После премьеры в Каннах в мае минувшего года фильм режиссера Сергея Лозницы «Счастье мое», как уже сообщал «День», получил многочисленные награды и побывал на многих международных кинофестивалях. Права на показ картины не только в кинотеатрах, но и по телевидению (обратит ли внимание на «Счастье мое» украинское телевидение — вопрос, очевидно, риторический...) приобрели дистрибьюторы 20 стран. Показ фильма уже стартовал во Франции, а с 1 февраля начнется в Германии. На февраль также запланирован прокат ленты в США.
На днях нам стало известно, что в 2011 году «Счастья мое» примет участие в кинофестивалях в Роттердаме, Триесте (вместе с ретроспективой документальных фильмов Сергея Лозницы), а также в Стамбуле, Дублине, Фрибурге, Софии, Вильнюсе и Гонконге.
В Украине прокат фильма запланирован на весну 2011 года (точное количество копий и даты пока не утверждены).
В минувшем году «День» уже общался с создателями фильма — продюсером Олегом Коханом и режиссером Сергеем Лозницей. Но поскольку этот фильм кажется нам не только громким кинособытием, но и важным общественным явлением, мы продолжаем его обсуждение — уже со зрителями.
Богдан БАТРУХ, генеральный директор B&H Film Distribution Company:
— На мой взгляд, этот фильм очень выразительно демонстрирует, что российская глубинка в большинстве своем не является христианской или является поверхностно христианской. Это значит, что такие вещи, как нравственность, как помощь униженным, которые присущи христианской культуре, в тех условиях не работают. Там работает культура и философия Востока — прежде всего, Китая и Монголии, где, скажем, чье-то унижение воспринимается как естественная закономерность, мол, так должно быть, а если у кого-то есть сила, то он обязательно должен ее применять, потому что это его естественное право. В ленте очень выразительно показана постоянно продолжающаяся борьба — между внешним христианством, которое якобы в России есть, и, скажем, внутренней восточной этикой, которая прослеживается на уровне отдельного человека.
Повседневная жизнь в российской глубинке — это борьба за жизнь. И в Украине это тоже есть в остаточной форме. Сегодня руководство государства утверждает, что Украина — часть европейского пространства, что морально вся территория Украины принадлежит к христианской цивилизации, однако остатки восточной этики здесь тоже работают, ведь они глубоко укоренились в предыдущую политическую систему.
Хоть Россия себя и позиционирует как православное христианское государство, и внешне она, возможно, так и выглядит, но, по сути, это неправда. Конечно, когда ей указывают на эту ее «неполноценность», она реагирует нервно.
Сергей ТРЫМБАЧ, кинокритик:
— Во-первых, фильм «Счастье мое» — это кино, что важно во времена, когда фильмы смотрят вполглаза и слушают в четверть уха. Во-вторых, это кино концептуальное, которое заставляет, провоцирует (меня, по крайней мере) задуматься над главными вопросами бытия, просматривающегося через фотографическую реальность. «Счастье мое» — это фильм о том, что наша жизнь — вечное возвращение одного и того же. Это трагично, от этого рождается отчаяние. Когда-то Ницше квалифицировал это возвращение как проявление «воли к власти». Сергей Лозница и наводит фокус на те самые проявления — на каждой клеточке нашей земли идет борьба за выживание, за власть над другими (хотя бы на мгновение, на несколько мгновений). За эту власть борются не только чиновники и политики... Отчаяние от того, что мораль практически исключена отовсюду, и это тоже повторяется с ужасной неотвратимостью... Поскольку картина неоднозначная, то и реакция такая, это естественно. Неадекватным было восприятие фильма как чего-то антироссийского в основе. Глупости! Он в такой же степени и антиукраинский или даже антипольский. В этом «уголке» Европы все так и выглядит. Это не значит, что есть только это. В Украине или России есть в то же время и чудо звездного неба, и чудеса проявления нравственного закона в человеке (вспоминая еще одного философа — Канта). Однако это уже другое кино, которое тоже хотелось бы увидеть.
Хочется, чтобы после появления фильма в украинском прокате общественный резонанс был. Но наши люди пока не способны задумываться над тем ужасным, что сидит в каждом из нас и в обществе в целом. Проще смотреть все эти бесконечные шоу, где шуты-политики обливают друг друга бутафорским морковным соком. Однако кого-то фильм все же спровоцирует задуматься над тем, что с нами происходит. Пора просыпаться, дамы и господа! Потому что так, во сне, нас и на кладбище мировой цивилизации отнесут. Или уже несут?
Лариса ИВШИНА, главный редактор газеты «День»:
— Когда я смотрела ленту «Счастье мое», то вспоминала мысль известного российского писателя-фронтовика Виктора Астафьева: Сталин победил Гитлера, но подорвал Россию.
«Счастье мое» — это кино о деградации человека — процесс, который когда-то был запущен, и который до сих пор не остановлен.
Мы осознаем роль победы, одержанной 65 лет назад, мы уважаем и отдаем должное тем, кто за нее боролся, но от того сталинизм не стал менее уродливым. Если не прикладывать усилий для его обеззараживания, период «распада» сталинизма может быть не меньшим, чем период распада стронция. К тому же, он постоянно продуцирует мутации, которые пускают корни в разных областях жизни общества.
«Счастье мое» — это фильм честный и бескомпромиссный, он показывает, что бывает, если после программы разрушения не переключить общество на позитивную систему ценностей.
Эту ленту смотреть нелегко, но она убеждает в том, что в условиях сговора посредственных против лучших нужно ответственно оценивать общественные процессы, все, что происходит вокруг. Нужно направлять усилия на то, чтобы остановить деградацию. Люди с уцелевшей системой координат могут спасти ту часть общества, которая не удержалась.
В известной мере этот фильм является вызовом для каждого из нас. Или вы воспринимаете действительность такой, какой она есть и внутренне соглашаетесь с ней. Или вы ее не воспринимаете, стремитесь жить иначе, а значит, прилагаете усилия, чтобы мир вокруг вас изменялся. В этом смысле «Счастья мое» — кино жестко оптимистическое...
Сергей ПРОСКУРНЯ, режиссер, продюсер:
— Актуальность ленты «Счастья мое» все более растет. Потому что мы до сих пор не освободились от бациллы советчины, которая уничтожает личность. А фильм Лозницы является зеркалом этой проблемы. Мы видим историю молодого, сильного, красивого, положительного человека — так называемого положительного героя, который на наших глазах теряет свое имя, свою историю и себя. На расстоянии этой страшной истории самопотери он выглядит как идеалист и утопист — своей жизнью, своими категориями, своей добротой, открытостью, незащищенностью. Это, конечно, не первый фильм, благодаря которому эта бацилла советчины стала очевидной, но «Счастье мое» — это фильм нашего современника. Это — украинское кино, украинское производство, украинский национальный культурный кинопродукт.
О какой критике со стороны России может идти речь, если фильм получил на «Кинотавре» приз за лучшую режиссуру? Конечно, можно говорить об определенном общественном мнении, но в профессиональной киносреде фильм получил очень высокую оценку. Стоит вспомнить, кто на фестивале «Кинотавр» получал призы за лучшую режиссуру — а это были и Сокуров, и Михалков, и Федор Бондарчук, чтобы понять, что Лозница — уже в киноэлите.
Вызовет ли «Счастье мое» резонанс среди украинского зрителя? А здесь может быть то, чего мы не ожидаем. Объясню почему. Я здесь вижу одну большую проблему. Парадоксально, но она касается системы кинопроката в Советском Союзе. Советские фильмы получали большую аудиторию, чем зарубежное кино. И не потому, что в головах советских людей было идеологическое ослепление, а потому, что работало такое понятие как патриотизм. И это понятие — патриотизм кинозрителя — до сих пор работает в таких системах как польский кинематограф, где «Огнем и мечом» собрал четыре бюджета исключительно за счет национального зрителя. И это без учета зарубежного проката. В случае «Счастья моего» может сработать именно этот фактор патриотизма украинского кинозрителя.
Юрий МАКАРОВ, журналист, теледокументалист, писатель:
— Говорить о ленте «Счастье мое» можно в общем и более близком планах. Близкий план — это то, что при участии Украины снимаются ленты, вызывающие всемирный резонанс. Я даже не говорю о том, что фильм снимался в Украине — в данном случае, это вопрос второстепенный или даже третьестепенный.
Что касается общего плана, то этот фильм, конечно, не совсем в нашей местной традиции, а скорее в традиции российского кино. Его можно поставить в один ряд с несколькими другими лентами последнего десятилетия — о безнадежности, пропасти между реальной и условной жизнью большого города. Мне даже кажется, что в какой-то степени эта лента закрывает тему, которую в свое время открыл Михалков в фильме «Родня», — тему бессодержательной жизни в глубинке. В этом смысле действие могло бы происходить и в Индии, и в Таиланде, и в США. То есть не имеет значения конкретная география, имеет значение утрата смысла жизни. Не индивидуального, а смысла жизни больших сообществ. Мне кажется, что после Лозницы высказываться на эту тему будет значительно сложнее, потому что он фактически все сказал.
По поводу реакции России на эту ленту... Россия пытается выстроить свой мир, она пробует нащупать миф о справедливой стране. Реальность остро противоречит мифу, и это вызывает ужасный невроз. Поэтому все, что напоминает об этом противоречии, тоже воспринимается невротично, как клевета. Эта реакция абсолютно тождественна реакции на так называемую чернуху лет 30-40 назад. Чернуха в советском кино тоже была, и ее тоже воспринимали как «клевету на существующий строй», хотя к конкретному общественно-политическому строю авторы могли не иметь никаких претензий, а их работы были какими-то общефилософскими абстрактными обобщениями.
Мне кажется, что когда лента выйдет в украинский прокат, то, к сожалению, не вызовет никакой общественной реакции. Вероятно, она будет показана в двух-трех залах, на нее сходят несколько сотен интеллектуалов, и этим все закончится. В отличие от России, где, пусть неадекватная, искаженная, но все же общественная жизнь есть, у нас ее не существует. Я не помню ни одного произведения искусства, которое бы вызывало какое-то оживление в масштабах общества, а не только среди нескольких десятков интеллигентов. К тому же наш широкий зритель потерял привычку смотреть арт-хаус, поэтому, к сожалению, думаю, что фильм Лозницы — незаурядное событие в области искусства, в общественной жизни событием не станет.
