Среди новинок, представленных на нынешнем Форуме издателей во Львове, бесспорно, достоин прочтения роман «Вывезенная» австрийца Йозефа Винклера — одного из самых заметных немецкоязычных писателей современности, лауреата многочисленных наград, среди которых Большая государственная премия Австрии и престижная литературная премия имени Георга Бюхнера. Кстати, Йозеф Винклер — среди почетных гостей нынешнего Книжного арсенала, который будет проходить 4-7 октября в «Мистецькому Арсеналі». Там писатель представит украинский перевод «Вывезенной».
В книге, увидевшей свет в издательстве «Критика», речь идет об украинской женщине-остарбайтере, депортированной в 1943 году на принудительные работы в Австрию. Главная героиня — Неточка из Черкасщины, которая пережила коллективизацию, раскулачивание, Голодомор, Вторую мировую, адаптацию к чужой семье, стране, но которая так и осталась социально беспризорной. Прототип героини — реальная украинская женщина.
О новинке «День» пообщался с литературоведом, редактором журнала «ПРОSTORY» Нелей ВАХОВСКОЙ, которая перевела роман на украинский язык.
— Неля, как и когда вы открыли для себя роман «Вывезенная» Йозефа Винклера?
— Хороший друг подсказал идею с «Вывезенной»: мы как раз обсуждали, как бы завлечь современного классика в Украину, когда появилась эта идея с «украинским» романом, который западная критика как-то не очень заметила. Думаю, даже не поняла: где та Украина и почему о ней нужно писать в 1983 году. А для автора — это было заметно и по нашему с ним разговору, и с позиции издательства — было очень интересно издать этот роман здесь, для публики, которая не будет воспринимать историю Неточки как экзотическое чудо.
В начале этот роман меня раздражал: 80% текста принадлежит бабушке, которая давно уже все позабывала и как-то своевольно лепит Голодомор на 1931 год, путает грешное с праведным, называет себя Неточкой Васильевной, неспособна вспомнить свое полное имя Валентина — ну это же бред какой-то... А потом начала замечать, что мое отношение к героине подвергается настоящей метаморфозе: дело в том, что Винклер оставил в немецком тексте отдельные фразы и предложения на украинском, из которых видно, на каком именно языке говорит Неточка. Сама она называет этот язык русским, не осознавая разницы между Россией и Украиной, потому что конструирует свой род еще с царских времен, когда для крестьянина о какой-то там национальной идентичности и речи не было — то была прихоть интеллигенции. И в этой необразованной русской Неточке я вдруг узнала свою «бабу Ганю» из Житомирщины, которая родилась приблизительно в то же время, пережила раскулачивание и голод, сама поставила на ноги четверых детей. Я с бабулей никогда толком не ладила, ее уже давно нет. И тут, в этой чужой женщине, я ее вдруг увидела — с ее хроническим Стокгольмским синдромом, суржиком и очень простыми рассказами о невозможном: как кушать ножки татарника и печь оладьи из прелого сена, чтобы выдержать голод, поднимать на ноги обессилевшую корову и пахать ею огород, или как прятать в погребе кабана, чтобы коммуняки не забрали на налог. Некоторое время я даже не могла работать над этим, казалось бы, простым текстом — просто сжимало в горле.
— Можно ли по этому роману составить представление об определенном историческом отрезке, насколько он документальный, что дает историкам?
— Для историка этот роман не может стать материалом — все-таки это роман, а не протокольное интервью. Да, Йозеф Винклер действительно записывал на магнитофон (тогда он еще не был богат, а диктофоны не были дешевыми) рассказы Неточки Васильевны, чтобы потом упорядочить их в связный текст. Но не следует забывать, что она рассказывает с дистанции в 40 лет, а за это время человек придумывает много историй...
— Вы сказали, что австрийские читатели и критики в целом не заметили роман. Но какая-то реакция на роман была?
— Как-то мы говорили о «Вывезенной» с одним очень хорошим австрийским журналистом. И в этом разговоре выяснилось, что содержание текста может невероятно варьироваться в зависимости от аудитории. Скажем, для австрийского читателя этот роман был страшной сказкой: слишком мифологизированные истории Неточки о жизни при царе, страшная коллективизация, ужас Голодомора, изнурительный труд — и хеппи-энд со свадьбой. Но в то же время он стал очередной пощечиной Винклера бюргерским представлениям Австрии о ее добродетелях: да, эта страна действительно первой заговорила о Голодоморе в Украине, пыталась помочь, в конце концов, обеспечила некой Неточке хеппи-энд. Вот только принять ее она так и не захотела, навеки закрепив за ней презрительное «русское людло», и селян своих презирает, как и коммунисты в далекой «России», и легко превращает людей в скот — а те почему-то по-христиански отплачивают ей любовью, трудом, рожают ей детей. На весах этики это сравнение получилось не в пользу «добропорядочной» католической страны.
— Какое впечатление произвел роман лично на вас?
— А вот для меня обо всем этом вообще почти не шла речь: история Неточки для меня — это история Украины с низов, субъективная и страстная, как и любая история. Она интересна типажом, который представляет Неточка — центральноукраинская селянка, женщина, на которую все возможные системы оказывают невероятное давление. И ее стратегия выживания — это любовь, произрастающая из раны недолюбленности и нетерпимости. Другой интересный срез романа — стратегии самооправдания экспатриантки, пусть и покинувшей страну не по собственной воле: мифологизация своей родины, как позитивная, так и негативная, преувеличение, религиозные фантазмы и тому подобное. Как по мне, это весьма актуально в контексте современной трудовой миграции и эмиграции населения Украины.
— Где грань между реальностью, которая обычно интересует читателей, и художественным домыслом?
— Здесь очень неустойчивая грань: автор сделал все, чтобы кодировать роман как нон-фикшн, однако «его» часть написана поэтическим, метафоричным языком. Это еще связано с так называемым кинематографизмом Винклера: во всех своих произведениях он с четкостью кинокамеры изображает отдельные сцены или эпизоды, поэзия которых, как и в кино, заключается в способе их монтирования, небольших, малозаметных акцентах, превращающих реальность в историю.
— Помогал ли вам писатель в работе над переводом?
— Да, с автором я поддерживала связь, особенно в вопросах каринтийского диалекта: местами он употребляет слова, неизвестные ни «гуглу», ни моим венским друзьям. Тогда приходилось просить автора о помощи. Другим вопросом был мандат на небольшие изменения текста: скажем, в оригинале он постоянно называет героинь по имени и отчеству, что в контексте реалий украинского села и обращения к детям выглядело бы уж слишком необычно. Разумеется, для иностранца Винклера это не играло такой роли, но для Украины...
— То есть трудности перевода были?
— Текст создал ситуацию обратного перевода, когда реалии, иногда неточно названные на немецком, приходилось переводить назад, на украинский. Это огромная путаница и ответственность, когда ты постоянно должен принимать решение: работать в направлении культурного перевода и в какие-то моменты править автора или сохранять сплошную верность оригиналу с его неумышленными ляпами. Я попыталась выдержать баланс, но это было непросто.
— Имеет ли «Вывезенная» какие-то особые черты, не присущие другим романам Йозефа Винклера, в чем его особенность?
— Бесспорно. По стилистике «Вывезенная» — это первый роман, в котором Винклер отказался от своего непосредственного биографического опыта в пользу чужого, что очень плодотворно будет использовать в своих последующих текстах. Здесь он испытывает технику псевдо-нон-фикшн. По сути, это первый роман, в котором автор вышел за пределы Австрии и ее типичной провинциальности — и этим новым горизонтом для него стала Украина.
