Среди спектаклей, посвященных 200-летию со дня рождения Николая Гоголя, появилась премьера спектакля, который предложил зрителям Херсонский академический музыкально-драматический театр им. М. Кулиша — трагедия «Страшная месть».
Инсценизацию повести Гоголя сделал Сергей Павлюк (он выступил режиссером-постановщиком, приняв участие и в музыкальном оформлении спектакля, вместе с Дианой Янушкевич). Поставить это масштабное действо, уловить и передать истинную атмосферу гоголевского произведения Павлюку помогла образная, насыщенная многосмысловыми пластами визуальной подачи сценография Сергея Рыдванецкого. Поэтический дух спектакля мощно поддерживается оригинальной сценической одеждой артистов (художник по костюмам Наталья Рыдванецкая).
Херсонская «Страшная месть» — убедительный образец украинского поэтического театра. Романтического по стилю, глубинного по традициям и сакрального по сути. В «Страшной мести» отношения персонажей построены в традиционной манере: на сцене показаны яркие элементы обрядовости и ритуальности, звучит аутентичный вокал (хормейстер Ружена Рублева) в казацких думах и народных песнях. Весь внешний строй постановки работает на то, чтобы у зрителей «проснулись» прадавние чувства своего национального естества, чтобы даже от простого звучания музыки возникали эмоциональные вибрации в ответ на чувства, закодированные в определенных ритмах вокальных плачей, обрядовых песен, чтобы «заработала» душа в намерении, как у героев действа, избавиться от многовекового желания мести.
Сценическое пространство режиссер и художник строят по принципу вертепа — старинного украинского кукольного театра (трехуровневого). На условно небесном высшем уровне будет отмерять день солнце — стилизованное под колесо от воза и со зрачком посредине, напоминающее всевидящее око, которое загадочно заблестит; обязательный для гоголевских произведений узкий полумесяц. Туда, в темную высь устремятся «прислоненные» к воздуху лестницы, свидетельствующие о возможности подняться по ступеням-перекладинам.
С нижнего уровня, традиционно в вертепе представленного преисподней, в спектакле, как из невидимого ада — открывшихся крышек гробов, присыпанных пеплом тлена — выйдут мертвые, среди которых и сам...автор — Николай Васильевич. И восстанут мертвые, отряхнут бутафорскую землю со своих усталых вековых костей и смешаются на среднем, реалистичном уровне, с живыми персонажами, и попробуют подкорректировать историю ныне живущих.
Центральный элемент этого реального, жизненного пространства — белая лодка — казацкая чайка. Она — поэтический образ дома, рода, маленькая точка огромной вселенной, центр мирозданья, обобщенного и конкретного. Укрепленная посредине сцены, лодка вращается по кругу, символизируя вечное движение бытия. Она качается вверх-вниз, словно чаши весов под тяжестью сложных решений, пропадает в пелене тумана, стелется над ощущаемой водой и становится похожей на месяц в медленно плывущих облаках. Как не вспомнить тут известные строки: «Чуден Днепр при тихой погоде...» Будто сам Николай Васильевич сложил из своих ладоней эту белую лодочку, поместил туда своих героев и оберегает их с любовью и надеждой...
История Данилы Бурульбаша (Сергей Михайловский), его жены Катерины (Оксана Савельева) и отца Катерины (Василий Черношкур) составляет неестественный любовный треугольник, и зрителю непросто воспринимать его как обычный факт. Да и режиссер не оставляет такой возможности, следуя за Гоголем. В спектакле все действо фантастично и мистично. Создать это ощущение помогает изобретательное пластическое решение (Юрий Бусс). В общем хороводе закружатся и мертвые, и живые герои; в проблесках огня и света, заполонившего сцену, они будут пить и гулять, предавать и мстить, убивать и любить, топтать могилы и бить поклоны Богу. Одним словом, жить... А также продолжать грешить, хотеть покаяния и не уметь этого сделать. Притчу о предательстве и мести, которой стала «Дума про Ивана и Петра», написанная Гоголем в «Страшной мести», режиссер Сергей Павлюк в своем сценическом варианте представил аллегорией о вечном грехе, искупаемом последующими поколениями. Спектакль получился метафоричным и богатым ассоциациями. Многое в нем зрители воспринимают не разумом, а на эмоциональном уровне, словно подтверждая гоголевскую сентенцию о том, что «душа человеческая знает гораздо больше, чем есть на самом деле». Постановщики действа уловили неутешительный вывод Гоголя о природе человека, и потому в спектакле вертеп остается вертепом с его неизменностью уровней. Захлопываются крышки гробов, утаскивая в преисподнюю новые жертвы, закатывается багровое колесо солнца... и по лестницам вверх, к искуплению грехов не поднялся никто... Неужели и вправду Гоголь предрек нам месть страшную?
