...Она любит давать названия своим картинам. Названия вытекают из подсознания, и нужно искренне признать — обычный человек такого не придумает. Как не создаст такой живописи «обычный» художник. У этой женщины-девочки, которая с вечной полуулыбкой на устах и кистью наготове, рукой водит провидение. Потому что, чтобы так писать (знатоки не дадут мне солгать), — нужно пройти путь от наскальных росписей до полотен Поллока, насытиться знаниями об искусстве, насмотреться и перестрадать им... И, в конечном счете, осмелиться, а скорее — смочь отключить аналитику и «поплыть» за кистью, которую направляет интуиция.
Ну кто еще, живя с самого только искусства и каждый день преодолевая небогатые будни, осмелится назвать свою выставку «101 причина быть счастливой»? И при этом не врать, не согрешить против истины, не заставлять себя принудительно быть искренним? Кто еще откровенно признается: «Когда творила это, — была влюблена, и ношу эту влюбленность в себе, и, возможно, еще долго буду носить...»
«Ну-ну...» — улыбались циники, — «Любовь, как и счастье, — быстротечна и изменчива»...
— А я буду искать счастье в себе, — не сдавалась Зоряна, — бороться с чужим злом и своими негативными мыслями. Даже если придется бороться с самой собой, даже если придется убеждать саму себя. Говорить себе 1000 раз: все будет хорошо! Ведь никто тебя не сделает счастливим, кроме самого себя...
Работать в своей мастерской сутками, ожидая своего главного критика — сына, которого только такая непрактичная женщина могла направить также в свой творческий мир, ведь и он будет художником?! Каждый день терзать свое сердце — и быть счастливой? Столько отдавать, чтобы через год-полгода выйти с новой выставкой (у нее их было 52 в разных странах), и при этом не быть уверенной, что тебя поймут, что, простите за приземленность, купят ваши картины, чтобы на хлеб было?
«Если хочешь быть счастливым, то будь им», — говорил Козьма Прутков, и, вероятно, был прав. В «Зеленом диване», небольшой творческой галерее, упрямство Зоряны, уверенность в возможности продуцировать счастье, не вызвало удивленно- разуверенного сопротивления.
Искусствовед Андрей Дорош, чьего язычка побаивается художественный Львов, и все же бежит послушать его иронически-шокирующие рецензии, сделал свои выводы:
— Зоряна по темпераменту — художник континентальных масштабов, и могла бы делать такие полотна, как делали когда-то мексиканцы — на целые стены. А она творит в рамках, которые мы видим. Мало того, что она вынуждена делать ураган в стакане воды, она перегнала свою эпоху, лет так на 70... То есть, когда созреет общество до восприятия ее работ, меня уже не будет. (Дорош грустно, хотя и скрывая улыбку, вздыхает...) Но для художника, — прорыв в будущность и несовпадение с эпохой, в которой он живет, явление обычное. Однако я бы сказал, что здесь есть еще одно «отягчающее обстоятельство». На рубеже ХХI—ХХII веков мы «ввалились» в очередную переоценку ценностей и многое из того, что считалось таким стойким и вечным, как китайская каменная стена, оказалось Берлинской стеной, которую развалили за одну ночь. А перед тем ту стену расписали должным образом, приблизительно в таком ключе, какой является «мазня» на стенах. Собственно, это и есть знамение эпохи. Как и те работы, которые, в конечном счете, написаны с мужским темпераментом и хулиганской жилкой. Потому что если абстрагироваться от той авангардной формы, то необходимо сказать — они вполне профессионально выдержаны, композиционно и колористически, и... являются сугубо индивидуальными. Поэтому художницу можно узнать среди «пятых», «десятых», «сотых» авторов. Эта маленькая женщина для той культуры, в принципе, очень консервативной (если пойти на «Вернисаж», то можно увидеть, что публика потребляет и чем является сегодняшняя массовая культура), делает немало. Зоряна, в меру своих не очень больших женских сил, берет за уши и даже на пару сантиметров подтягивает нас выше, и за это мы должны быть ей благодарны...
И, возможно, это также еще один предлог быть счастливым. Не каждый день тебе дарят возможность «подрасти». В конечном счете, можно просто стоять и повторять названия ее картин: «Теперь мне тепло», «Жду тебя в Париже», «Интервью с Карлом Лагерфельдом», «Шоколадно- эротическое», «Секс с джазом»...
