Украинцы Своего Дома

Сознательно обходя в своих размышлениях процессы образования нации и государства княжеской и казацкой эпох, поиски кирилло-мефодиевцев и старогромадовцев, кровавую большевистскую вакханалию 1920—1950-х, дерзания украинцев времен Второй мировой войны, шестидесятничества и отчаянной доблести под лозунгом «2004 год», обойду и наши интеллектуальные открытия начала 1990-х, когда мы восторженно вчитывались в «Возрождение нации» Владимира Винниченко, открывали для себя Петлюру и Скоропадского, «Интернационализм или русификацию?» Дзюбы, деяния и произведения Чорновила и Стуса, узнавали правду о «бандах» периода Гражданской войны и первые ростки информации об ОУН-УПА. Но пусть об этих, зачастую еще и по сей день щепетильных моментах нашей освободительной борьбы более подробно и аргументировано расскажут нам другие специалисты — историки, политологи, источниковеды-архивисты. А я, как филолог-литературовед, могу посоветовать в этом контексте чаще перечитывать «Кобзарь» Тараса Шевченко, «Берестечко» Лины Костенко, «Моисей» Ивана Франко и драматические поэмы Леси Украинки, которые по большому счету дают нам ключ к пониманию вековечных тайн родной истории.

Тем временем, как исследователь Леси Украинки и ее окружения, хотела бы несколько подробнее остановиться на мощных дерзаниях того поколения в конце XIX — в начале XX века, попробовать проследить те удивительные курьезы украинской действительности, которые не менее выразительно взорвутся в Украине в конце XX — начале XXI века. Сознательно не буду вдаваться в специальное исследование собственно заядлой русофобии и «гламурного» русофильства украинцев с древнейших времен и по сей день, так как хочу максимально показать своеобразный отпечаток эпохи и поколения Леси Украинки — одного из наиболее интересных и перспективных поколений украинцев с выразительной национально-культурной и государственнической ориентацией.

В конце 1880-х годов в Киеве Леся Украинка с матерью — писательницей и ученой — Ольгой Косач-старшей (Оленой Пчилкой), братом Михаилом и сестрой Ольгой, с друзьями Старицкими, Лысенко, Ковалевскими, Сикорскими-Вышинскими создали кружок «Плеяда», или «Плеяда молодых украинских литераторов», «Литературная громадка», или «Маленькая литература», поскольку «Большой» они называли «Старую (киевскую) громаду». Эта группа объединит писателей старшего и младшего поколения, сюда придут дети старогромадовцев и их друзья — вначале только киевские гимназисты и студенты. Впоследствии кружок распространится в Чернигов и Одессу, Полтаву и на Волынь, Харьков и Львов и даже в болгарскую Софию. Он станет неофициальным украинским университетом, в котором люди не только неутомимо и самоотверженно учились, но и активно работали, воплощая свои творческие проекты. Они изучали украинский язык, литературу и историю, учили десятки других языков и литератур. Начинали активно переводить, назвав свой проект «Библиотекой мировой литературы» — лучшие произведения мировой словесности (полторы сотни названий, сотня авторов) В одном из писем к брату юная Лариса Косач указала, кто из их друзей и что именно может перевести на украинский. Она и сама становится самым активным участником этого процесса и три десятилетия собственной жизни вместе с побратимом Максимом Славинским посвятит, в частности, переводам Генриха Гейне. Кстати, переведенный Славинским и положенный на музыку Лысенко, украинский вариант стихов творения «Когда разлучаются двое», который давно уже стал народной песней, ученые-музыковеды и литературоведы называют конгениальным.

Плеядовцы собирались у Лысенко, Старицких, Косачей, Сикорских. Проводили литературные конкурсы, разнообразные викторины. Готовили, редактировали, составляли книги оригинальной поэзии, переводов, сборники, альманахи и антологии. Здесь родился киевский филиал редакции галицкого журнала «Дзвінок». Здесь они распределяли темы для изучения и написания специальных книг и брошюр по истории Украины и мира. Именно во времена «Плеяды» Леся Украинка будет писать для младшей сестры учебник «Древняя история восточных народов», а Максим Славинский и Михаил Грушевский под руководством своего университетского научного руководителя — профессора Владимира Антоновича начнут собственные фундаментальные исследования, которым суждено было достойно увековечить имена авторов, но и несколько скорректировать их дальнейшую личную судьбу вплоть до трагического завершения.

По свидетельству Людмилы Старицкой-Черняхивской, они были первым поколением украинской интеллигенции, которое отцы-старогромадовцы специально воспитывали сознательными украинцами. Они были первыми, поэтому имели полное право на ошибки в своем творческом пути, бывали неосторожными, какими-то по-детски наивными. Вот, например, решили молодые плеядовцы конспиративно отметить Шевченковскую годовщину, для чего наняли одноэтажный дом на Евбазе, забытый и заброшенный: «Заплатим 20 руб. за месяц, зато полная конспирация — ни соседей, ни любопытных служанок, сами себе похозяйничаем», — сказал тогда Гнат Житецкий. Они убрали то помещение, привезли мебель и посуду, закрыли окна газетами, накрыли столик, на каждое из окон поставили по две свечи, от чего тот доселе забытый дом засиял настоящей иллюминацией. Где-то в восемь вечера расселись, чтобы послушать первый реферат. В этот момент с двух сторон раскрылись двери, и в комнату вошли жандармы.

Они получат широкое европейское образование, так как наряду с «Плеядой» успешно закончат лучшие университеты, иногда и по два факультета, как Максим Славинский (юридический и историко-филологический Киевского университета Святого Владимира), Феофан Пашкевич (медицинский — начал учиться в Киеве, а стал лучшим студентом Варшавского университета), здесь и будущие профессора — физик и математик Михаил Косач, филолог Константин Арабажин, историк Михаил Грушевский, затем академик-языковед Евгений Тимченко, академик-медик, президент Всеукраинской академии наук Данил Заболотный. Они всей своей жизнью будут доказывать внутреннюю потребность человека в самостоятельной, самоинициативной работе во имя украинской нации, государства, его науки, культуры, образования. Плеядовцы впоследствии, кроме одной из наибольших поэтесс мира — Леси Украинки, подарят Чернигову своего, плеядовского мэра — Аркадия Верзилова, дадут Украине депутатов Российской Государственной думы (украинская фракция) и дипломатов от УНР и Гетманата, как Максим Славинский, и даже самого руководителя УНР — Михаила Грушевского. Нужно было бы, наверное, подробнее проследить интеллектуальное и общественное становление двух плеядовцев — Анатолия Луначарского и Ивана Стешенко, которые когда-то вместе учились в Полтавской гимназии, потом продолжили учебу в Киеве, а во времена разрушения империй оба стали министрами образования — первый в большевистской России, второй — в независимой Украине.

Члены «Плеяды» считали основной задачей своей жизни поддержать и приумножить тот уникальный огонь национального духа, о котором так метко сказал когда-то старогромадовец, отец плеядовца Павел Житецкий: «[...] не надо угашать Дух, который жил и живет в народе нашем. Сие тот самый дух демократической свободы, который развалил монархию польскую за то, что она не позволяла народу нашему быть тем, чем он хотел быть в своем социальном существовании, за то, что она силилась переделать украинский народ наш в какой-то другой народ» Теперь другая монархия силится переделывать нас, но и ее постигнет такая же историческая судьба. Так как «сей-то дух и есть народно-национальная сила, которую должны мы развивать, не сторонясь лучших традиций прошлой исторической жизни нашей, не сторонясь опыта европейской науки и политики, должны развивать его, если не желаем потонуть в безбрежном море, если не желаем перевернуться в стихию без вида и образа. Я бы ничего не мог сказать против сего стихийного бытия, если бы народ наш не имел своего типичного образа, обретенного им за длительное время его исторического существования, если бы не имел он своей родной земли, политой кровью и потом его».

Они «делегируют» своих побратимов Виталия Боровика, Мусия Кононенко, Владимира Самойленко, Сергея Шелухина, Евгения Тимченко, Александра Черняхивского в отчаянно-патриотическое «Братство тарасовцев». И через годы функционирования молодой «Плеяды» ее представителей, например Ивана Стешенко и Евгения Тимченко, старшее поколение с радостью пригласит в старогромадовцы.

Они составят основное творческое ядро знаменитейшего студенческого хора Николая Лысенко, украинского национального классического театра (в частности, молодой труппы Михаила Старицкого, а еще подарят новые оригинальные произведения для репертуара, будут делать необходимые переводы и т. д.), Киевского артистического общества, НТШ (в частности, его киевского филиала), «Просвіти» (одесской, киевской, черниговской и т. п.), «Украинского клуба» и «Родини», они примут самое активное участие в организации и проведении празднования юбилея новой украинской литературы (1898 г.), открытии памятника И. Котляревскому в Полтаве в 1903 году, сборе средств на юбилей и установление памятника Т. Шевченко, в становлении украинской национальной прессы, создании собственно украинских школ, университетов, Украинской национальной академии наук, в зарождении и становлении Украинской автокефальной церкви, целой грозди украинских политических партий — радикальной, радикально-демократической (впоследствии — социал-федералистской), партии украинских эсеров, «Спілки», Общества Украинских Поступовцев. Они пройдут ужасы царских и советских тюрем и концлагерей, а еще — оперу «СВУ» под музыку ГПУ, как горько шутили украинцы по поводу харьковского открытого процесса-судилища национальной интеллигенции 1930 года на сцене тамошнего оперного театра.

Плеядовцы создадут самобытную группу политиков-государственников под несколько неожиданным и выразительным названием «Украинцы Своего Дома». Ее интеллектуальную сердцевину составили Леся Украинка, Михаил Кривинюк, Александр Тулуб, Оксана и Иван Стешенко, неутомимо изучая и развивая чрезвычайно популярные тогда социал-демократические идеи. Но украинская социал-демократическая концепция была несколько другой, чем та, которая господствовала в Европе, и та, которая разрушила Российскую империю, вместе с тем подарив миру большевистскую Россию.

Национальная идея украинских социал-демократов той эпохи была лишена каких-либо крайностей — никакой революционной борьбы, никакого террора — только эволюционный путь развития нации и государства, никакой диктатуры пролетариата и никакой диктатуры вообще, никакого экстремизма, никакого мифологического «превосходства», «арийскости», «особых достоинств», «особого назначения», «мессианства» — того, что много веков культивируется и пропагандируется в России и поныне — послушаем и сегодня Путина, Жириновского, Михалкова! Идеи Украинцев Своего Дома базировались, прежде всего, на трех составляющих драгомановской концепции украинских общественных движений: культурно-литературная национальная работа, получение политических свобод и решение социальных проблем. Эти идеи УСД были зрелыми, неагрессивными, но с выразительной ориентацией на национально-культурное и государственническое развитие Украины.

Иван Франко, который официально не был ни членом «Плеяды», ни участником группы Украинцев Своего Дома, но всегда был близок к участникам этих группировок, в этот же период утверждал: «Все, что идет за пределами нации — это либо фарисейство людей, которые интернациональным идеалом рады бы прикрыть свое стремление к господству одной нации над другой, либо болезненный сентиментализм фантастов, которые рады бы широкими всечеловеческими фразами покрыть свое отчуждение от родной нации [выделено Франко. — А. Д.]». В поисках национального идеала творец «Моисея» четко защищал свою национальную и государственническую позицию, позицию свободного и интеллектуально состоятельного хозяина родной земли: «Идеал национальной самостоятельности Украины во всяком взгляде, культурном и политическом, лежит для нас пока что, с нашей нынешней перспективы, за пределами возможного. Пусть так. Но не будем забывать, что и тысячные тропы, которые ведут к его осуществлению, лежат просто-таки под нашими ногами, что только от нашего осознания того идеала, от нашего согласия на него будет зависеть, пойдем ли мы по тем тропам в направлении к нему, или, может, обратимся на совсем другие тропы. Порожденный так называемым материалистическим мировоззрением фатализм, который утверждал, что определенные (социальные, а вместе с тем и политические) идеалы должны быть постигнуты самой «имманентной» силой развития производственных отношений, без учета того, захотим ли мы ради этого пошевелить пальцем, или нет, принадлежит сегодня к категории таких же предрассудков, как вера в ведьм, в нечистое место и феральные дни. Мы должны сердцем чувствовать свой идеал, должны умом уяснять себе его, должны предпринимать всех усилия и средства, чтобы приближаться к нему, иначе он не будет существовать и никакой мистический фатализм не сотворит его там, а развитие материальных отношений первым растопчет и раздавит нас, как слепая машина».

Итак, имеем план-задачу от самого Франко. И попробуем вернуться к животворным источникам развития нашего народа, вглядываясь и вчитываясь в документы. Пусть сегодня звучит голос украинцев поколения Леси Украинки — одного из самых интересных и мощных национально-культурных и государственнических поколений в нашем духовном прогрессе.

Людмила Старицкая, ближайшая подруга Леси Украинки, а позднее, после смерти последней, одна из наиболее активных членов Украинской Центральной Рады, свидетельствовала: «Государственным моим идеалом еще давно, во времена царизма, была самостоятельная Украина, конечно, со всеми вольностями — свободой слова, правом свободного, равного и тайного избрания, с наделением крестьян землей, с обеспечением всех прав нацменьшинств и т. д. Федерацию я считала ступенью, нужной молодому, еще мало вооруженному культурой и самопознанием государству к самостоятельной государственной жизни». Итак, самостоятельное, независимое государство со всеми необходимыми властными функциями, органами и орудиями управления. Государство, в котором живет свободный и самодостаточный, интеллектуально состоятельный и мощный в труде на собственное государство народ. Франко, как и Леся Украинка с друзьями-плеядовцами, считали, что едва ли не самым важным в этой ситуации созидания нации должно быть следующее: «Мы должны научиться чувствовать себя Украинцами — не галицкими, не буковинскими Украинцами, а Украинцами без официальных границ. И это чувство [Максим Славинский назовет его «чувством интегрального национализма». — А. Д.] не должно у нас быть голой фразой, а должно вести за собой практические консеквенции. Мы должны — все без исключения — прежде всего познать ту свою Украину, всю в ее этнографических границах, в ее нынешнем культурном состоянии, познакомиться с ее природными средствами и общественными болячками и усвоить себе это знание твердо, до той меры, чтобы мы болели каждой ее частичной, локальной болью и радовались каждому хоть и мелкому и частичному ее успеху, а главное, чтобы мы понимали все проявления ее жизни, чтобы чувствовали себя действительно практически частью ее».

Прекрасный, многолетний диалог на эту тему между Лесей Украинкой и ее побратимом Михаилом Кривинюком зафиксировала сестра писательницы Ольга Косач-Кривинюк в своей знаменитой книге «Леся Украинка. Хронология жизни и творчества». Вдумаемся в то, о чем говорит нам, потомкам, писательница и мыслитель Лариса Косач (Квитка): «Следовало бы, по моему мнению, покинуть ту форму доказательства: «Что ж я виноват, что я украинец? Хоть бы и хотел, да не умею быть другим». Для негосударственного народа сие самоунижение совсем лишнее, так как напоминает «рабий язык», да и пример укр[аинской] интеллигенции показывает, что украинец совсем таки умеет быть не украинцем, если захочет (разница в акценте и маленькое «закидание» по-укр[аински] вещь, разумеется, пустая). Тогда только начинается действительно свободная, не шовинистическая, но и не «рабья» национальная психология, когда человек говорит: я может бы и умел быть другим, но не хочу и не нуждаюсь в этом, так как хоть я не лучше, зато и не хуже других, по крайней мере тех, кто хочет меня на свой лад переиначить. Принимайте меня таким, как я есть, и тем, кем я сам хочу быть, не ваше дело выбирать мне язык и обычаи. Мой язык мужицкий? Так и все языки мужицкие, а паны везде стараются говорить по-чужому, чтобы не так, как свои мужики говорят: московские паны хотят говорить по-французски и до недавнего времени так и говорили, а по-моск[овски] часто и читать не умели, так как это было для них «простонародное наречие«» (26 марта 1903 г.).

«Пора стать на точку, что «братские народы» просто соседи, связанные, правда, одним ярмом, но, в основе совсем не имеют идентичных интересов и поэтому им лучше выступать рядом, но каждому на свою руку, не мешаясь в соседнюю «внутреннюю политику«». А если братья все-таки захотят быть настоящими братьями, то они сами придут к нам и предложат сотрудничество, а не рабство. Этого принципа Леся Украинка придерживалась всю жизнь. Поэтому и сумела стать достойной сестрой, например, сотрудникам органа легальных марксистов — петербургского журнала «Жизнь», поэтому, как равную, всегда встречали ее лучшие художники Европы. Она же смело брала на себя ответственность. Ответственность за нацию и государство.

Отец Леси Украинки Петр Косач как-то написал дочери-плеядовке Ольге: «А мы [украинцы] как раки лезем врозь, разбиваемся все на новые и новые кружки и заводим раздор между всеми. Дело же укр[аинской] справы ни с места! Зато сколько намерений!». Кажется, эти слова могут напомнить нам и некоторые реалии настоящего. Леся Украинка тоже могла по этому поводу горько констатировать: «[...] мы, укра[инцы], родимся, живем и гибнем в тюрьме, и все не можем к ней привыкнуть, а вырвемся из нее и — грустим, словно за добром!..» Но она постоянно повторяла и то, что не служит ей чужбина, и сколько уже она на ней жила, а никак не привыкнет. Не умела и не хотела привыкать к потере Родины и Людмила Старицкая-Черняхивская, у которой в Советской Украине из груди вырвали сердце, как она сама об этом сказала — уничтожили единственную дочь, любимого мужа, мужа сестры и племянника. Судьба ее самой также была наперед предсказуема. Но она даже не попробовала идти эмигрантскими дорогами Петлюры и Чикаленко, Славинского и Винниченко, хоть и они, как оказалось позднее, не были устелены лаврами.

Эти люди были разными, но между тем могли быть терпимыми к другому мнению, прислушиваться друг к другу: «Я еще раз скажу, — писал плеядовец Максим Славинский Елене Пчилке в 1911-м, — что Ваше письмо мне мило, так как в нем нет ничего другого, кроме правды, а его тон мне мил, так как он мне напоминает прежние времена и снова таки ту самую Вас, которую я и любил и уважал. И теперь через много лет, когда много чего перешло поверх головы и тяжелого и дорогого, лихого и доброго, своего, чужого и общего, я с тем же самым уважением вспоминаю мою «крестную мать» по литературе, которую я и тогда имел к Вам. Можно с Вами не соглашаться во всех мыслях, можно, даже, бороться с Вашим мировоззрением, но нельзя не уважать Вас за тот священный огонь любви к родному краю и народу, который всегда горел в Вас, горит и до сих пор. И больше скажу: встретившись с Вами, нельзя не загореться от Вас тем огнем и не понести с собой в дальнейшую жизнь свою хоть маленькую его искру. Никогда я Вам таких слов не говорил, — так как вообще не очень люблю говорить такие слова, — но как-то так вышло, что захотелось Вам это сказать. И приходит мне в голову сейчас мысль, что, наверное, захотелось это сказать теперь вот из-за чего. Когда-то, если бы я сказал это, — было бы неловко, так как это были бы слова ученика к учительнице: нехорошо. Теперь, когда у меня тоже уже довольно седых волос на голове, да и самих волос уже мало, когда где в чем мы — наверное, что на разных, даже, может, враждебных полюсах стоим, — вот теперь-то и захотелось мне высказать то мое чувство к Вам, что у меня всегда было, что есть и сейчас, останется и навсегда». Сказал ли бы сегодня так какой-нибудь продвинутый украинский патриот Славе Стецько, Вячеславу Чорновилу, Симону Петлюре, Михаилу Грушевскому? К сожалению, скорее всего — нет... Но хотелось бы ошибиться. Ибо хорошо видим чужие просчеты и не замечаем собственных.

В этом контексте мне какими-то довольно дикими представляются, к примеру, попытки «витренковцев» или «морозовцев», которые всякий раз в очередной предвыборной гонке выскакивают ниоткуда, точно джин из бутылки, рисуя на своих знаменах лозунги Леси Украинки. Пусть бы они когда-нибудь в свободное от выборов время почитали внимательнее Лесю Украинку, Ивана Франко, Тараса Шевченко, и ужаснулись тому, какими антагонистами идей светочей нации они являются! Принципиально говорю здесь об украинской интеллигенции, считая именно ее мозгом и движущей силой украинской эволюции, а не некую широко разрекламированную диктатуру пролетариата, которую почему-то «не замечала и недооценивала», по наблюдениям некоторых умников, Леся Украинка.