Из разрыва между переживанием события и припоминанием его неизбежно происходит извержение культурной и художественной креативности. Так сотворчество с гениальным сценографом Давидом Боровским и осмысление его значимости для дня сегодняшнего родило фестивальное измерение пространства Мастера. Нынче модно легкомысленное отношение к прошлому. Его модераторы не жалеют усилий и ресурсов, чтобы побыстрее забывалось не только сказанное предками, а даже вчера провозглашенное, обещанное и совершенное.
Автор идеи «морфических полей» биолог Роберт Шелдрейк утверждал, что они сохраняют через пространство и время память, которая обязательно придает форму всему вновь возникающему. Природа памяти театральной, похоже, подтверждает это предположение. Благо припоминания не только охраняет эфемерное чудо сценического искусства, но и награждает радостью открытия единства происхождения — служащих театру сегодня с творившими чудо его в прошлом.
В Национальном академическом театре русской драмы им. Леси Украинки юбилейные вечера, ежегодные «капустники» и даже традиционные «чаи» после премьер обязательно пронизывает этот высокий тон достойного соответствия своему высокородному художественному происхождению.
На открытии фестиваля ко всем собравшимся спустились фотографиями с театральных небес, заговорили из прошлого фонограммами голосов властелины крови Киевской Русской драмы — Хохлов, Опалова, Романов, Варпаховский, Лавров.
В театральном бессмертии Давид Боровский стал в один ряд с ними — кого называл своими учителями и кумирами.
Магнитофонная запись сохранила признание в любви и благодарность театру, ставшему родным домом, школой мастерства, стартовой площадкой и творческой гаванью. Продолжение происходило в фойе театра, которое оказалось остроумно сочиненным из конструкций, деталей, предметов разных киевских работ художника точно по названию его книги — «Убегающее пространство».
Мостик из «Бесприданницы» Н. Островского между безвыходностью стен, совершающая круговой оборот люстра над черной пустыней сцены, маятник с золотым кругом груза, нарезающий прозрачно тонкие слои вечности, макеты декораций спектаклей в стеклянных колпаках-скафандрах — превращают бег изменчивого пространства в неспешное течение бесконечности.
В репертуаре Русской драмы сегодня три спектакля, поставленные в соавторстве Михаила Резниковича и Давида Боровского.
«Насмешливое мое счастье» по пьесе Л. Малюгина, где сладость мечтаний, свечение надежд, горечь несбыточности, боль потерь не раздавливают героев, а укрепляют их обязанность жить, и не как-нибудь, а с ровной спиной. И лес стройных берез обретает образ природного органа. Их столбы, словно коктейльные трубочки, обеспечивают взаимоток соков земного и невесомости небесного бытия. Сок жизни, симфония любви, неугасимость веры — живо возникающие образы, не стираемые временем.
Булгаковский «Дон Кихот» — вселенская коммуналка, сквозь трещины в стенах которой проникают лучи нетленного света человеческой чести; обеденный стол — остров, трон, ристалище; настольная лампа в стиле сталинского барокко — клеймо времени; высоченный книжный шкаф — волшебный фонарь, из которого появляются призрачные герои. Все это координирует фантасмагорию со временем беспощадной реальности, в которой нет юного способа спасти себя, как только умереть.
«Наполеон и Корсиканка» И. Губача — высоченные стойла конюшни, дворцовые двери и острова, булыжники, пена, ковры из соломы. Резвые генералы, женщина, дарящая огненную страсть, и надо-то всего лишь искорка желания гения войны, чтобы сжечь все оковы и вырваться. Да только непонятно — куда, зачем?
Во всех трех спектаклях сценограф Боровский демонстрирует глубокое понимание природы Театра русской драмы и ее Главного режиссера.
Если в спектаклях Любимова его декорации неизменно оказываются игровыми механизмами (вспомним «Зори здесь тихие» Театра на Таганке когда кузов автомобиля разбирается на части, его борта становятся ширмами, болотной топью, памятными обелисками...), то с Резниковичем ему очень важно создать вертикаль, акцентировать высоту, материализовать напряжение устремлений и помыслов.
Стиль режиссера-постановщика состоит в выстраивании действия через поступки и события — важные, очень важные и сверхважные. Резникович не допускает в сценическом течении времени слабинок, раздышек, уклонений. Это требует абсолютного вовлечения зрителя, что, по сути, есть установкой романтической, но достойной того, чтобы стремится к ее достижению. В помощь — вертикальная доминанта, которая и в храме искусства способствует сборке мыслей и эмоций в смысловой стержень.
Благодаря фестивалю киевляне впервые увидели спектакли «Дядя Ваня» А. Чехова и «Король Лир» В. Шекспира Санкт-Петербургского академического Малого драматического театра — Театра Европы. Особенности тандема Додин-Боровский, судя по этим спектаклям, состоят в создании сценографом оплота фактуры, достоверность которой поддерживает мерцательное обаяние органики актеров в паузах, диалогах глаз, интонациях дыхания. Палуба — сцена из «Дяди Вани» — кажется свежевыструганной и пахнущей вместе со стогами сена, то утренней свежестью, то вчерашней истомой. Особой радостью было вновь увидеть на сцене великолепную Ксению Раппопорт, блиставшую в спектакле «Эдип Царь» Санкт-Петербургского драматического театра на Литейном в Фестивале «Київ Травневий» 2003 года.
Все герои фестиваля получат специально разработанный для него приз. Это острая с треугольником, а не квадратом в основании пирамида, в середину которой помещен маятник. В согласии с вечным знанием сохраняемое внутри такой конструкции не подлежит тлению, так же, как неувядаем гений Боровского, бесконечно его пространство в театре и память о нем всех одаренных светом его творчества.
Первый фестивальный спектакль «Дон Кихот. 1938» завершился зажжением свечей. Вполне в исповедуемом мною жанре алогичного реализма случилось это в канун Праздника зажжения свечей Рош-Ашана. В финале каждый из персонажей гасит свечу, и точкой, единящей времена, людей и пространства, стал отражающий свет прожекторов портрет Давида Львовича Боровского.
