Окончание. Начало читайте: "День" N24
В это время в отношениях Москвы и Крыма остро встал вопрос о статусе казацкой Украины. Царские посланцы (Жеребцов и Титов) потребовали признания крымским руководством легитимности украинско-московского соглашения и вхождения украинских земель в состав владений Алексея Михайловича. Именно здесь и разгорелся острый спор об использовании новых титулов царя, как того требовала официальная Москва. В частности, эта дискуссия касалась именования московского царя Алексея Михайловича как «Божиею милостью великого государя, царя и великого князя, Всея Великия и Малыя, и Белыя Росии самодержца и многих государств и земель восточных и западных, и северных отчича и дедича, и обладателя...». При этом необходимо обратить внимание на то (кстати, именно это отмечали и московские послы в Крыму), что данный царский титул был признан некоторыми европейскими правителями, в частности австрийским императором Фердинандом III. Хотя можно предположить, что император просто не знал, что это такое — «Малыя Росия», а на уступки царю его толкало желание примирить его с польским королем. Конечно, реакция Крыма была крайне негативной. В разговоре с московскими посланцами калга Гази-Гирей заявил, что «...Бутто, де, государь их всем светом владеет. А на востоке и на западе, и на севере и опричь их есть многие государства. И такой де гордостью прежде сего московские государи и отец его государев не писывались, потому что то слово вымыслено не делом и богу грубо гораздо». Еще более резким был ответ хана Мехмета- Гирея: «...где Москва, где восток, где запад? Меж востоку и западу мало ли великих государей и государств? Мочно было то знать и такие слова не писати, всей вселенной отчичем и дедичем, обладателем пишется, и так лживо и непристойно писать, и непригоже...». Московские послы указывали, что требование использования данных титулов вызвано объективными территориальными изменениями, в частности тем, что Москвой был завоеван ряд новых земель. Среди прочих назывались и земли Литовского княжества и «коруны польской». Несмотря на это, крымская сторона оставалась последовательной в своем непризнании предложенных царских титулов, а значит и того положения, на которое претендовала Москва. В ответ на московскую аргументацию ханские чиновники отмечали, что «...у нас де цари не похваляютца и похвалы своей ни в какое государство не пишут. Наш де Ислам Гирей царь с 600 городовповоевал и о том государю вашему похвалы своей и в иное государство не писывал».
В новых титулах царя виделась претензия Москвы на восприятие ее как новой вселенской империи, а также просматривалась незавуалированная угроза относительно новых территориальных приобретений (особенно это проявилось после заключения Переяславско-московского соглашения 1654 г.). Понятно, что в таких условиях Крым не мог воспринимать московские претензии иначе как враждебно. Стоит отметить, что политика Москвы в этот период предполагала распространение своей власти на Украину и Белоруссию, а после этого намечалось дальнейшее продвижение на Балканы. В будущем московское руководство рассматривало перспективу превращения своего государства в единую православную империю. Именно в придунайских землях и на Балканах остро сталкивались интересы Москвы и Османской империи. Поэтому не исключено, что, в частности, и Стамбул подталкивал правителей Крыма к выработке жесткой позиции в отношении Москвы. Конечно, и сам хан не собирался просто так отказаться от своего влияния в украинских землях. Поэтому не могло быть и речи о признании крымским руководством включения казацкой Украины в состав Московского государства (как рассматривали это московские правители).
В ответ на политические шаги Москвы в течение 1654—1656 гг. крымские должностные лица сконцентрировали основные свои политические усилия в двух направлениях. Во-первых, они постоянно, вступая в полемику с московскими послами, пытались доказать беспочвенность царских претензий на Украину. В частности, заявлялось, что «...черкасы — крымского царя холопы, а не московского...». Во-вторых, Крым активно пытался повлиять на гетмана Богдана Хмельницкого с целью вынудить его разорвать соглашение с Москвой. Показателен в этом плане разговор хана Ислам- Гирея с гетманским послом Семеном Савельевым, состоявшийся 29 апреля 1654 г. Хан был настолько возмущен действиями украинской стороны, что даже ударил посла. При этом упрекнул в том, что «...сначала ваш гетман и все запорожские черкасы с ним дружбу учинили, а теперь черкасы оказались под царской рукой...». К самому гетману было отправлено крымское посольство, возглавляемо Тохтамышем, с целью склонить Хмельницкого к старому «братству». При этом крымской стороной высказывалась идея совместного похода против Москвы, в котором должны были участвовать Крым, Войско Запорожское, Польша и молдавские княжества.
На то, что усилия Бахчисарая небезнадежны, указывала позиция гетманского правительства Богдана Хмельницкого. И хотя последний, особенно в 1654 — начале 1655 гг. постоянно подчеркивал свою верность присяге, данной царю, в официальных письмах называл себя «гетманом Войска его царского величества Запорожского», «верным слугой и подданным» царя, однако даже в это время Хмельницкий не отказался от попытки проведения, как теперь говорят, многовекторной политики, то есть от дальнейшей реализации модели коллективного вассалитета. Тут хочется обратить внимание на следующий момент. Именно анализ используемой титулатуры может дать нам необходимую информацию об изменениях во взаимоотношениях государств в исследуемый период. В частности, уже с середины 1655 г. на фоне возникновения недоразумений и противоречий в отношениях Чигирина и Москвы появляются новые черты, характерные для гетманских писем. С одной стороны, наблюдается активизация переписки Б. Хмельницкого с такими европейскими правителями, как шведский король, турецкий султан, правители придунайских княжеств. Это свидетельствовало о поисках гетманом противовеса Москве. С другой стороны, — именно в переписке с правителями указанных стран уже отсутствовали титулы наподобие «гетмана Войска его царского величества Запорожского». Вместо этого находим подписи Хмельницкого как гетмана Войска Запорожского. Показательно обращение украинского гетмана к турецкому султану Мухаммеду в конце ноября — в начале декабря 1655 г.: «Могущественнейший и яснейший турецкий султан, которого боятся все державы. Наш добрый и великий хозяин, с большим уважением склоняемся до земли перед светлым троном твоим и молим за тебя милостивого Господа как верные рабы твои... и все наши войска, сколько нас есть, служить твоей милости будем». И это в то время, когда Москва утверждала о полном и вечном своем владычестве над Украиной. Необходимо отметить, что используемая Хмельницким терминология ни в коей мере не свидетельствует о каких-то рабских чувствах гетмана к султану и его власти. Это были общепринятые нормы вежливости в отношениях на уровне вассал — сюзерен. При этом, когда это было необходимо, украинский гетман проявлял твердость и неуступчивость. Так, в ответ на обвинение Ислам- Гирея в измене гетман его заверил, что старой дружбы никогда не оставлял, но в то же время довольно жестко поставил крымского правителя на место за факт избиения ханом гетманского посла: «...ты не его де бил по щекам, меня... И ты де то ведай, что будет тебе хлеб за хлеб отдать в борзости. А буде не пустишь ты посланников твоих государевых вборзе, и я де пришлю к тебе вборзе иных воинских людей трицать тысеч судами под Крым, а сам де пойду степью. И сам де не уведаешь, с которой стороны оберегатца».
В заключение отметим, что в первые годы после заключения Переяславско- московского договора шла острая дипломатическая борьба за признание юридической силы этого акта. В этом плане немалую активность демонстрировала Россия. В то же время наблюдалось абсолютно разное толкование сути данного договора со стороны практически всех заинтересованных сторон: Московского государства, казацкой Украины, Крымского ханства.
