«Личный словарик культуры и быта ХХ века» — именно так можно было бы условно назвать книгу эссе знаменитого польского поэта Чеслава Милоша (1911—2004) «Абетка», вышедшую в этом году в украинском переводе в харьковском издательстве «Треант». В ней в алфавитном порядке выстроились люди, места и явления, о которых Милош нашел много чего интересного рассказать. Литва, Польша, Франция, Россия, Америка до и после мировых войн, поэзия, журналистика, дружба, любовь, театр и жизнь...
Наверное, любой украинский читатель узнает из «Абетки» немало нового — прежде всего о польской культуре, интерес к которой среди нашей интеллигенции более-менее стабильный, а вот знания о ней всесторонними и общедоступными не назовешь. Где-то Чеслав Милош дает интересную характеристику, например, тех или иных авторов или литературных явлений, а где-то сосредоточивается на их человеческом облике, на культурном быте — кто, с кем, как общался, какие исповедовал политические взгляды, в каких кофейнях собирались, какие издания выпускали. Будучи лично знаком с большинством своих персонажей, Милош все же в большинстве случаев сохраняет к ним взвешенное отношение, а «личные счеты» если и сводит, то преимущественно при помощи легкой иронии.
Достаточно интересно почитать также и рассуждения поэта о других культурах и их творцах — взять хотя бы текст о Достоевском с, казалось бы, несколько наигранным религиозным драматизмом или разбросанные по всей книге скрыто-полемические размышления о Бродском. Обзор философии Эммануила Сведенборга помещен в тексте под неожиданным заглавием «Ангельская сексуальность». А откровенно познавательными для нашей части Европы являются рассказы об американских поэтах.
Абсолютное большинство поэтов середины ХХ века с востока нашей части света, сумевшие сделать себе мировое имя, сделали его не в последнюю очередь «благодаря» кровавым и головокружительным событиям здешней истории. Чеслав Милош — не исключение, и поэтому ему было что рассказать о чувстве человека, проходящего через жернова военных кампаний, революций, смен границ и идентичности, репрессивных тоталитарных режимов, экономических катастроф. Особенно как человеку, выросшему в Вильнюсе, городе, где в разные времена активизировались литовские, польские, еврейские, русские и белорусские настроения и культурные движения. Следовательно, из «Абетки» можно узнать о судьбе человека, которому случайно повезло спастись из-под обломков стен истории. А еще, например, о не очень известных в Украине политических движениях межвоенной Польши, которые выступали за межнациональную толерантность, создание равноправной федерации народов вместо авторитарной Речи — к счастью, реальность была менее черно-белой, чем нынешние украинские стереотипы.
Заслуживают внимания также размышления Чеслава Милоша об отношениях Восточной Европы и остального западного мира. Часто передвигаясь по этим регионам, он, конечно, хорошо почувствовал на себе хрестоматийное (хотя все еще не окончательно осознанное некоторыми нашими «евроромантиками») непонимание Западом. Нашедшее свое самое яркое воплощение в сдаче Чехословакии Гитлеру, в слишком длинных коммунистических иллюзиях людей искусства и интеллектуалов, в ялтинском разделении мира, в закрывании глаз на проблемы входящих в Советский Союз народов и в принципе длящееся и поныне. Как и в других случаях, Милош здесь не поддается течению общепринятых стереотипов, а задумывается. Приятно, что он не демонизирует, не боготворит Запад. Зато поэт находит причины такого отношения частично в коммуникативном разрыве (расстояние, языковые и культурные барьеры), в разном опыте (рассказам о реалиях Восточного фронта Второй мировой, отмечает Милош, часто просто не могли поверить там, где был фронт Западный, не говоря уже об Америке). А еще часто в нежелании восточноевропейцев осознать, что Запад естественно действует прежде всего исходя из собственных интересов и проблем Востока часто просто не видит. Одним из способов решения этих недоразумений и является деятельность Чеслава Милоша, который, как он сам писал, часто исключительно из чувства долга, а не ради самореализации или наград, постоянно пытался поддерживать диалог между разными странами и средами.
В конечном итоге, «Абетка» просто хорошо написана, и ее приятно читать, наслаждаясь стилем, жизненным опытом и эрудицией автора. И, конечно, его умением излишне не «распускать хвост», демонстрируя всем свою важность и исключительность. Нобелевская премия, счастливая судьба и общемировое признание не отобрали у Чеслава Милоша здоровой, милой и старосветской самоиронии.
Предисловие к украинскому изданию написал Юрий Андрухович. Интересно, что он как раз дописывает книгу, которая будет состоять из, так же по алфавиту расположенных, историй о населенных пунктах, в которых Андруховичу довелось побывать. Остается только ожидать текста, который покажет, насколько его «географический справочник» был вдохновлен «словариком» Милоша. Мягко говоря, смешанные чувства вызывают слова Андруховича о том, что «Я только то и делаю, что завидую полякам...» Можно, конечно, трактовать их как церемониальную риторическую игру или как иронию, но они поневоле подчеркивают и публично легитимируют слепое восхищение Польшей и, шире, целым Западом, присущее части украинской интеллигенции, которой недостает самодостаточности, и она непременно нуждается в поисках «нового старшего брата». То пропагандистское в своей сущности восхищение, от которого как от явления (безразлично, к чему обращенного) и предостерегал в своих эссе Милош.
А перевела «Абетку» писательница Наталка Сняданко. Перевод хороший, он прекрасно воссоздает живость и стройность стиля Чеслава Милоша. Правда, в отдельных местах предложениям на польский манер не хватает местоимений, а где-то слишком уже варьируется написание фамилий и географических названий (вплоть до «Білорусії»). Или по неизвестно чьему недосмотру остались логически непостижимые конструкции — например, о том, что болгары будто бы унаследовали от Руси старославянский язык.
