоченных общими идеалами, нравственными и культурными, то есть образование, уровень культуры становятся идентификационным кодом европейской реальности.
Особо важным периодом для формирования идеи Европы является просветительство и процесс секуляризации. То есть фактически от Возрождения и дальше идет глубокий процесс секуляризации, высвобождения через Эразма Роттердамского, через постановку вопроса о необходимости свободы человеческой мысли, свободы чувств, свободы религиозного выбора. Как вы видите, категория свободы расширяется и охватывает все большее пространство человеческого бытия. В период Просвещения секуляризованная Европа опять-таки задает вопрос о другом мире. Вольтер говорил, что Восток представляется нам варварским, далеким от нас, непознаваемым. В действительности Восток — это огромные культуры. Он говорил как о Китае, так и об Индии. Даже была очень сильна в тогдашней Европе такая востокофилия, на разных уровнях она регистрировалась.
С ХІХ века начинается не сближение, а взаимное познавание двух миров — Востока и Запада. В этот «цивилизационный разговор» включается Византия, и начинается длительный процесс противостояния восточного и западного христианства. Конечную точку этого противостояния и фиксирует Хантингтон. Христианство в Западной Европе служило идентификационным кодом Европы, но Европа прошла очень мощный процесс секуляризации, и христианство стало одним из признаков европейской эволюции.
В то же время восточное христианство, противопоставившее себя западному христианству, в конечном пункте якобы противопоставило себя Европе, а тем самым вывело себя из самого христианства. Сегодняшняя линия византийско-монгольская, о которой говорит и Хантингтон, и русский историк Афанасьев, — это линия, которая ведет к былому православию в русском варианте истории христианства, так как оно противопоставляется Европе, противопоставляется демократическому миру. Хантингтон практически говорит о том, что православие в его русской версии сливается, образует единый континуум с миром ислама как фундаменталистской религии.
Словом, мы сейчас находимся в процессе формирования новых «старых» идентичностей глобального мира, и этот процесс является не просто сложным, но чрезвычайно опасным.
То есть мир Европы как мир Запада и мир Востока — оба этих мира имеют свою идентичность. Диверсифицированную внутрь, многогранную, поливалентную, но они имеют свою идентичность. Между ними пролегает пространство, не имеющее своей идентичности, — пространство, идентифицирующее себя с Евразией. Это российский неоевразизм, который ведет линию от евразизма 20-х годов ХХ века. Однако эта теория вернулась в Россию, и она пролиферирует в настоящий момент на украинской территории и везде, куда может еще проникнуть, на землях, не охваченных Европой. Неоевразизм утверждает, что существует эта неоевразийская территория, евразийская территория. Если коротко охарактеризовать данную теорию, можно сказать, что есть Запад, есть Восток, есть Европа, есть Азия, но Евразия не только не стала и Европой, и Азией, а она не стала Европой и не стала Азией.
Иван БОНДАРЕНКО:
«В принципе, мы больше нужны Востоку, интересны Востоку, чем Западу»:
— Украинцев я всегда относил, и себя в том числе, к европейцам. Украину я вижу только в Европе, однако мы чрезвычайно мало знаем Восток. Знания Востока — настоящие знания, основательные, глубокие — намного больше помогли бы нам понять свое место в этом мире, свою культуру, литературу, историю. Поэтому я являюсь апологетом именно исследования Востока.
По моему мнению, все-таки история развивается по гегелевской спирали. Были времена, когда на высшей ступени оказывались восточные страны. Простите, когда мы с вами еще в шкурах ходили, китайцы уже составляли первые поэтические антологии, уже изобрели порох, знали, что такое компас, что такое судостроение и т. д. Потом, конечно, были спады, были отставания. В средние века после буржуазных революций по этой спирали на высшее место поднимается Европа, европейская культура.
Но сейчас, по моему мнению, и это подтверждает то, что мы начали изучать именно восточные языки с таким энтузиазмом, по этой спирали на первое место выходит все-таки Восток. Это еще только начало восхождения. Но смотрите, что происходит с Китаем. Кризис в мире, а они как развивались 12-процентными темпами, так и продолжают, уже обогнали Японию по валовому национальному продукту.
В принципе, мы больше нужны Востоку, интересны Востоку, чем Западу. Запад считает, что мы еще не доросли до их цивилизационного уровня. Мы просимся в Европу — нас не пускают. Туркам легче получить визу в Германию, чем украинцам. Тем же арабам — во Францию. Я не имею ничего против турков и арабов, но если уж мы цивилизационно близки, то почему же у нас возникают такие проблемы с получением визы? А наши студенты, изучающие восточные языки, получают эти визы без всяких проблем. Более того, множество грантов. Возможно, пани Оксана не знает, но 80% наших студентов, изучающих восточные языки, ездят на языковую стажировку, полугодовую и годовую, в эти страны.
Что касается цитаты из Хантингтона, которая была предложена нам в качестве основной темы для дискуссии, я отыскал эту цитату, и вот как она звучит. В исламской, конфуцианской, японской, индуистской, буддистской, православных культурах практически не имеют никакого отклика такие западные идеи, как индивидуализм, либерализм, конституционализм, права человека, равенство, свобода, верховенство закона, демократия, свободный рынок, отделение церкви от государства и т.д.
Здесь я не совсем согласен. Кстати, понял, в чем проблема, когда пани Оксана сказала, что Хантингтон рассматривает православие в его русском варианте. Почему? Потому что Греция — православная страна. Простите, но это центр европейской культуры. Позже она стала православной, конечно, но она замечательно себя чувствует среди европейских народов. То же самое — Болгария, Сербия. Конечно, это другие культуры, иной вариант христианства. Но мне кажется, особых проблем у них не будет. Утратят ли они свою идентичность, как сказала пани Оксана? Возможно, в известной степени. Но будет ли это потеря? Вспомните японцев. Когда они позаимствовали буддизм, они не отказались от синтоизма. Если мы выбросили своих деревянных истуканов — Перуна, Даждьбога и других в Днепр, то японцы сохранили синтоизм, приняв буддизм. Эти религии абсолютно мирно сосуществовали веками и сосуществуют сегодня. Затем в их духовную культуру вошли и конфуцианство, и христианство, и сейчас эти религии исповедуют почти миллион японцев.
То есть умение воспринимать другое, совмещая органично со своим, — вот этому нам нужно во многом поучиться, возможно, именно у японцев.
Пани Оксана уже упомянула о том, что цивилизации Запада и Востока иногда разделяют и характеризуют как цивилизацию культуры вины — относительно Запада, и культуры стыда — относительно Востока. Кстати, эти термины ввела в обиход американская исследовательница, психолог Рут Бенедикт в 1946 году, написавшая книгу «Меч и хризантема». Небольшая книга, чрезвычайно интересная. Сделала она это по заказу — кого бы вы думали? Военной американской администрации. На то время Япония была побеждена, и американцы долгое время оставались в стране, помогли японцам написать собственную конституцию и т. д.
Еще иногда культуру Запада называют культурой действия, а культуру Востока — культурой пути, культурой поиска средства. Причем здесь уже вмешивается действительно религия, поскольку в Библии четко написано, не помню дословно, но: и поставил Бог человека над тварями и гадами и так далее. То есть христианство сразу ставит человека в центр этого мира, центр природы, все подчиняя ему. И человек Запада, восприняв эти идеи, в самом деле чувствует себя хозяином положения, пытается подчинить себе окружающую природу. Кстати, и атомная энергия, атомная бомба, и бактериологическое оружие — все это изобретения Запада, простите. Тогда как китайцы, когда изобрели порох, могли бы, создав пушки, создав оружие, завоевать весь мир. А они использовали в течение веков этот порох исключительно для фейерверков. Когда порох попал к европейцам, первое, что они сделали — это пушки и мушкеты. Вот вам определенная разница в наших мироощущениях.
Прикладное искусство — тоже большая разница. Если для нас прикладное искусство превращается в предметы роскоши — часы, посуду, фарфор должен быть в золоте, то в Японии, например, и в Китае, больше в Японии, ценится не материал, а мастерство изготовления. Это может быть обычная глина, зато чашка из этой глины может стоить намного больше, чем позолоченная фарфоровая чаша.
Музыка. Обратите внимание. Назовите мне хоть одного известного японского композитора уровня Бетховена, Баха, Моцарта, Шумана. Нет. Сами японцы или китайцы не назовут. Почему, как вы думаете? Да потому, что они все композиторы и все музыканты. Я не видел ни одного японца, который не умел бы играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. У нас же учить ребенка играть на пианино — это уже поднять его на ступень выше многих других детей.
И литература. Когда европейцы впервые познакомились с японской поэзией в переводах, они были потрясены. Это было в конце ХІХ века. Появились первые переводы, антологии Астона; Юдит Конфье, французская переводчица, перевела японскую поэзию. Известный французский литературовед Жюль Ренар, поэт, основатель очень популярного во Франции в конце ХІХ века журнала, который назвал своим именем, в одной статье под воздействием японской поэзии, в частности японской хайку, писал: «Прекрасным является все сущее в мире. О свинье следует говорить так же, как о цветке. Я убежден, что никакое описание, в котором более десяти слов, не является воображаемым, то есть не является художественным. Третье. Касательно почти всей существующей европейской литературы можно сказать, что она слишком длинная. Четвертое. Жизнь следует сводить к ее самым простым проявлениям».
Умение людей Востока в малом, в близком увидеть Космос, Вселенную лучше всего, на мой взгляд, отражает трехстишие Иида Дакоцу, современного поэта ХХ века, которое в переводе звучит так:
В росинку, вглядевшись,
Что с листочка свисает,
Себя, одинокого, под Луной познай.
Представьте себе: вглядеться в эту росинку, что из листочка, и увидеть свое место в этом микро- и макрокосмосе.
Вот главное отличие между Западом и Востоком и заключается в том, что западный человек пытается покорить этот мир любыми путями: стать самым могучим, над природой ли, над другим народом ли — отсюда эти бесконечные европейские войны. В то время как восточный человек пытается найти свое место в этом микро- и макрокосмосе.
Еще несколько интересных примеров, свидетельствующих об отношении японцев к окружающей природе. У того же Рёкана есть замечательное стихотворение. Он жил в горной хижине из трав, красть у него особенно не было чего. Но все-таки к нему забрался какой-то вор. И он, вернувшись, написал стихотворение:
Украл все из моего домика вор,
Но оставил Луну в окне.
То есть самое дорогое, что у него было, — это Луна. Любование Луной вор не смог украсть.
Оксана ПАХЛЕВСКАЯ:
— Трудно выбрать категории, которые имели бы основания для сравнения Запада и Востока. Я выбрала категорию свободы, свободу индивидуальности, свободу человека и закона, потому что это та категория, которая сопровождает все этапы развития, несмотря ни на что, европейской цивилизации. Я не согласна с тезисом, что европейская цивилизация по своим признакам — это захватническая цивилизация, а восточные цивилизации или цивилизация в целом — это цивилизации, которые позиционируют себя как охранительные относительно природы, космоса. Человек везде является человеком. Говорил Марк Твен: скажите мне, что вы человек, и я пойму, что вы плохое существо. То есть человек везде является захватчиком, человек везде является творцом, человек везде является деструктором, человек везде является строителем. Но градации этого построения и разрушения мы можем регистрировать на каждом этапе отдельно.
Поэтому мы можем продемонстрировать прекрасные образцы как европейской, так и восточной поэзии. Но это не компенсирует ту ситуацию, что Китай является одной из стран, больше других загрязняющих атмосферу, — Китай не подписывает протокол Киото. Если Западная Европа прилагает максимум усилий к тому, чтобы хоть как-то обратить мир к экологическим проблемам — вспомните вклад в этом плане североевропейских народов, скандинавских народов, — Китай же просто ставит стену в этом разговоре.
Теперь вопрос виз. Я думаю, все мы должны задать себе вопрос, что Стамбул — город, который османская культура, восточная культура отобрала у западной культуры, в сущности, Константинополь, ставший Стамбулом, — сегодня ближе к Европе, чем Киев. И это страшная пощечина Украине, пощечина со стороны Европы, но это плата за недостаточную идентичность, за коррумпированную концепцию идентичности, которую Украина позволила навязать себе, которую она сама развила в собственной культуре; за то, что Украина не сумела, не захотела, не смогла, не была способна выделить и перестроить свою европейскую идентичность, которая в ней закладывалась в XVI—XVII и других веках. Это страшная плата за измену этой идентичности.
Я не сказала, что не будет особых проблем в Болгарии и Сербии с Европой. Вопрос присутствия Греции в Европе — слишком сложный, чтобы его можно было ликвидировать несколькими фразами. Я хочу лишь напомнить о книге Вебера, начала ХХ века, в которой есть прогноз, какие страны будут наиболее развитыми в скором будущем. Вебер утверждает, что наиболее развитые страны — это страны протестантские. Так оно и сложилось. Далее идут страны католические, а затем идут страны православные.
Восточные страны характеризуются тем, что они не признают своей вины за совершенные преступления. Поэтому и легко говорить, что они не вели войну, легко говорить, что за коммунизм ответственный кто-то другой. Нет, за коммунизм ответственны те, по чьей идее строился коммунизм, а это была российская идея, как нацизм строился на пангерманской идее.
Так что потеря идентичности грозит тем странам, которые идут в Европу без достаточной собственной идентичности на момент входа. Польская исследовательница романтизма Мария Янион написала чрезвычайно интересную книгу лет десять назад, в канун вступления Польши в Европу: да, но вместе с нашими мертвыми. То есть наша память, наше прошлое — мы должны иметь его всегда при себе, чтобы не утратить идентичность.
С Японией я абсолютно согласна. Но Япония — уникальная страна. Она уникальна как относительно Востока, так и относительно Запада, потому что это страна действительно с чрезвычайно мудрым и интересным соотношением традиций и модерна. В свое время об этом писала газета «День». Редактор газеты «День» Лариса Ившина всегда настаивает на том, что мы должны устремить свой взгляд в сторону Японии.
И в заключение. Здесь у меня напечатана статья, всем советую ее прочитать. В газете «День» был опубликован диалог-интервью с уже упоминавшимся здесь Юрием Афанасьевым, под заголовком «Гениальные холопы». Афанасьев говорит о российских оппозиционерах, которые хотели бы сотрудничать с властью, он их называет гениальными холопами. Но суть этой статьи — в анализе российской власти как сочетания монгольско-ордынской власти, отчужденной от общества, с властью византийского образца. Так же я советовала бы всем прочитать его книгу «Опасная Россия», где есть целый ряд анализов и, собственно, чрезвычайно трагический, фактически фатальный прогноз относительно будущего России как страны, которая умирает. Мы должны применить этот анализ к Украине и определить, что с нами будет дальше.
Иван БОНДАРЕНКО:
— Я не идеализирую японцев. То, что они вытворяли во время Второй мировой войны в Маньчжурии, Гитлеру и в страшном сне не могло присниться. Поэтому, с одной стороны, можно действительно писать замечательные стихотворения, а с другой — уничтожать детей, китайцев тысячами и тому подобное.
И последнее, что бы я хотел подчеркнуть. Все-таки Китай не отказывается полностью от Киотского протокола. Кстати, обратите внимание: Киотский протокол! То есть именно японцы в значительной степени способствовали решению этой проблемы.
И еще одно интересное замечание. Китай за свою многотысячелетнюю историю никогда не начинал войну.
