В 1975 году я поcтупил на украинское отделение филологического факультета пединститута. В студенческом общежитии сошелся с ребятами с других факультетов. А поскольку разговаривал я в те времена исключительно на украинском, то меня считали немного чудаковатым...
Однажды в студенческой компании один будущий физик сказал мне: «Саша, ты хороший парень, но почему ты поступил на украинское отделение? Через двадцать лет украинского языка не будет!» И тогда я ответил — не только ему — с глубокой уверенностью: «Ребята, спустя двадцать лет вы все будете разговаривать на украинском». Они, конечно, посмеялись, похлопали меня по плечу: «Да брось ты, Саня, давай лучше выпьем», — и надолго забыли. Но не навсегда.
Теперь, когда я встречаюсь с участниками той вечеринки (а немало из них стали госслужащими и руководителями учебных заведений), они удивляются: «Откуда ты знал?!» Они же в те времена исключительно «разговарівалі на руском язикє», хотя сами поприезжали в областной центр из «Костогрызовок и Рогачиков». Отвечаю: «В отличие от вас, я серьезно изучал филологию». А теперь оказалось, что моя неперспективная в 1970 годы профессия учителя украинского языка и литературы стала сегодня весьма нужной. Потому что уже в новые времена, работая журналистом, я проводил курсы делового украинского языка в налоговой инспекции, занимался репетиторством, готовил детей своих знакомых к вступительным экзаменам, консультировал госслужащих по вопросам украинского правописания и тому подобное.
И теперь, когда я читаю публикации, вроде письма Игоря Судака «Украинский язык исчезнет спустя сто лет» («День», №52 от 25 марта этого года), то просто поражаюсь. Когда господин Игорь сравнивает язык с горючим для автомобилей, то можно, как говорили древние римляне, заметить, что сравнение некорректно. Но когда он сводит все функции любого современного языка только к общению и передаче информации — то это уже просто непрофессионально. Я совсем не хотел бы использовать страницы уважаемой газеты для того, чтобы проводить лекцию на уровне студентов- филологов первого курса, но замечу, что филологии известно во всяком случае десять (!) функций речи, и сводить их только к коммуникативной — это не просто эпатаж. Это — незнание!
Еще, по-видимому, на первом же курсе в одном научно-популярном издании я прочитал интересный прогноз ученых относительно будущих веков. Так вот, если двадцатый век назывался эпохой физики (ведь наибольшие открытия и изобретения, но и сам научно-технический прогресс, были связаны преимущественно с этой наукой), то двадцать первый — именовался эпохой биологии. Ученые предусматривали, что именно в этот век человечество достигнет наибольших успехов в изучении биологических наук, в том числе медицины, победит болезни, научится жить в гармонии с природой, решит экологические проблемы и тому подобное. А вот двадцать второй век в той публикации тридцатилетней давности назывался эпохой филологии. Это, считали ученые, будет время, когда люди смогут посвятить себя изучению различных языков и культур, будут заниматься этнографией и фольклористикой, литературным творчеством... И будут существовать такие методики, что каждый нормальный человек сможет в совершенстве усвоить любой язык за пару недель, а то и дней.
Конечно, для кого-то это может показаться фантастикой. Но вспомните, например, какого прогресса в науке и технике человечество добилось за последние 30—50 лет? Мог ли кто-то когда-то предвидеть такое чудо, как компьютер? А какие колоссальные потенциальные возможности для обучения и образования имеет тот же интернет? Но никакая «сеть» не заменит ребенку материнской колыбельной или бабушкиной сказки.
Что же касается обычного общения, то я думаю, что через сто лет, господин Игорь, люди для этого вообще смогут обходиться без слов. Это будет осуществляться на ментальном уровне. Да и само понятие общения будет носить совсем другой смысл. А языки будут изучать для того, чтобы наслаждаться их красотой, неповторимостью, магичностью и совершенством. Чтобы развивать свою вторую сигнальную систему. И ваши потомки не только не забудут украинского языка, но еще и охотно будут усваивать две- три сотни языков, удивляясь нашей сегодняшней дремучести. Потому что язык — это не вторичная субстанция. Это — основа основ и система систем. Именно благодаря ей мы люди. А все кубинцы, во главе с Фиделем Кастро, еще и говорят: «Сколько ты знаешь языков, столько раз ты человек». И Святое Писание утверждает: «Вначале было Слово. И слово было Бог...»
Несколько лет назад во многих СМИ сообщалось о девочке-школьнице из России. Она на уроке потеряла сознание, а когда опомнилась, то заговорила на ста двадцати языках, причем на некоторых настолько древних, что их носителей уже нет. Очевидно, утверждение Библии о том, что мы созданы по образу и подобию Божьему, означает способность человеческого мозга хранить в себе всю информацию о прошлом, настоящем и будущем всей Вселенной. Поэтому языки не умирают с физической смертью их носителей. Они все равно живут в памяти Вселенского Разума и рано или поздно понадобятся землянам.
Кстати, в те же студенческие годы довелось прочитать и об открытии японских ученых. Они утверждали, что у людей, которые общаются на языке своего рода (родном), выше иммунитет, они меньше болеют. Поэтому не спрашивайте, нужны ли технически вооруженной Японии для упрощенного общения 130 институтов языковедения? (Украине пока что хватает только одного... Но, даст Бог, через сто лет будет, как у людей).
Вообще, мыслить в вопросах филологии технократическими штампами бесперспективно. Здесь действуют совсем другие законы и категории. А упрощенные подходы ведут только к новым заблуждениям. Метко когда-то высказался киевский поэт Юрий Меженко:
А в крови, не помнящей родства,
И простота — страшнее воровства.
Кстати, в своем дворе я в последнее время замечаю, что дети и внуки давно обрусевших моих соседей все чаще общаются между собой на украинском. И делают это с удовольствием. А школьники из ассирийских семей, которые приехали в наш город после известных событий в Армении и Азербайджане в эпоху распада СССР, не только охотно изучают язык Тараса, но и пишут на нем стихотворения!
Так что, говоря в стиле Марка Твена, слухи о смерти украинского языка несколько преждевременны. Тридцать лет назад я их уже слышал.
СТРОЧКИ ИЗ ПИСЕМ
То, что «каждый человек — неповторимая личность», господин Судак понимает, а вот то, что уникальным является каждое национальное сообщество, — постичь не в силах. Как и то, что без собственного языка эта уникальность нивелируется. С тем, что спасать вымирающие виды животных в заповедниках необходимо (поскольку с вымиранием каждого вида мир беднеет и в конце концов вообще может погибнуть), господин Судак согласен, а вот на вопросы: «Стоит ли противостоять процессу исчезновения языков?» — отвечает отрицательно. Мол, пусть исчезают — туда им и дорога. А вместе с ними — и народы, их носители. Ничего существенного мир не потеряет, а вот выиграет от унификации, потому что к ней тяготеет. Но необходимо осознавать, что языковая унификация ТАК ЖЕ опасна для человеческой цивилизации, как и вымирание флоры и фауны.
