«Лише ті держави, котрі мають керівників — Провідників нації, що є Мудрими, Мужніми, Шляхетними й Компетентними, будуть сильними, самодостатніми, а народ буде захищенийсоціально і національно.»
Издавна, еще с языческих времен, на Зеленые праздники (во времена христианства — Сошествие Святого Духа и Пресвятой Троицы) украинцы почитают могилы защитников Родной Земли: сначала — представителей Рода, а впоследствии — Народа, Нации и Государства.
Смерть своих героических предков мы считаем ненапрасной. Их пример и по сей день вдохновляет украинцев на победоносные свершения, а следовательно, предки наши всегда живы и всегда с нами. Живы в наших мыслях и наших делах. А наибольшим уважением и благодарностью перед погибшими предкамими является святое отношение к местам их последнего вечного отдыха, тщательное благоустройство и заботливый уход за их могилами, и сохранение вечной памяти о них. Этим самым мы несем двойную ответственность не только перед своими детьми, но и перед дедами и прадедами.
Мы должны стремиться к тому, чтобы ни одно захоронение, ни одна могила защитников Родины не была забыта или запущена. И не должно быть двойных стандартов при почтении памяти павших защитников, мы не должны отделять погибших в победных баталиях от погибших в проигранных битвах. Но, к сожалению, в настоящее время мы не можем говорить, что действительность является именно таковой.
До недавнего времени большинство наших соотечественников было убеждено, что наибольшая танковая баталия состоялась на Курской дуге под Прохоровкой. Но немногие знают, что 70 лет назад (круглая дата, которая и до сих пор окутана печалью и тайной мрака и забвения) в треугольнике Луцк — Броды — Дубно, особенно на полях около Тараканивского форта вблизи Дубно, 23 — 30 июня 1941 года состоялась самая большая в мировой истории танковая битва. Если бой под Прохоровкой состоялся за один день, то танковая баталия под Дубно продолжалась свыше недели.
В этом бою принимали участие шесть механизированных корпусов Киевского особого военного округа, а именно: северная группировка (9-й, 19-й и 22-й механизированные корпуса, с 31-м стрелецким корпусом), которая базировалась в районе Луцка; южная группировка (4-й, 8-й и 15-й механизированные корпуса, с 37-м стрелецким корпусом), которая базировалась в районе Бродов и которые в своем составе насчитывали 3128 танков всех типов, от легких БТ и Т-26 до модернизированных гигантов КВ-2 и Т-34, которых насчитывалось свыше 800 единиц.
Со стороны противника в противостоянии принимало участие 799 немецких танков и САУ 1-й танковой группы генерал-полковника (впоследствии — генерал-фельдмаршал) Эвальд фон Клейста, из которых только 450 принадлежали к классу Pz.III и Pz.IV. Танковая группа фон Клейста состояла из трех механизированных армейских корпусов в составе пяти танковых и четырех моторизированных дивизий. Если бы две эти танковые армады сошлись в прямом противостоянии, то результат битвы было бы легко предвидеть. Но реалии, к величайшему сожалению, совсем другие. Советские механизированные корпуса потеряли большую часть бронированной техники и уже через неделю начали отступать, испытав сокрушительное поражение.
Координировать действия Юго-Западного фронта прибыл лично начальник генерального штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии генерал армии Георгий Жуков. Атаки советских танков под Радеховом, Войницей, Бродами описаны достаточно подробно, день за днем, с анализом доступных документов с обеих сторон, данными о потерях и возможными вариантами развития событий. Половина из 2825 единиц техники, которые действовали «разя огнем, сверкая блеском стали», была уничтожена прямо на марше: из-за неисправности (много танков не смогло даже выйти за ворота своих частей), из-за слабого управления войсками, несогласованности боевых порядков корпусов по сравнению с немецкими танковыми дивизиями — особенно при взаимодействии с артиллерией и пехотой, наследования шаблонных довоенных схем прикрытия, отсутствия действенной связи, недостаточного обеспечения горючим, что привело к остановке свыше 300 машин просто на поле боя. Дало о себе знать и ожидание указаний из Москвы, поэтому авиация не получила приказа атаковать колонны противника и теряла свои самолеты при защите своих аэродромов.
После 22 июня четыре дня основная ударная сила фронта — 8-й механизированный корпус, который высшие штабы «крутили» в треугольнике Стрый — Пшемышль — Львов, прошел форсированным маршем почти полтысячи километров (свыше 100 км в сутки), тогда как уставная норма — 60 км в сутки. Из-за этого половина техники корпуса так и не вступила в бой, а осталась на дорогах, в том числе почти все тяжелые танки Т-35. Почему командование «крутило» мехкорпуса и танковые дивизии? Да потому, что не знало, как ими воевать.
Есть множество свидетельств участников тех событий: страх перед «своим» командованием был большим, чем страх перед врагом. Красная армия тотально боялась. Особенно — командиры. Там, где они в результате объективных причин действовали на свой страх и риск, эти действия нередко были успешными. Где действовала сталинская «вертикаль власти» — страх парализовал всех. Все это не позволило советским войскам использовать свои преимущества и достичь победы в пограничной битве.
Еще одним отрицательным фактором этой битвы для советской стороны стали, безусловно, некачественные действия разведки, или, возможно неумение или нежелание правильно распорядиться разведданными, которые часто добывались ценой жизни советских разведчиков.
Немцы же, судя по всему, были очень хорошо осведомлены о положении вещей в советской армии, потому, не колеблясь, стремительно атаковали в три с половиной раза преобладающие силы противника. Они проявили намного лучшее стратегическое мышление, поскольку войска главную ставку сделали на оперативное действие небольших по количеству техники механизированных соединений из танков, пехоты на машинах, частей разведки на мотоциклах и легких танках, сведенных в танковые группы.
Эти танковые группы должны были пробить линию обороны советских войск и наступать в глубину, охватывая враждебные части с флангов. Результатом становилось их окружение и выход немецких войск на оперативное пространство.
В Красной армии, наоборот, была сделана ставка на создание больших танковых соединений, но поскольку эти соединения на начало войны не были доукомплектованы другими родами войск, в частности, авиацией, то и преимущество в количестве танков Красной армии сводилось на нет.
Собственно говоря, битва началась с наступления 1-й немецкой танковой группы, которая использовала разрыв шириной в 50 км, который образовался на конец 24 июня между 5-й и 6-й советскими армиями. Клейст планировал во взаимодействии со своими 6-й и 17-й армиями отрезать войска центра и левого крыла Юго-Западного фронта. Оценив обстановку и раскрыв это намерение, Военный совет фронта принял решение всеми механизированными корпусами нанести врагу могучий контрудар. Однако внезапного удара не получилось. Гитлеровцы, используя в обороне противотанковую артиллерию, пытались вывести свои танки на фланг и в тыл наступающих советских войск.
И хотя в результате отчаянных действий мехкорпусов горловина немецкого танкового прорыва значительно сузилась, но остановить вражеские войска не удалось. 26 июня пришлось сдать Дубно.
Несмотря на неудачу в проведенных контрударах, руководство Юго-Западного фронта продолжает контратаковать. 26 июня было решено нанести мощные удары с севера силами 9, 19 и 22 и с юга 4, 15 и 8 мехкорпусами. Огромная масса танков была брошена для того, чтобы окончательно подрезать фланги немецкой группировки и окружить ее. Однако эта операция тоже претерпела неудачу. Лишь дивизии 19-го механизированного корпуса генерал-майора М. В. Фекленко добились определенного успеха: 43-я танковая, имея в передовых порядках танки Т-34 и КВ, за четыре часа боев отбросила хорошо потрепанную 11-ю танковую дивизию немцев на 30 км и вышла к Дубно, а 40-я разбила колонну врага около Млынова.
Интересно, что немецкие танковые и моторизированные дивизии, несмотря на советские контратаки, продолжали планомерное наступление вперед. Поэтому во многих случаях бремя противостояния с советскими танками ложился на пехоту Вермахта. Однако и встречных танковых боев тоже хватало.
Стоит также отметить действия 8-го механизированного корпуса, под командованием генерала Рябышева (932 танка, больше, чем во всех немецких войсках группы армий «Юг»). Именно восьмой мехкорпус сумел поставить под угрозу весь план «Барбаросса», осуществив контрудар в направлении Дубно. Этот удар был сплошной импровизацией, на подготовку которой командованию корпуса дали только 20 минут. Оперативная группа под командованием Михаила Попеля в составе 34-й танковой дивизии полковника Васильева, еще одного танкового и корпусного мотоциклетного полков, начав наступление в 14 часов 27 июня, сначала отрезала выдвинутые вперед подразделения 16-й танковой дивизии немцев от ее основных сил, потом вышла в тыл 11-й танковой дивизии.
Позже генерал Михаил Попель вспоминал: «Для гитлеровцев наш удар — полная неожиданность. Они и не думали, что мы осмелимся полезть на коммуникацию, где и денно и нощно движутся немецкие колонны. В одних трусах — загорали на солнце — метнулись немецкие солдаты в окопы, к пушкам и танкам.
С вражеским заслоном Волков покончил так быстро, что основным силам почти не пришлось притормаживать. С окруженной группировкой противника покончили еще до ночи. Пехота прочесывала поле: то вытянули изо ржи начальника штаба 11-й танковой дивизии, то начальника разведки, то кого-то еще.
Входили в Дубно, когда уже совсем наступила ночь».
Процитируем Сергея Грабовского, который так анализирует эти события: «Воспоминания звучат так, как будто это 1945, ну, 1944 год. Но был июнь 1941-го! Отметим: это был единственный мощный удар того времени, где все решали сами танковые генералы, а не Генштаб во главе с Жуковым, не нарком Тимошенко, не лично товарищ Сталин и не штаб Юго-Западного фронта во главе с генералом Кирпоносом. Может, потому и произошла эта тактическая победа? Может, если бы восьмой мехкорпус не крутили дорогами Львовщины четыре дня, он бы за это время самостоятельно вышел бы куда-то под Краков? Брестская крепость без приказов сражалась месяц. А там, где красноармейцы и генералы имели за своей спиной высокие штабы, особые отделы и заградительные отряды, — там Красная армия в то время отступала.
Того же 27 июня в Дубно вышли части 19-го мехкорпуса и 36-го стрелецкого корпуса. Но они ничего не знали об ударе группы Попеля, о том, что еще одно усилие — и первая танковая группа Вермахта будет окружена, а весь план «Барбаросса» потерпит крах. Но рывок не состоялся. Потому что высшее командование, во-первых, не считало нужным информировать подчиненных о своих планах и об оперативной ситуации, во-вторых, связь в Красной армии осуществлялась тогда по образцам гражданской войны. Капитан или майор с пакетом на бронированном автомобиле — и все. Сталин боялся, что радио или телефон подслушает враг. Кроме того, командир лично расписывался в получении пакета из штаба, следовательно, его можно было послать под трибунал в случае невыполнения приказа.
Следовательно, в конце июня 1941 года, после окружения под Дубно 1-й танковой группы Вермахта, могло быть сорвано наступление войск стран Оси на южном направлении, а, следовательно, весь план «Барбаросса». Но в действительности все разворачивалось иначе. Три дня группа генерала Попеля держала оборону в Дубно. Три дня генерал Гальдер, начальник немецкого генштаба, писал в своем дневнике об угрозе на южном фланге. Три дня оставался шанс на победу, который не был использован». Из-за противоречивости приказов командования фронта происходит дезорганизация действий корпуса, в результате чего он попадает в окружение, из которого был вынужден прорываться.
Лишь 29 июня Москва убедилась в бесперспективности последующих контрударов, потому 29 июня был санкционирован отход мехкорпусов, а 30 июня издан приказ об общем отступлении войск Юго-Западного фронта и (до 9 июля) отходе на линию старых Укрепленных районов. Штаб фронта покинул Тернополь и переместился в Проскуров. Член военного совета Юго-Западного фронта комиссар Николай Вашугин, который активно организовывал контратаки, 28 июня застрелился.
Таким образом, танковая битва в районе Луцк — Ровно — Дубно — Броды завершается поражением советских военных частей. Это дало возможность немецким танкам прорвать оборону советских войск на линии старых укрепленных районов и уже 10 июля войска Вермахта взяли Житомир. С 391 танком, который остался у фон Клейста, он смог соединится с Гудерианом и замкнуть кольцо окружения войск Юго-Западного фронта.
В результате этой битвы до 30 июня 1941 года 2648 единиц советской техники было уничтожено полностью и не подлежало восстановлению. Потери с немецкой стороны были в десять раз меньшими — около 260 машин (большая часть из которых была успешно отремонтирована). И основная часть этих потерь касается именно танковой битвы в районе Луцк — Ровно — Дубно — Броды.
Еще в глубокую древность спартанцы во главе со своим царем Леонидом І, павшие под Фермопилами осенью 480 года до нашей эры, в ответ на предложение персов сложить оружие ответили: «Придите и возьмите его!»
В отличие от персов немцы пришли и взяли колоссальное количество оружия уже в начале немецко-советского противостояния. Очень досадно!
Враг достиг двух важнейших результатов, которые во многом определили характер последующей борьбы на Юго-Западном стратегическом направлении германо-советского фронта, а именно: уничтожил основные бронесилы Юго-Западного фронта и подготовил в оперативном отношении свой прорыв в Киев.
А поля под Дубно в то знойное лето 1941 года превратились в танковое кладбище. Человеческие потери были еще ужаснее. «Еще до начала советско-германской войны появился тайный приказ тогдашнего наркома обороны Ворошилова, который запрещал экипажам подбитых врагом в бою танков покидать свои бронемашины, — вспоминает бывший танкист Владимир Лис. — Они должны были или покончить жизнь самоубийством, или живьем сгореть в своих железных гробах». Поэтому, как сообщают еще живые свидетели тех событий, когда немцы подбивали танк, и кто-то из экипажа пытался из него выпрыгнуть, то его свои же сразу расстреливали. То же самое было и с теми, кто пытался спрятаться в посевах ржи: их, опять же, свои просто косили из броневика. Вот почему лежали наши защитники по всему полю как снопы. По подсчетам Владимира Лиса, в этой танковой битве свои же уничтожили почти тысячу экипажей, а если умножить на коэффициент три или четыре (столько людей насчитывали экипажи), то выйдет цифра в почти четыре тысячи убитых лишь своими.
Местные жители стянули погибших бойцов (около 200 молодых ребят — рядовых, был лишь один капитан) в две глубокие воронки от авиационных бомб, и таким образом их похоронили. Но до сего времени никто не знает их имен, родные и близкие и не догадываются, где лежат останки дорогих им людей, потому что их захоронения до сих пор распахиваются и засеваются. Доныне здесь нет ни кургана, ни даже маленькой насыпи, не установлены обелиски, лишь вблизи дороги местные жители (так называемые — «бандеры» — в восприятии коммунистов) установили железный крест, на котором указали, что на этом жертвенном поле в 1941 году погибли воины Красной Армии. Да еще живы очевидцы тех памятных событий, которые больше всего хотят, чтобы была отдана надлежащая военная, христианская и гражданская дань уважения погибшим.
Пытаются добиться разрешения на проведение перезахоронений на бывшем поле брани и члены ривненской организации Украинского вольного казачества имени Северина Наливайко, но пока еще эти попытки не принесли желаемых результатов. Большую подвижническую работу в этом направлении осуществляет кошевой атаман Украинского вольного казачества им. С.Наливайко Владимир Владимирович Мусий.
Корреспондент газеты «Вісті Рівненщини» Ольга Демьянчук выражает надежду на то, что: «Возможно теперь, когда в Москве вышла книга «Дубно 1942 год. Наибольшая танковая битва Второй Мировой» военного историка Алексея Исаева, которая базируется на недавно рассекреченных документах как отечественных, так и зарубежных архивов, дело сдвинется с места».
Хотя в этом году исполняется 66 лет со времени завершения Второй мировой войны, украинская нация является чуть ли не единым государством, где война еще не закончилась — до сих пор не признана воюющей стороной Украинская Повстанческая Армия, воины которой так же боролись против фашизма, как и воины Красной Армии.
Как подытоживает политолог Мирослав Тарнавский: «...политикам, в отличие от историков, следует думать не столько о прошлом, сколько о будущем. Поэтому, а не мог ли бы стать для наших политиков полезным опыт национального примирения в Испании? И собственно потому, что испанские политики разных направлений вынесли за скобки своих разговоров суд над историей, им удалось достичь беспрецедентного консенсуса во время перехода к демократии в середине 70-х. Символом этого консенсуса стали пакты Монклоа, подписанные осенью 1977 года.
Первым действенным шагом к настоящему примирению может стать совместное строительство Украинского Мемориала Павших во Второй мировой войне. Вместо того, чтобы под красными флагами проводить провокационные мероприятия во Львове, внося напряжение и раскол в общественность Украины, лучше под всеми флагами, которые в разные времена идентифицировали этнос Украины, приехать на Тараканивские поля и, по обычаям наших предков, провести Священную Всеукраинскую Толоку по благоустройству захоронений незаслуженно забытых жертв, которые первыми приняли коварный удар агрессора, и насколько смогли, защищали нашу родную землю от захватчиков, положив на алтарь нашей свободы самое дорогое — свою молодую жизнь.
А еще, сделать традицией, чтобы каждый год, на каждую годовщину начала Второй мировой войны проводить Всеукраинскую Толоку и постепенно строить на этом поле Величественный Пантеон Погибших Защитников Родной Земли, привозить сюда нашу молодежь, независимо от политических взглядов, вероисповеданий, национальной и расовой принадлежности, чтобы они здесь клялись верно служить своей общей Отчизне, и всегда ее защищать, как это делали веками наши пращуры. Хотя защитники нашей родной земли были разными по взглядам и убеждениям, но каждый из них стремился и заботился о Свободе Родины по-своему. Все они пали за Украину! Вот именно это и должно стать главной доминантой на пути примирения и консолидации украинской нации.
Поэтому, сможем ли мы наконец-то достичь примирения между бывшими украинскими воинами и достичь через 66 лет по окончании Второй мировой войны национального согласия и консенсуса в украинском обществе — это зависит сегодня, в первую очередь, от доброй воли политиков, Президента и Верховной Рады, а также от широкой общественности и разных ветеранских организаций. Большая часть наших граждан готова к этому шагу.
А в заключение — небольшое отступление. После очередного третьего раздела Польши в конце XVIII века по линии Збараж — Броды — Берестечко — Сокаль прошла граница между Российской и Австрийской империями. Для обороны своих западных рубежей царское правительство принимает решение о строительстве системы оборонных укреплений. Под местечком Дубно для защиты железнодорожной линии Львов — Киев строится Дубенский форт, который более известен под названием Тараканивский форт.
Тараканивский форт может быть местом закладки и обустройства Пантеона Погибших Воинов Европы.
Первые испытания для форта приходятся на годы Первой мировой войны. В начале войны в 1915 году части юго-западного русского фронта отошли из форта без боя. Разрушение объектов укрепления началось летом 1916 года, когда во время Брусиловского прорыва русские части выбили из этих укреплений части 4-й австрийской армии. В этих боях погибло 200 австрийских солдат, которые похоронены около форта.
В 1920 году войска Буденного окружили, но не смогли выбить поляков из форта. Поэтому около форта есть захоронение и польских воинов, а также воинов почти половины стран Европы, служивших в австрийской армии. Следовательно, есть все основания рядом со строительством Пантеона Погибших Защитников Родной Земли рассмотреть вопрос закладки и строительства Пантеона Погибших Воинов Европы в районе Тараканивского форта и, соответственно, в рамках этого мероприятия, провести благоустройство и обустройство захоронений военных мемориалов наличествующих там европейских стран. Этот вопрос стоило бы поставить и рассмотреть в рамках Европейского Совета или Совета Европы.
