Так уж сложилось, что январь для меня — самое экстремальное время года. Финал «Книги года»: собрание экспертов, подсчеты голосов, проверка результатов. Цейтнот: призрак невыполненных обязательств, ошибки, глухие углы. И тут, среди суматохи-бреда ( «суматоха — бред цели» ), появляется Сергей Набока — в январе мы по обыкновению виделись часто — и наступала оттепель: «Паясничай. Танцуй. Пой. Светись. Оттепель — вечна. Как зима» .
Уже третий январь, как его нет. «Все то же, но минус Набока» , — таким был долгосрочный прогноз в некрологе «Зеркала недели». И глухие углы без него снова приобрели жуткий вид.
Набока был, так сказать, дрессировщиком глухих углов. Ежедневно заходя в клетку с этой нечистью (политической, литературной, моральной), он проговоривал странную мантру:
«Увага №0: констатувати факти заборонено.
Концептуалізація каналізації, або:
Що я можу, коли від мене нічого
не залежить?»
А тогда, как крест, накладывал на гадов заклятье: «САМОЕ СТРАШНОЕ УЖЕ ПРОИЗОШЛО». Не устоял ни один из тех глухих углов, на каких бы головокружительных этажах не проживали их творцы: «Сам того не желая, Леонид Кучма очень точно охарактеризовал ситуацию, которая возникла по его вине. Выражая через своего секретаря соболезнования по поводу смерти Сергея Набоки, Президент назвал журналиста человеком, который «без надежды надеялся» , — отметил журнал «Корреспондент».
«Увага №0» — единственная, уже посмертная, книга Набоки. «Глухий кут Сергія Набоки» — постоянная рубрика в журнале «Книжник-review» на протяжении двух с половиной его последних земных лет.
О том, что Сергей писал стихотворения, знали разве что жена и мать. Писал давно — во времена, когда секретари парткомов с помощью концлагерей пробовали «осуществить мечту человечества про мир, труд, май!» (В. Диброва). Целые «сутки застоя» блестяще отразились в двух строках Набоки: «к’єркеґора б сюди / або з десяток жанполів чи сартрів» . И сам этот сборник — отчаянно-карнавальная, аналитически-абсурдная, дневниково- перформансная — правдивое зеркальце тогдашней сознательности живых людей. То есть тех, « хто не може відмовити собі у звичці думати» .
А поскольку таких и нынче не густо — «Увага №0» надежно остается с нами настоящими. Позднее, через двадцать лет неписания поэзий, Набока начнет формулировать свои теоремы-глухие углы. «Марні спроби зрозуміти минуле, якщо не уявляєш сучасного. Незнання ж минулого невідклично призводить до нерозуміння теперішнього», — это может быть рецензией-ключом к его собственному сборнику. А за замочную скважину, кажется, правит стихотворение под причудливым, на первый взгляд, названием «Промова, рекомендована для виголошення у колі сім’ї перед смертю» — «про те, що мало меду. Мало!»
Тут — наше украинское все, с литературой включительно. Набока-критик — не литературовед, а социолог. Он, конечно, обращает внимание на ассортимент и качество «красних письмен» в том или ином произведении — на «прозорість тексту… чи самогонну туманність його» , например. Но основной глухой угол украинской литературы видит в другом: в самоубийственном пренебрежении Литератора к Читателю, которому остается только вопить: «Мало меду. Мало!».
«Трагічне, мізантропічне, песимістичне й катастрофальне світовідчуття, зафіксоване у безлічі наших текстів… Ми не любимо себе. Україну — ще так- сяк, вряди-годи. А себе — ні. Власне, ми такі нещасні, індивідуалістичні, задумані, мрійливі, чумакуваті, сумні й перечулені, самоїдні, ліниві й не надаємося до раціоналістичного аналізу — через це» .
О, вспомнилось! Тут на прошлой неделе один инвалид «національно- визвольних благань» (за С. Набокой) подбросил в «Литературную Украину» такую себе «мысль» по поводу прочтения материала «Переклад з мінкультівської» из нашей рубрики «ПостЧтение». Во-первых, забрасывает автору, что тот осмелился «всуе» объединить Министерство культуры и «частное издание «Всесвіт» . Во-вторых, осмелился вспомнить Минкульт российский, который финансирует тамошний «Всесвіт» — «Иностранную литературу», — не принимая во внимание форму собственности. Из-за этого проклятому автору «Дня» предложено немедленно «отправиться навсегда в Московие… Или в Израиль» (здесь с грустью вынужден процитировать Днепропетровскую команду КВН: «Он — еврей, а я — не смог»). Венец «мысли» такой: «Якщо ж говориться про так звану «шароварщину» (не гоже забути, що це лексика україноненависників), то в шароварах можна багато дечого заховати, а можна й показати» . Ну, и как здесь не процитировать полностью одно из стихотворений Набоки под названием «Антропоцентризм у натуральну величину»:
«Зуби — Щелепи — Стравохід
Шлунок…
Анальний отвір
І величезні ґеніталії.
Чілавєк — ета звучіт горда!»
Даже после того, как мы прочитали всего приступного для нас Уэльбека, такой портрет потенциального читателя выглядит непривычно смелым. Но так же как «грязные» романы Уэльбека являются, по существу, гимнами любви, так и видение Набокой «массового читателя» является трезвым эпикризом литературного социолога. Он предупреждает литераторов про очередной глухой угол: « Замість писати чорнуху, порнуху й дебільні серіяли — граємося в інтелектуальні ігри з вогнем, виштовхуючи основну масу читачів в духовну росію». А дальше — «як нема читача, то така літературна діяльність більше скидається на такий собі творчий онанізм» .
Нет, Набока не был апологетом маскульта. Он был читателем-эстетом. Но его критический вкус, выработанный сотнями (может, тысячами?) прочитанных книг, оставался социологически трезвым. Его читательский тезаурус позволял виртуозно манипулировать сравнениями и обобщениями и тем самым — разблокировать глухие углы восприятия. Как-то он написал статью «Про критику і критиків», и на вечный вопрос «что делать?» ответил так: «Писати й видавати, писати й видавати, видавати й писати — не зважаючи на все меншу кількість читачів, українців, людей… Літературну критику, українську літературу, Україну і, взагалі, світ врятує що? Та вже щось врятує. Може, впертість, може — почуття гумору. Може — літературні критики» .
Сергей никогда не продуцировал слова ради заполнения эфира или бумаги; за всем сказанным/писаным Набокой тянулось длиннейшее раздумье. Поэтому стоит внимательно присмотреться к не случайному порядку понятий в последней цитате. И попробовать переосмыслить историю Украины (даже!), вводя в контекст перемен такие понятия, как, например, «Дзюба» или «Хвильовий».
Но… «Щось кричала та людина / Та не чули люди» .
…Тогда, три января тому назад, газета «День» написала: «Смерть Сергея — это еще одна капелька совести, которая ушла от нас» .
Сергій НАБОКА. Увага №0. — К.: Книжник-review, 2003.
Глухий кут Сергія Набоки // Книжник-review, 2000-2003.
