В этом году фестиваль женских монодрам «Мария» прошел в шестой раз и был посвящен творчеству классика (представлены спектакли из Украины, Армении, Японии, Германии, России и других стран). Этот форум проводит популярная актриса Лариса Кадырова при поддержке Театра им. И. Франко, Национального совета по вопросам культуры и духовности при Президенте Украины, Министерства культуры и туризма, Министерства образования и науки, общества «Просвіта», Института литературы им. Т. Шевченко НАНУ, Киево-Могилянской академии и объединения «Новий Київ».
В международной конференции «Магическое влияние Н.В. Гоголя на мировой и украинский культурные процессы» принимали участие известные ученые, культурологи (О. Пахлевская, Л. Голота, М. Стриха, Е. Сверстюк, М. Наенко, И. Оржицкий, М. Новикова и др.) и гости из многих стран мира (Великобритания, Хорватия, Мексика, Иран, Польша, Россия и тому подобное).
Следует сказать, что два дня (25 и 26 сентября) стали настоящим пиром интеллектуальной мысли в гоголевском духовно-эстетическом океане. Классик как будто и глубже прочитан в нашей культуре, его влияние трудно переоценить, но в то же время копий из-за Гоголя сломано немало. Наконец, речь идет об эпохе, когда Украина не имела своей государственности, а Николай Васильевич в русской литературе, несмотря на украинское происхождение, иногда превращался в символ имперского культа власти. Правда, и в русской культуре Гоголю суждено было пройти кругами ада, который устроили ему критики и его времени, и преемники. Бесспорно, писатель сломал традицию русской литературы, которую проложил Пушкин. Бесспорно, украинской культуре хочется вписать Гоголя в свой контекст, а сделать это довольно трудно и легко в то же время: трудно, поскольку он писал на русском языке, а язык — это уже составная этносознания, это феномен, который показывает национальную специфику мышления. Для русского языка стиль Гоголя трудно переоценить. Но это с нынешней точки зрения. Однако, в свое время, Гоголя ненавидели за «отступничество» от норм русского языка. Именно это и дает основания говорить о том, что Гоголь все же не русский, а славянский (как и есть у Гоголя), даже украинский (можно вспомнить и насмешки над тем, что Николаю в школе не легко давался русский язык); он привнес на бал российской империи украинские «вечорниці».
Конечно, ссориться из-за ментальности Гоголя — вещь бессмысленная! Важнее — адекватно увидеть то, что создал писатель, который смеялся иногда слишком горьким, и до боли трагическим смехом. Гоголь, который создал внутренний театр, представляется сегодня очень трагическим автором, так как только в силу одиночества человек может прибегнуть к придумыванию, фантазированию духовного мира, который полнится десятками персонажей-двойников, с его позднейшим проявлением на бумаге.
Киевская конференция проходила на пересечении важных исторических моментов. Прежде всего, через несколько месяцев можно ждать «Записок українського сумашедшего» Лины Костенко, а это — прямой диалог с Гоголем с расстояния ХХІ века. Почетным оратором нынешней конференции стал профессор Санте Грачетти, славист с мировым именем, который показал другой взгляд на Гоголя: европейского писателя, который боготворил Италию, так как именно там была родина его души. А что касается родины крови, то с этим понятием все очень неоднозначно: Гоголь хотел было создать «чистилище» для «Мертвых душ», но не получилось. Замысел Данте в тогдашней Российской империи был невозможен. Данте создал мир человека, который стремится познать и любить, а Гоголь показал, как империя теряет человека, заменяя пространство живой мысли пространством ненастоящих мертвецов...
БАРОЧНЫЙ И РОМАНТИЧЕСКИЙ НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ
Профессор Санте Грачетти предложил посмотреть на Гоголя сквозь европейские очки: «Рим — это родина души, в которой Гоголь нашел все то самое прекрасное, чем была для него родина крови, но особенно все то прекрасное, что он вкладывал в свою мечту о совершенном мире, — мире, который он искал даже тогда, когда своим творчеством прозаика и драматурга судил грехи тогдашнего российского общества. В течение своего первого пребывания в Италии 1837 года Гоголь писал из Рима, опьяненный от счастья: «(Италия) моя! Никто в мире ее не отнимет у меня! Я родился здесь. — Россия, Петербург, снега, подлецы, департамент, кафедра, театр — все это мне снилось. Я проснулся опять на родине»...
«Миф Рима приходит в упадок в нем во второй половине 40-х годов... На период между 1846 и 1847 годами приходятся последние посещения Рима писателя, который теперь предпочитает Неаполь, хотя еще в марте 1851 года (за десять месяцев до смерти) он будет спрашивать из России у художника Александра Иванова о новостях из Рима, о «житье-бытье (...) движущемся на улице, в прекрасных окрестностях Рима, под благодатным воздухом и небом».... Растущее равнодушие к Риму углублялось вместе с его творческим кризисом, который, в свою очередь, сопровождался «духовным» кризисом (или же и провоцировал этот кризис), который стал эпилогом его пути как человека и как писателя. 1847-й — это год последней поездки Гоголя за границу, которая завершилась паломничеством в Святую Землю и возвращением в Россию в апреле 1848 года; вместе с тем это еще и год публикации «Избранных мест из переписки с друзьями», — произведения, которое было самым ярким выражением этого «кризиса»», — замечает итальянский профессор, который собственной жизнью и многочисленными публикациями доказал, что духовное пространство Украины ориентировано не в азиатскую степь, а в Европу. Барокковый и романтический (и отнюдь не «критически-реалистический») Гоголь влюбился в итальянский мир, также не реалистический, а мистически-барокковый. Обаяние европейского консептизма, барокковая катахретичность (неуловимость, глубинность и тревожность) — вот что является средоточием Гоголя как художника, который в самых маленьких фигурах показал бесконечную глубину человеческого опыта, человеческой иллюзии и... одиночества.
ГОГОЛЬ И ШЕВЧЕНКО
Самое большое внимание на конференции вызвала тема «Гоголь и Шевченко». Трое докладчиков из различных уголков мира (профессора: М. Наенко (Украина) и Е. Пащенко (Хорватия, заведующий кафедры украинистики в Загребском университете) и британская переводчица украинской литературы Вера Рич) подготовили выступления на эту тему. Наенко заметил, что «... в литературном наследии Шевченко — Гоголь упоминается несколько десятков раз. Только в «Журнале» («Дневнике») — одиннадцать, и в переписке — около десяти. А кроме того, Шевченко создал живописную иллюстрацию к повести Гоголя «Тарас Бульба» («Встреча Тараса Бульбы з сыновьями», 1842) и стихотворение-послание «Гоголю» (1844). В гоголевском наследии Шевченко не упоминается ни разу, однако существует воспоминание
Г. Данилевского с приведенными в нем псевдосуждениями Гоголя о Шевченко («Исторический вестник», 1886, № 12). Ими до сих пор оперируют преимущественно российские литературоведы (Воронцов, Воропаев и др.), не очень задумываясь над тем, в какой мере они правдивы и помогают ли глубже понять личности обоих украинских и мировых гениев.
На понимание отношений Гоголя и Шевченко, «равенства» или «неравенства» этих фигур нередко бросались спекулятивные тени исследователями литературы и в ХІХ, и в ХХ веках. Продолжается этот процесс и ныне, в ХХІ веке. Аргумент при этом используется только один — упомянутое выше воспоминание
Г. Данилевского «Знакомство с Гоголем. Из литературных воспоминаний». Опубликовано это «воспоминание» через 25 лет после смерти Шевченко и через 34 года после смерти Гоголя! Не было уже около 10 лет среди живых и Иосифа Бодянского, которого Г. Данилевский взял свидетелем в своих «воспоминаниях». Следовательно, никто из них не может ни подтвердить, ни опровергнуть его. О чем же там шла речь?
Якобы Гоголь, когда его навестили незадолго перед смертью (в 1850 г.) Г. Данилевский и
И. Бодянский, говорил, что в поэзии Шевченко — «дегтя много», а заслуживает он (Шевченко) уважения только своей «личной судьбою». Мемуарист не подумал, что в 1850-м Гоголь не мог говорить ни о каком «дегте» в поэзии Шевченко, потому что в то время существовал только миниатюрный «Кобзар» Т. Шевченко издания 1840 года, а все самые «крамольные» (следовательно, с «дегтем») «дерзкие стихи против государя императора» были отобраны у Шевченко во время ареста в 1847 г. («Сон», «І мертвим, і живим...», «Кавказ» и др.) и находились в архивах так называемого «третьего отделения» имперской власти. Их только в 1907 году, через 55 лет после смерти Гоголя, освободил оттуда В. Доманицкий, публикуя свое полное в то время издание «Кобзаря».
СЛОВЕСНЫЕ «ЗАЛПЫ» КРИТИКОВ
То же можно сказать и относительно «личной судьбы» Шевченко, которой якобы сочувствовал Гоголь, — подытоживает профессор Михаил Наенко. На конференции был зачитан доклад известного британского переводчика Стивена Комарницкого, который, к сожалению, сам не мог присутствовать. Вместо него приехала профессор Маргарет Сириол Колли (85-летняя племянница известного в мире журналиста Гарета Джонса, который хотел открыть правду миру об украинском геноциде, организованном большевиками во главе со Сталиным. Журналист при невыясненных обстоятельствах был убит в Монголии. Это произошло, когда Гарету только исполнилось тридцать — Д.Д.). Это был первый визит госпожи Маргарет в Киев. В своем докладе Стивен отметил, что «художественное наследие Гоголя превратилось в поле битвы между непримиримыми армиями российских и украинских критиков, которые все время обмениваются словесными залпами. Как это случается во время войны, первой жертвой конфликта становится правда... Напрасными являются попытки отрицать тот факт, что Гоголь был украинцем. Его произведения глубоко укоренены в украинском фольклоре. Чтобы создать собственную версию украинской истории он обращался к источникам народной украинской песни. Английский критик и переводчик гоголевских произведений Дейвид Магаршак отметил, что «страстная любовь Гоголя к народным песням заставила его поверить в то, что именно в них можно отыскать тот ключ, который поможет разгадать тайну истории его родной страны». Также господин Стивен решился сравнить творческие пути Николая Гоголя и Павла Тычины (все же именно Стивен подготовил полный перевод «Сонячних кларнетів» Тычины для англоязычного читателя), которые существовали в условиях двух разных империй: Российской и Советской.
Весьма интересным был доклад об интерпретациях Гоголя, существующих в иранской культуре, который подготовила профессор Мириам Хосейни: «Многие выдающиеся иранские литераторы, которые жили в Тифлисе и Азербайджане, познакомились с произведениями французских и русских писателей и драматургов. В частности, самый выдающийся драматург тогдашнего Востока Сакина Ахундзаде (1865—1927 гг.) ознакомилась с шедеврами французской литературы и изучала произведения таких русских писателей, как Пушкин, Гоголь, Лермонтов и Толстой. Еще одним писателем, который находился под значительным влиянием французской и русской литературы и культуры, был Зейн-оль-Абедин Мерагей (1840—1910 гг.); литературоведы также неоднократно обращали внимание на близость «Шах-наме» Ибрагим-бея к «Мертвым душам» Гоголя. За границей молодые иранцы не только изучали лучшие образцы мировой литературы, немало из них обратились к переводческой деятельности. С первых дней формирования переводческого движения в Иране Николай Гоголь вызвал едва ли не самый большой интерес... Гоголь глубоко проникал в человеческое естество и рассказывал истории об обыкновенных мужчинах и женщинах, способных глубоко сочувствовать и любить. Гоголь — один из признанных мэтров жанра рассказа. Достоевский и Чехов, Тургенев и Гончаров — все они вышли из его «Шинели», — подитоживает иранская профессор.
Очень актуальными были доклады, в которых речь шла о прочтениях и интерпретациях Гоголя в индийской литературе (профессор Ольга Реаль-Нахарро из Мексики), в хорватской литературе (преподаватель кафедры украинистики Загребского университета Дарья Павлишин), а польско-украинский профессор Ирина Бетко рассказала о ритуально-мифологических структурах художественного мышления автора «Мертвых душ» и «Вечеров...». Участие приняли и докладчики из Института литературы Г. Улара и Н. Сквира. Уже второй раз подряд на конференции принимал участие украинский латино-американист Игорь Оржицкий. Нет, в его докладе речь шла не о сравнении Маркеса и Гоголя, но о важных аспектах современного прочтения произведений нашего классика (в частности об экранизациях Гоголя, которые преобразуют мир его магии и пространство несвободы, российского самодержавия и православия, когда и казаки умирают со словами «За родину!». Блестящей финальной точкой первого дня был доклад Любови Голоты о женских образах в произведениях Н. Гоголя.
Были представлены и интересные темы, которые выводили Гоголя на пересечение родов искусства: так, профессор Марина Новикова рассказала о постановке «Мертвых душ», которую сделал Марк Захаров; российский театровед Валерий Хазанов, человек-интеллектуал, блестящий знаток множества иностранных языков рассказал о своем видении Гоголя на театральном языке. О мире кино и экранизации Гоголя рассказала редактор журнала «Кіно-Театр», кинокритик Лариса Брюховецкая. Светлана Барнс (Великобритания) остановилась на переводческих аспектах, собственно, речь шла о проблемах англоязычных переводов Николая Васильевича, некоторых сложностях произведений, которые трудно адекватно перевести для английского читателя. Доклад Гитари Ширс (которая, к сожалению, не смогла присутствовать лично, однако ее доклад прочитал профессор Алан Флаверс, депутат Молодежного Европарламента) касался постановок «Ревизора» на британской сцене. Оказывается, сюжет «Ревизора» в свое время был близким и для британцев: «Какие же больные проблемы политической жизни Великобритании нашли сатирическое отражение в постановке, осуществленной еще 1985 году, — т.е. в «Главном инспекторе»? В первую очередь следует вспомнить резонансный скандал, связанный с чрезмерными расходами британских парламентариев. Он вызвал большой интерес у мировых медиа. За последние двадцать лет политическая жизнь нашей страны значительно обогатилась событиями, которые перекликаются с сатирическим содержанием гоголевского произведения».
Конференция показала, насколько бездонным является Гоголь, и насколько важно сегодня вернуться к переосмыслению его наследия, художественного мира. Правда, нашли ли мы те магические стеклышки, которые помогут нам разобраться, кем все же был писатель? Паяцем? Гением? Кукольником? Сумасшедшим? Неслучайно, в названии нынешней конференции присутствует слово «магический». Это не только след Маркеса (для латиноамериканской литературы понятие магического реализма естественное — Д.Д.)... Речь идет о том, что каждый великий писатель, если он действительно величественный, обязательно в собственном художественном видении работает с тем, что мы называем основой человеческого бытия, — мифологические, магические образы и архетипы. Поэтому основы и Маркеса, и Гоголя, и Шевченко — это древние основы цивилизационного прогресса, мир универсальной гармонии и всеохватывающего проникновения космических стихий. Гоголь — маг и мастер, а познать магию весьма непросто. Поэтому и мы попадаем в ловушку, которую Гоголь описал в «Записках сумасшедшего»: «Говорят, в Англии выплыла рыба, которая сказала два слова на таком странном языке, что ученые уже три года стараются определить и еще до сих пор ничего не открыли». И до сих пор такой «рыбой» для нас является Николай Гоголь...
