25 октября в Апелляционном суде Ивано-Франковской области после долгой паузы начался судебный процесс над экс-губернатором Закарпатья Иваном Резаком. Бывшего главу ОГА обвиняют в ряде преступлений, среди которых, в частности, доведение до самоубийства ректора Ужгородского университета Владимира Сливки (его нашли с ножом в сердце 24 мая 2004 года), получение взятки, оплата частных разговоров экс- губернатора по мобильному телефону компанией «Закарпатоблэнерго», выдача трех удостоверений советников людям с криминальным прошлым и организация массовых беспорядков в Сваляве. Бывший руководитель Закарпатской области все обвинения отрицает и называет их постыдным заказом политических оппонентов.
Между тем «дело Резака» два года назад было едва ли не самым громким не только в Закарпатском регионе, но и во всей стране. Прошло уже более полутора лет с того времени как бывшему губернатору предъявили обвинение. За это время Ивана Резака трижды арестовывали. Он провел четыре месяца в СИЗО и более года на больничной койке.
В понедельник, 13 ноября, состоится очередное судебное слушание по этом резонансном делу.
— Недавно вы обратились с официальными письмами к премьеру Януковичу, спикеру Морозу и уполномоченному по правам человека пани Карпачевой, в которых попросили их посодействовать объективному рассмотрению «дела Резака». Известно, что на днях вы встречались с премьером. О чем собственно шла речь во время встречи?
— Так случилось, что я пропустил несколько последних заседаний суда в связи с ухудшением состояния здоровья. Однако суд принял решение о том, чтобы на очередное слушание по делу доставить меня в милицейском сопровождении. Кстати, меня сразу предупредили: на ближайшем заседании должен рассматриваться вопрос относительно изменения меры пресечения — арест, несмотря на то, что я нахожусь на стационарном лечении. Увидев это решение, моя жена написала заявление на имя Раисы Богатыревой (руководитель парламентского большинства в ВР. — Авт. ) и Нине Карпачевой (уполномоченной по правам человека). Кроме того, было отправлено письмо в посольство Российской Федерации относительно предоставления мне политического убежища. Впрочем, я успокоил жену. Сказал, что, несмотря на свое состояние здоровья, буду добираться в суд на «скорой», в сопровождении врачей. Но для меня главный вопрос — снять политическую составляющую в данном судебном процессе. Именно с такой просьбой я и обратился к премьер-министру, к председателю Верховной Рады. Я очень хочу, чтобы дело стало подконтрольным общественности, а не кому-то из служащих Закарпатской прокуратуры, которые таким грубым способом сводят со мной политические счеты. Кстати, хочу подчеркнуть, что суд сегодня чрезвычайно объективно рассматривает дело: дает возможность выступить, дает возможность спорить с прокурорами, дает возможность доказать свою позицию в дискуссиях с теми или иными свидетелями.
Да, действительно, Виктор Федорович на мое открытое обращение откликнулся, принял меня очень тепло. Это меня приятно удивило, ведь за последние два года отдельные СМИ хорошо поработали на то, чтобы мою репутацию показать в таком свете …якобы я чуть ли не лидер отдельной организованной группировки. Чтобы судебный процесс не политизировали — это было единственное, что я просил у премьера, понимая, что он не имеет права вмешиваться в следствие. В свою очередь глава правительства попросил меня набраться терпения и сказал, что приложит максимум усилий, чтобы Фемида была справедливой и рассматривала дело исключительно в плоскости юриспруденции.
— Известно, что вы и раньше обращались к высшим должностным лицам и депутатам с подобными просьбами. Они чем-то помогли? — Я дважды был в суде в мае текущего года, получил второй инфаркт, и дело было закрыто до моего полного выздоровления. Все это время я обращался к депутатам из разных фракций — практически из всех, с просьбой помочь мне в том, чтобы Генеральная прокуратура затребовала дело из суда и проанализировала его, и если сочла бы необходимым, то повторно направила бы его в суд. Кстати, я очень надеюсь на то, что если Генпрокуратура прочтет это дело и не будет защищать честь мундира, она его закроет сразу и даже привлечет к уголовной ответственности следователя и тех ответственных работников, которые это дело рассматривают. Но пока мне этого добиться так и не удалось. Между тем было очень много обращений в Генпрокуратуру от народных депутатов. В частности, Бориса Колесникова, Рината Ахметова, Евгения Кушнарева, Адама Мартынюка, Петра Симоненко. То есть люди обращались с тем, чтобы материалы были затребованы для дополнительного изучения, но Генеральная прокуратура на это не пошла. Мне кажется, не пошла только потому, что не хотела в пределах своего ведомства якобы подставлять людей, создавших это дело против меня. — В какой атмосфере происходят слушания? В политических кругах говорят о скандалах в судебном зале. Эти слухи имеют основания? — Поведение закарпатских правоохранителей, к великому сожалению, остается пренебрежительным. В связи с этим, кстати, я в ближайшее время намереваюсь просить суд сделать отвод одному из прокурорских работников, который вел себя, без преувеличения, нагло. Ему на одном из последних заседаний даже судья объявила официальное предупреждение, потому что он не по процедуре проводил мой допрос как подсудимого. — Из многочисленных сообщений в СМИ известно, что на судебные заседания не ходят главные свидетели. Почему, на ваш взгляд, это происходит? — Вы, видимо, намекаете на дело о доведении до самоубийства Владимира Сливки, которое на меня «вешают». Это самое грубое обвинение, которое мне можно было предъявить! Я сейчас очень хотел бы посмотреть в глаза жене Владимира Сливки, которая прекрасно знает меня, мою семью. Она хорошо знает о наших дружеских отношениях с ее покойным мужем… Она помнит, как я волновался об университете, открывал много новых факультетов и вводил новые специальности, еще будучи заместителем губернатора. Да, действительно, на последнем заседании прокурор объявил, что жена покойного пана Сливки написала заявление о том, что вообще не будет участвовать в заседаниях, и чтобы суд рассматривал ходатайство без ее присутствия. Мало того, на суд не появляется даже человек, обвинивший меня в получении взятки. Странно, не так ли? Ведь я, несмотря на тяжелую болезнь, хожу на суд, а основные люди, которые требуют привлечения меня к уголовной ответственности, этого не делают. Я это объяснить не могу, только допускаю, что происходит это потому, что остатки совести начинают пульсировать, и смотреть мне в глаза кое-кому становится трудновато. После завершения рассмотрения этого постыдного дела, которое организовали против меня, а я убежден в том, что суд примет объективное решение, обязательно буду требовать возбуждения уголовных дел по отношению к людям, которые лжесвидетельствовали. — А что, кстати, следствие говорит о мотивах: зачем вам было, скажем, доводить до самоубийства ректора университета? — Одна из версий, что якобы я хотел устроить брата на эту должность ректора, другая — что я хотел для себя это кресло. Это абсолютная ложь. И сколько бы здоровья мне это ни стоило, я буду аргументированно доказывать, что это дело не только заказное, но и грубо сфабрикованное.
— На днях пришлось услышать о том, что вы якобы собираетесь открыть правозащитный центр. Это правда?
— Да, действительно. У меня в планах создание всеукраинской правозащитной организации. Находясь в СИЗО я общался со многими людьми и услышал о таких вещах, о которых, будучи главой областной администрации, наверное, никогда бы не узнал. Например, я никогда не бы подумал, что существует схема, когда в зависимости от того, какая статистика у правоохранительных органов, должно быть совпадение со статистикой так называемых сроков наказания. Например, человек может получить больше лет заключения в конце квартала, потому что общая статистика не добирает по отношению к итогам работы правоохранительных органов. И часто так бывает, что приговоры зависят не от того, какое преступление совершил человек, а под какие статистические данные он попал. И все это, безусловно, требует в первую очередь законодательного совершенствования. Нужны специалисты, знающие, как работать над законами и над изменениями в Уголовном кодексе, то есть специалисты, которые сделают невозможным субъективный подход при задержании или аресте человека. Но ключевой акцент в работе правозащитного центра, который я хочу создать, будет в защиту обычных людей. Я думаю, что эти шаги можно скоординировать так, чтобы правоохранительная система занималась не «поеданием» людей, а стояла на страже интересов конкретного человека, осуждая настоящих преступников.
— Предположим, что скоро суд вынесет решение в вашу пользу. После того, что вам пришлось пережить, допускаете свое возвращение в большую политику?
— Твердо знаю, что я останусь в рядах Социал-демократической партии Украины (объединенной). Буду ли я в большой политике? Это меня сегодня меньше всего интересует. О своей мечте я вам сказал. Создание мощной правозащитной организации и будет для меня большой политикой. Конечно, жизнь будет вносить коррективы. Возможно, я вообще вернусь в науку. Все остальное? Время покажет.
