Киевский фольклорный ансамбль «Божичі» — настоящий феномен культурной жизни столицы. Появившись немногим более пяти лет назад, он сумел привлечь к себе внимание самых разных групп интеллектуального влияния — от театра до шоу-бизнеса. В первом случае его славу составил весьма необычный спектакль «В поисках утраченного времени... Жизнь», во втором — плодотворное сотрудничество с Олегом Скрипкой, привнесшее в палитру одного из главных героев Майдана яркие и очень уместные фольклорные краски. Еще один ощутимый результат такого сближения — дебютный диск «Божичiв» «Котилася, ой ясна зоря з неба», вышедший с активной помощью Олега совсем недавно.
О «Божичах», равно как и о совершенно замечательной профессии фольклориста можно рассказывать еще очень долго, но лучше доверить это руководителю ансамбля — Илье ФЕТИСОВУ.
— Как вы пришли к фольклору?
— Путь очень интересный. Я родился в России, в Свердловске, на Урале. Мне было девять лет, когда мы переехали в Украину. Жили во Львове, где я закончил музыкальное училище, потом поступил в Киеве в Национальную музыкальную академию в 1996 году, причем на композиторский. Но все опусы у меня имели народное звучание, хотя я никогда фольклором не интересовался. На первом курсе у нас был фольклор как учебная дисциплина, и дали задание расшифровать народную песню. И я сначала так к этому отнесся — ну что там могут спеть бабушки без музыкального образования?! Включаю магнитофон, и у меня сразу шок, потому что я не понимаю, в какой октаве они поют. Оказалось, что это совершенно иная культура, мне незнакомая. С этого момента пробудился интерес, а вскоре я познакомился со своей женой, которая пела в ансамбле «Володар», и тоже начал петь там. Тогда же поехал в свою первую фольклорную экспедицию.
— А как вы окончательно поменяли ремесло?
— В один критический момент понял, что все самое ценное и красивое уже написано народом, и эти песни, в отличие от современной музыки, уже обкатаны тысячелетиями; что это очень тонкий отбор, которого не проходит ни одно композиторское произведение. Я не смог писать и перевелся с композиторского на кафедру фольклора, теоретический факультет. А к тому времени несколько людей хотели петь, но не участвовали ни в каких ансамблях. И мы решили пойти колядовать к нашей завкафедрой фольклора. Это было в 1999 году на Рождество. И она нам и сказала — а почему бы вам не петь вместе?
— Наколядовали ансамбль…
— Вначале мы втроем пели, и постепенно к нам стали приходить люди. И вот так у нас сформировался ансамбль в нынешнем составе.
— А откуда название?
— «Божичі» — в нашей самой первой песне речь идет о Божьем чуде. Из этой песни возникла идея посвятить название Богу, сначала хотели назвать «Божиї» — как Божьи люди. Но из-за нечеткого окончания сошлись на «Божичах» — это языческий бог Коляды, молодости, солнца.
— Насколько мне известно, круг ваших занятий не ограничивается уже одними «Божичами».
— Первое, чем мы выделились среди других, — подружились с театром. В театре «Дах» сделали спектакль «В поисках утраченного времени… Жизнь». Особенностью было то, что в качестве драматургического материала мы взяли истории самих народных исполнителей. Ведь мы с женой интересуемся не только песнями, но и историями, которые люди о себе рассказывают. Причем изначально сюжета не было — только набор текстов и приуроченных к ним песен. А уже потом, когда стали играть, спектакль приобрел целостный сюжет, появился герой, мы играли самих себя... В итоге спектакль выиграл несколько призов, был показан в Австрии и Венгрии. Также мы открыли школу народного танца в Музее Ивана Гончара, инициировали создание Всеукраинской ассоциации молодых исследователей фольклора — ради популяризации народного творчества. Проводим экспедиции, возим людей из большинства областей Украины в Карпаты, в школу традиционного искусства имени Васыля Могура — был такой выдающийся гуцульский скрипач. Интерес очень большой, вынуждены ограничивать число участников. Сами же каждый год сплавляемся по разным рекам, устраиваем байдарочные фольклорные экспедиции. Это основной источник пополнения репертуара. Но у нас он и так большой, несколько тысяч единиц записи. Так что мы за достаточно короткий срок (с 1999 года) встали на ноги, стали известными и начали хорошо петь, смогли за пять лет то, что другие делают десятилетиями. Может, название, обращенное к Богу, помогло.
— Вы еще работаете с Олегом Скрипкой. Что это сотрудничество дает вам и что — ему?
— Сначала он предложил с нами записать «Ти ж мене підманула». А потом уже делали вместе ту же его «Весну». Фольклорные голоса, но его материал — думали, как разложить, делали вокальную фактуру. Благодаря нашему ансамблю его песни приобрели новое звучание. А наш диск «Котилася, ой ясна зоря з неба» вышел благодаря Олегу. Мы записывали диск у него дома, и это был настоящий праздник. Олег, кстати, очень серьезно увлекся фольклором, можно его назвать уже профессионалом. У него теперь и сфера общения преимущественно — фольклористы, он всех расспрашивает о жанрах, традициях, даже ездил в экспедицию на Полтавщину вместе с нами, записывал сам. То есть, в отличие от других звезд эстрады, не поверхностно подошел к фольклору, а впустил в себя эту культуру. И благодаря этому возникла и «Країна мрій» — настоящий этнофестиваль.
— Судя по всему, фольклор сейчас становится массовым увлечением. Можно ли в связи с этим говорить о конкуренции в вашей сфере?
— Ансамблей много, целая школа, которую начало «Древо». Мы все дружим. Не без конфликтов, конечно, но конкуренции такой нет. Ведь при видимом обилии фольклорных ансамблей реальных среди них не так много. А это важно, так как традиция угасает, поскольку ее носители на Правобережье — люди 60—70 лет, а в Восточной Украине и вовсе старики по 80—90.
— Но, может быть, поможет мода на этнику, которая намечается во всем мире?
— Один западный продюсер хорошо сказал: где начинается мода, пропадает культура. С одной стороны, мы хотим сделать фолк модным, потому что есть необходимость популяризации. Но когда появляется мода — приходят дельцы, начинают на культуре наживаться, для них важно не качество продукта, а его коммерческий успех. Мода может убить фольклор. И этот вопрос я пока для себя не решил. Я сейчас занимаюсь популяризацией культуры, но я и представляю угрозу для нее.
— Получается такой парадокс…
— Да. Ведь фольклор — если представить себе Украину начала XX века — был культурой большинства населения. Нажиться на ней было невозможно. Но сейчас, когда он малоизвестен... Есть модная тенденция «ворлдмьюзик» в Европе — потому что там фольклора нет уже несколько столетий. Для них наша культура — большая экзотика и представляет больший коммерческий интерес, чем даже для нас. Но, к сожалению, в этом влияние Европы негативно. Как мы видим, например, с Русланой. Она тоже брала свой материал в Космаче, где мы проводим школу народного искусства. И мы от людей наслушались нелестных отзывов о ней, о ее группе именно потому, что отношение было коммерческое, без желания познать эту культуру. Селяне это очень чувствуют. И поэтому, если появятся те, кто начнет фольклор эксплуатировать, это будет ужасно... Мы же представляем такие образцы фольклора, на которые скоро придется равняться, ибо носителей не останется, и эта роль перейдет к нам. Потому и нужно использовать любую возможность общения с народными исполнителями, чтобы потом не только показывать, как они пели, но и рассказывать, почему пели так. Очень интересно заниматься их мышлением. Я и кандидатскую пишу об этом.
— И чем их мышление специфично?
— Они не мыслят нотами. Народный исполнитель мыслит линиями. А ноты — это различные звуковые высотности. И когда перекладывается песня на ноты, линия исчезает, дробится на маленькие сегменты, нотки. Но народный исполнитель может петь за счет дыхания, звук открывать или закрывать. В нотах этого не обозначишь, там нет закрытых и открытых звуков. То же с танцами, наигрышами. Фольклор всегда был устной передачей творчества. И когда разрывается устная передача, то ансамбль перестает воспроизводить материал с точки зрения мышления — только с точки зрения звучания. А из-за этого начинается ломка и фактуры, и стилистики. Произведение деградирует.
— А проблема авторского права здесь существует?
— Согласно закону об авторских правах, на фольклор их нет. Есть смежные права у исполнителей. Но если мы записали песню, то владельцами прав являются бабушки, которые ее спели, и мы. Выходит диск, а так как правовой уровень на селе очень низок, свои права защитить они не могут — фирма может нажиться, используя эту ситуацию. Мы имеем право подать в суд, если наше исполнение использовали, например, в рекламе. Но если песню кто-то выучил с нашего диска, мы это оспорить не можем, потому что сама по себе песня — не предмет права. Но никто не задумывается о том, что поехать в село, найти, записать — огромная работа. Часто мы песню фиксируем в разваливающемся виде, реконструируем. И теоретически мы можем заявлять, что эта реконструкция — продукт нашего творчества. Вот «Котилася зоря з неба» на нашем диске записана от Насти Федоровны Бабенко, бабушки 1914 года рождения, в селе Петривцы на Миргород щине. Понадобилось четыре экспедиции, чтобы ее восстановить, практически спасли песню от забвения. И еще благодаря Насте Федоровне удалось несколько очень старинных песен восстановить. Получается, эти песни — продукт нашего творчества. Но мы все равно не имеем на них права, мы их не сочинили, а восстановили. В этом плане есть проблемы.
— Но, может, такое странное состояние препятствует угрозе коммерциализации, о которой мы говорили?
— Я считаю, что изменить эту ситуацию невозможно, да и не нужно. Не может быть авторского права на фольклор. Все упирается в порядочность. Если человек не понимает, что за этим стоит громадная работа, учит песню, а потом едет с ней за границу и без зазрения совести рассказывает, что это они записали где-то в экспедиции… А ведь такие случаи бывают. Но здесь ничего нельзя сделать — разве что изменится сознание у людей.
— Как происходит сбор материала? Как вы села выбираете?
— Главный транспорт у нас вода — без нее село существовать не может. Все села находятся у берегов рек. Вот мы берем реку и проходим ее всю. И села по ее берегам исследуем. Идешь по селу, выбираешь хату, в которой может быть пожилой человек. Представляешься, выпытываешь, кто в селе поет. Традиции сейчас почти умершие, особенно на Левом берегу, подолгу надо разузнавать, кто что умеет. И нам рассказывают, к кому стоит подойти. Очень с журналистской работой связано, с психологией. Сложно найти общий язык с человеком, который тебя только увидел, не ждал этого, на огороде куча работы, а тут из Киева вваливается, петь заставляет. Так что важно быть тонким психологом и коммуникабельным. И не выделяться, слиться с окружающим пейзажем.
— А как удается добиться доверия?
— Они очень любят, если показываете, что уже что-то знаете. Вот мы были в том селе, там такая колядка была, а у вас она была? Ага, вот вы что-то понимаете. То есть уважение возникает. Особенно инструменталисты — все такие гоноровые, тоже нужно подход найти. Помню, с одним скрипачом работали. Скрипачи ж уникальны, их очень мало осталось. Он категорически отказывался что-либо показать — мол, скрипку мыши съели, гармошки нет, и все. Полтора часа разговаривали, пытались раскрутить — нет. Но когда я его начал спрашивать — а как у вас играли — по два или по три колена — он уже проникся полным доверием. Уникальный, очень интересный дед. Я к нему после этого три раза ездил. А бывает и так — приходишь, сразу песни льются потоком, тебя ведут к кому надо… Нет, очень приятное занятие. И каждый раз, когда возвращаюсь из экспедиций, у меня депрессия начинается. Пару дней угрюмо смотрю на город, на всех этих людей. Когда тут в подъезде здороваешься — удивляются: ты ж меня не знаешь, а в селе это закон — надо со всеми здороваться, знакомы вы или нет. Совсем другой мир, другой темп жизни, и на меня город очень негативно действует. Хотя это и тяжелый труд, но в селе отдыхаешь больше, чем в городе.
— А чем отличаются песни в разных регионах?
— Очень связано с ландшафтом. Степные песни — самые протяжные. Они туда добавляют уйму колен — это такие распевы, и за их счет песня становится очень длинной. Текста кот наплакал, а поется чрезвычайно долго. А на Гуцульщине наоборот — горы, и мелодия такая же — вверх-вниз. Уйма текста, а мелодии минимум. Разница в тембрах. На Полтавщине такие грудные глубокие голоса, на Западе, на Черниговщине — более высокие. Отличия есть даже на уровне сел. Бывает, два соседних села поют совершенно по- разному. На Левом берегу вообще быстрее меняются географические зоны. На Правом они большие территории занимают.
— Почему?
— Исторические причины. Левый же долго пустовал после татар. Люди неоднородно селились из разных мест. В инструментальной музыке это хорошо видно — ряд наигрышей еще с Киевской Руси ушли в Россию и остались в Украине. Основа одна и та же, форма меняется.
— А вот интересно различие между нами и соседями...
— В России форма более простая, в Украине — более причудливая. Даже в вокале — многие образцы общие для России и Украины, но у наших фактура более полифонична, в несколько слоев, а в Росси все более такое дикое, архаичное. Но в результате нам нравится петь их песни, им — наши. Каждый тяготеет к тому, чего у него нет.
— Если мы говорим о столь древних корнях, то любопытно — насколько в народном творчестве сохранились элементы язычества?
— Даже у нас в ансамбле есть и язычники, и православные. Но у нас, вне зависимости от исповедания, никого не коробит название ансамбля. Оно вроде и христианское, и вроде языческое. Так же и наша культура. Иногда в людях совмещаются совершенно непостижимые вещи… Вот мы в прошлом году на Виннитчине записывали церковных певчих, а потом оказалось, что эти певчие — главные ведьмы на селе. Они рассказывали, как гром отгонять.
— А как?
— Взять палку, вырезать специально на Иордана, смочить святой водой, потом увидеть, где змея ест жабу, жабу палкой спасти, а потом эта палка будет гром отгонять. Такое уму непостижимое сочетание. И даже в обрядах, в бытовых песнях мировоззрение персонажа — языческое. То есть в культуре оно сохранилось.
— Вы рассказываете прекрасные вещи, но неизбежно возникает вопрос — а на что вы живете, чем зарабатывают фольклористы?
— По-разному. «Древо», например, ездит в Польшу, учит поляков петь украинские песни — наш фолк там просто на ура идет. А у нас люди разных профессий, и по фольклору работает очень мало людей. Моя супруга и еще один человек руководят своими ансамблями. А я, например, журналист. Одна девушка работает на ТВ в «Первом миллионе», другая в Киевской администрации, кто-то учится… Мы фольклором не можем заработать. Вот даже когда события на Майдане были: организаторы — те же, кто делает всякие фолк-мероприятия, посчитали, что для этого миллиона людей фольклор — достаточно далек, поэтому там в основном был рок, попса. То есть спроса нет.
— Получается, даже о хобби спрашивать бессмысленно?
— Да, это профессиональное хобби. И для большинства «Божичiв» это так. Это наша духовная жизнь и наше бытие — мы постоянно собираемся, репетируем, у нас застолья, какие-то праздники, мы вместе живем, а фольклор — это то, что нас объединяет, наша общая тема, наша жизнь. Это именно жизнь людей, проникших в народное творчество. Поэтому фольклор будет существовать только в тех людях, которые воспринимают его как свою жизненную, духовную основу. А не как увлечение или учебу, или искусство, или бизнес.
— И все же, зачем вы этим занимаетесь?
— Честно говоря, не знаю… В «Божичах» собрались хорошие люди. Это же неблагодарное занятие. И им будут заниматься люди, которые чувствуют какой-то отзвук в себе, что-то живое. Фольклор — это действительно живое творчество, его нельзя сфотографировать, законсервировать. Ты приобщаешься к вечному живому источнику. Но это нужно чувствовать. Это то же самое, что спросить — для чего вы дышите? Тоже не знаю, для чего. То же самое с фольклором — это пища, духовная пища.
— И все-таки, вы действительно многого добились и наверняка добьетесь еще большего. Чувствуете ли вы, что поймали удачу, что достигли успеха, на который, быть может, и сами не рассчитывали?
— Мое твердое убеждение, что когда я намереваюсь получить материальную выгоду, добиться успеха — у меня это никогда не получится. Ведь успех «Божичiв» — результат нашей сознательной недеятельности. Мы ничего и никогда не делали для того, чтобы быть известными... Если будем так делать, то исчезнем из фольклорного пространства. И поэтому у нас получается — потому что нет таких амбиций. У нас есть смешной такой девиз — что «Божичi» скромные и гениальные. Несовместимые вещи, но они существуют. У нас действительно скромный коллектив. Но кто-то иногда считает нас гениальными, хотя это, может быть, и не так. Мы не стремимся стать известными. Мы просто так живем.
