Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Первый литературный самоубийца Расстрелянного Возрождения?

30 сентября, 2010 - 19:48

Такая формулировка обычно в первую очередь ассоциируется с личностью Мыколы Хвылевого. Но новая книга, которая вышла в издательстве «Смолоскип», показывает широкому кругу читателей: первым громким сознательным уходом из жизни литератора «Красного ренессанса» стало самоубийство поэта Аркадия Казки в 1929 году.

Вообще, лично у меня есть уже просто-таки спортивный интерес: как надолго хватит 20-х годов XX века в плане литературных открытий? Долго ли еще из библиотек и архивов будут извлекаться авторы, которых почти никто или никто не читал? Теперь можно сказать, что конца этому процессу на горизонте не наблюдается, и это приятно. Хотя, конечно, не все добытые литературные ископаемые оказываются одинаково высокого качества.

Новая книга состоит из двух блоков. Первая ее часть — биографическая повесть об Аркадии Казке «Крапля сонця у морі блакиту» авторства Александра Шугая. Вторая — собственно стихи и переводы Аркадия Казки.

Странно, почему Александр Шугай не обыграл как следует фамилию своего героя: согласитесь, если у писателя в паспорте написано «Казка», это уже более, чем просто стечение обстоятельств. Правда, судьба у Аркадия Казки сложилась не совсем сказочно. Известный сегодня лишь единицам, автор начинал свою литературную карьеру достаточно активно и многообещающе. Вместе с Павлом Тычиной, с семьей Могилянских (кстати, творчество таких интересных представителей этого «клана», как Ладя Могилянская и Дмитрий Тась, еще только ожидает своего адекватного распространения среди читающей украинской публики) он был активным участником черниговской культурной среды, которая формировалась вокруг Михаила Коцюбинского. Ему пророчили большое поэтическое будущее, поэзию молодого автора оценил такой «гуру» тех лет, как Александр Олесь.

Но наступила Гражданская война. Любой социальный катаклизм — это всегда испытание для писателя. И в зависимости от сущности его вдохновения или «творческого метода», пертурбации могут его или вдохновить (как это случилось со многими авторами, которые пережили Гражданскую, и после нее вышли на новый уровень творчества), или сломать. По-видимому, именно так и случилось с Аркадием Казкой: обязанный из всех сил искать заработки, чтобы хоть как-то прокормить семью, вынужденный регулярно всякий раз скрываться от новых «освободителей», он уже просто не имел ни времени, ни вдохновения писать, а когда что-то и писал, то «между прочим», не успевая должным образом проработать произведение. После войны ситуация мало изменилась. Тяжелый школьный труд на селе и маленькая зарплата. Кстати, именно в школе на Днепропетровщине он отметил среди учеников некоего Василия Мысыка, заметил в нем талант, постоянно помогал ему, посылал произведения знакомым писателям, а, следовательно, посодействовал Мысыковой знаменитости. Именно Мысык через многие годы после гибели своего учителя организовал первое издание его произведений.

Казка постоянно пытался выехать в Киев, чтобы быть в культурной развитой среде, но этого ему так и не удалось. Зато смог поселиться и найти работу в Одессе, где советская власть именно делала вид, что активно осуществляет украинизацию, а, следовательно, были нужны соответствующие учителя. Казка преподавал язык и пение. Поэт искренне полюбил Одессу, но именно здесь у него проявился туберкулез. А позже — именно одесские «чекисты» в 1929 году арестовали его по знаменитому делу «Спілки визволення України». Сегодня нам неизвестно, что именно происходило в его камере и кабинете следователя, но вскоре органы сообщили родственникам, что Аркадий Казка наложил на себя руки. Хотя, как считает Александр Шугай, документальных доказательств этого нет, а, следовательно, поэту спокойно могли «помочь». Так или иначе, Казка трагически погиб, а смерть его стала известной и, бесспорно, произвела надлежащее впечатление на коллег, прежде всего на Павла Тычину и Василия Мысыка, которые первыми узнали новость.

Конечно, кроме биографической повести, в этой книге стоит прочитать стихи Аркадия Казки. Наверное, они более всего понравятся поклонникам четкой классической поэтической формы (и вообще традиционного понимания поэзии) — подобно, скажем, неоклассикам, Казка любил сонеты, триолеты и другие, уже определенные способы стихосложения и, как сам неоднократно отмечал в письмах, на первое место в произведении ставил мысль, а не способ ее выражения. В какой-то степени эти стихотворения близки к творчеству киевских неоклассиков, но, вместе с тем, имеют немало общего с украинским поэтическим модернизмом предреволюционных и революционных времен (между нами говоря, определение «модернизм» относительно текстов Вороного и компании выглядит несколько ненесомненно, но, в конце концов, такая уже традиция). Казка описывает состояния и настроения природы, стремится дать романтическую и немного символическую панораму жизненной бури вокруг человека:
«За вікном на нас чатують
Простір, Час.
Розляглась безмежностей
зловрожа пітьма.
Не один десь світ в очах і зорях
згас —
Але хай живе життя з старими
й дітьми!»


(«Вітер вночі»).

А временами Аркадий Казка «инкрустировал» в свои стихотворения элементы коммунистической пропаганды. К его стилю они дико не подходили. Вообще, трудно отнести этого поэта к лучшим представителям тогдашней украинской литературы. Несмотря на любовь к классической форме, его стихотворения далеко не всегда стройны, часто им недостает изобретательности и разнообразия или такой незаменимой в поэзии вещи, как чувства меры. Однако это не предлог не радоваться по поводу пополнения актуальной истории украинской поэзии ХХ века.

Завершается же книга такой же познавательной статьей Александра Шугая, посвященной поискам информации об Аркадии Казке и длинному пути замысла этого издания к «окнижнению». А также — фотоматериалами и документами.

Олег КОЦАРЕВ, специально для «Дня»
Газета: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ