Третий по величине город Германии — столица земли Бавария Мюнхен по праву гордится богатыми культурными традициями. Об их формировании заботились правители этого богатого красотами природы края. Баварские курфюрсты и короли были не только ответственными политиками, воинами, заботившимися о защите и процветании своего края, но и людьми высокой культуры. Имея в руках власть, они ее использовали для поддержки немецкого искусства и умножения его славы.
При дворе баварских курфюрстов первым на территории Германии начинает действовать оперный театр, недавно торжественно отметивший свое 350-летие. Его история связана с великими именами Моцарта, Вагнера и Рихарда Штрауса, композиторов, которых мюнхенцы любовно называют своими «домашними богами». Рихард Вагнер стал героем одной из самых удивительных, воистину сказочных историй. В биографии дерзкого музыканта-новатора, не принятого и не понятого своим временем, все изменилось волшебным образом, когда его покровителем и другом стал баварский монарх Людвиг ІІ. Король-романтик, вступивший на престол восемнадцатилетним, до конца своего правления так и остался одиноким мечтателем. Он действительно как будто бы пришел в прагматический мир «железного», как его назвал Александр Блок, XIX века из сказки. Воспитанный на немецких рыцарских легендах, выросший в родительском замке Хоэншвангау, расположенном на зеленом холме меж двух озер Альпзее и Шванзее, он еще до вступления на королевский престол услышал оперу Рихарда Вагнера «Лоэнгрин» и навсегда влюбился в музыку композитора и в образ «лебединого рыцаря» из братства служителей святого Грааля.
У Людвига ІІ было два страстных увлечения. Он любил музыку Вагнера и строил замки. Его обвиняли в том, что, помогая композитору и возводя грандиозные замки, по своей роскоши, внутреннему убранству и организации окружающего пространства ничем не уступающие дворцам французского короля Людовик ХІV, он разоряет баварскую казну. Но парадокс заключался в том, что этот «сказочный король» способствовал величайшему расцвету и умножению славы немецкого искусства во всех его областях. И сегодня замки Нойшванштайн, залы которых оформлены изображениями по мотивам самых известных опер Вагнера, Линдерхоф, соперничающий с Версалем, Херренкимзее, расположенный на острове посреди озера Кимзее в предгорьях Альп, стали самыми популярными во всей Баварии туристическими объектами.
Другой великий композитор и выдающийся дирижер Рихард Штраус был баварцем по рождению и до конца жизни сохранил любовь к родному краю. Его родовое гнездо, как и его могила, находятся в небольшом городке у подножья Альп Гармиш-Партенкирхен в часе езды от Мюнхена. Здесь же расположен Институт Рихарда Штрауса и музей, в котором в живых экспонатах воссоздана его жизнь, а также содержится самое большое собрание его произведений.
ОПЕРА, МИСТИКА И КИТЧ
Фестивальная премьера, опера Оливье Мессиана «Святой Франциск Ассизский» планировалась как еще один важный шаг в реализации программы нынешнего музыкального руководителя Кента Нагано — освоения все еще недостаточно популярного в мировом оперном репертуаре наследия творцов ХХ века. Выбранное для этого произведение, единственная опера одного из крупнейших композиторов второй половины прошлого века, таило особые трудности. Огромная по масштабам, эта статичная, почти лишенная действия опера-мистерия менее всего отвечает привычным законам оперной сцены. Глубоко верующий католик, Мессиан с особой ответственностью работал над темой, воссоздающей страницы жития католического святого, основателя нищенствующего ордена монахов-францисканцев. Он сам писал либретто, отразив в нем свое собственное миропонимание и сосредоточившись на отдельных ключевых эпизодах. Это поцелуй прокаженного и его исцеление как осуществление чуда божественной любви, проповедь птицам и их прославление, получение стигматов и просветленная смерть святого. Кроме самого Франциска и Прокаженного, в действии участвуют шесть братьев-францисканцев, хор, а также Ангел — единственная женская партия. С мистическим образом Ангела связана тема музыки как божественного искусства, пути религиозного озарения.
Мессиану, увлеченному идеей синестезии, серьезно изучавшему пение птиц и прихотливую ритмику индийской музыки, удалось создать в своем произведении особый звуковой мир. Большой по составу оркестр не уместился в оркестровой яме. Музыканты, играющие на медных инструментах и одетые в пестрые «птичьи» наряды, расположились слева на основной сцене, а справа и в двух боковых ложах находятся музыканты, играющие на различных ударных инструментах, в том числе таких необычных, как Волны Мартено. В оркестровом колорите преобладают резкие тона, с помощью особых тембровых сочетаний имитируются звуки природы: движение ветра, журчание воды, шелест листвы, птичий щебет. Вместе с тем в рационально строго организованной музыкальной интерпретации Кента Нагано все эти пестрые звучания, создающие изменчивую и подвижную музыкальную фактуру, собраны дирижерской волей в достаточно жесткую конструкцию, скрепленную неоднократным повторением ключевых музыкальных тем. Преобладание рационального начала отразилось и в трактовке основных образов, хотя все исполнители справились со своими трудными партиями технически безупречно.
Что касается режиссерской концепции Херманна Нитша, создателя эпатирующего венского Театра мистериальных оргий, она базировалась на несовпадении зрительных и звуковых образов. Начиная уже с первой картины, активность сценического движения контрастировала с размеренным развертыванием музыкально-словесного повествования. Группа ассистентов в белом, напоминающих медперсонал современной больницы, выводила через зал обнаженного молодого мужчину с завязанными глазами. Имитируя сцену распятия, его привязывали к деревянным перекладинам и начинали методично обливать оставлявшей кровавый след красной краской. Все дальнейшие события и религиозно-философские размышления героев сопровождались назойливым мельканием кадров на обрамляющем сцену большом экране. Это могли быть сменяющиеся цветовые полосы, вызывающие аналогии с подвешенной людской фигурой туши убитых животных, картины бойни, участники которой с фанатичным азартом копались в кровавом месиве.
Алгебраические формулы сменялись выдержанными в китчевой манере инсталляциями огромных красных цветов, в следующей картине экран заполняли сбитые в плотную массу, а затем веером разлетающиеся рисованные фигуры птиц с их ярким опереньем. Вопреки аскетическому образу жизни, который проповедовали приверженцы францисканского ордена, костюмы персонажей больше напоминали краски Востока и одежды буддийских монахов. Можно сказать, что окончательный разрыв музыкального и сценического действия произошел в финальной сцене смерти Франциска. Хор выстраивался по вертикали слева с нотами в руках, как при концертном исполнении оратории. Основное действие происходило справа на авансцене, а весь центр сцены занимала акция с участием группы ассистентов в белых костюмах. Они в течение долгого времени черпали из больших ведер краску разных цветов и методично, производя шум, разбрызгивали ее по проложенным деревянным мосткам, постепенно измазывая и собственные одежды. Смысл этого длинного отвлекающего эпизода так и остался неясен. Перефразируя известное высказывание Чехова, можно сказать, что ружье, повешенное на стене, до конца спектакля так и не выстрелило, что и вызвало справедливое возмущение в целом достаточно толерантной фестивальной публики.
Если противоречивая по результатам постановка оперы Мессиана не стала ожидаемым главным событием фестиваля, то, безусловно, событийной можно назвать новую интерпретацию «Фиделио» Бетховена, так же, как и в примере с Мессианом, единственного обращения к данному жанру прославленного композитора. Но об этом разговор пойдет уже в следующей статье.
