БРУСИЛОВСКИЙ ПРОРЫВ
В Киевском городском государственном архиве, в фонде М.А. Булгакова, где сосредоточены документы периода учебы будущего писателя на медицинском факультете университета Св. Владимира, хранится его прошение ректору университета, датированное маем 1915 года: «Будучи признан при призыве зауряд- врачом, негодным для несения воинской службы, настоящим имею просить Ваше превосходительство выдать мне удостоверение в том, что я состою студентом V курса, для предоставления в одно из врачебных учреждений». 18 мая удостоверение было получено. Так в разгаре Первой мировой войны, в неспокойном родном городе, Михаил Булгаков приступает к работе по оказанию помощи раненым в одном из учреждений Красного Креста. Есть доказательства, что этот очаг милосердия был развернут на базе нынешнего Клинического военного госпиталя, и отсюда юный врач попадет в Каменец-Подольский, чтобы участвовать как начинающий военный хирург в Брусиловском прорыве, а затем денно и нощно стоять у операционного стола госпиталя в Черновцах. А началась его подвижническая стезя в Саратове драматичным летом 1914 года, в исходные дни Первой мировой войны.
«Безумие началось», — скажет Генрих Манн об этой войне. «Чужие раны, унижения и страдания, — о, проклятый бассейн войны», — вот слова из булгаковской «Белой гвардии» о годах сражений. Этот вывод придет к Михаилу Афанасьевичу позже. А пока, находясь на каникулах в Саратове, в гостеприимном доме родителей жены Татьяны Николаевны Лаппа, М. Булгаков, будучи студентом четвертого курса, приступает к работе в одном из лазаретов Красного Креста, открытом при Казенной палате. 24 августа 1914 года в Саратов прибыл поезд с первыми ранеными. В течение месяца саратовский эвакопункт принял 2975 пострадавших. Большая нагрузка легла и на лазарет по ул. Вольской. Врач Е.А. Куприянова, фельдшерица С.Н. Неклюдова, сестра милосердия Н.Е. Богоявленская — таковы имена некоторых коллег молодого волонтера.
В апреле 1916 года М. Булгаков получает врачебный диплом, причем квалифицируется как лекарь с отличием. Его выбор — служить Родине в ее критические дни на фронте, несмотря на возможность оказаться в тылу. Дело в том, что, как явствует из исследований С.П. Ноженко, из 176-ти студентов-медиков, получивших в 1915 г. зачет 8 семестров, комиссией врачей военного госпиталя годными к походной службе были признаны 110 человек. В числе оставленных в запасе, в частности Багинский Стефан, Барт Гетель, Богатырев Иоанн, Булгаков Михаил, Каковский Георгий. Так не сбылось желание создателя «Бега» и «Багрового острова» попасть, в связи с войной, на ратную службу в морское ведомство.
1916 год… Он складывался поначалу для России в военном противостоянии неудачно. От верховьев Днестра до Рижского залива идут кровопролитные сражения. Однако на Юго-западном фронте в весенние недели назревают события, чуть было не изменившие ход далекой войны. В марте командующим фронтом назначается А.А. Брусилов, и одним из пунктов подготовки предстоящего наступления становится Каменец-Подольский. Здесь же разворачивается и крупный эвакуационный госпиталь Красного Креста, в состав которого попадает и М. Булгаков.
22 мая, после авиационной разведки и невиданной по тем временам многочасовой артиллерийской подготовки, разворачивается прорыв. 5 июня армии фронта овладевают Черновцами. Генерал А. Брусилов писал об участии медиков в боях: «Считаю своим долгом засвидетельствовать, что громадное большинство из них героически, самоотверженно, неустанно работали, и никакие вражеские бомбы не могли оторвать их от тяжелой, душу раздирающей работы над окровавленными страдальцами — нашими воинами». Среди этих скромных героев был и М. Булгаков.
Строгое здание старой больницы в Черновцах. Здесь размещался госпиталь, где он служил, к этому времени уже будучи призванным на действительную военную службу в качестве ратника 2-го разряда. Телеграммой Михаил Афанасьевич вызывает в Черновцы и жену, она зачислена внештатной сестрой милосердия Красного Креста. «Благодаря телеграмме мне удалось взять билет на поезд, — вспоминала Татьяна Николаевна. — Михаил встречал меня с госпитальным автомобилем на небольшой станции. Ехали кружным путем, так как железнодорожный мост через реку Прут был разрушен. Жили при госпитале. Михаил Афанасьевич, как правило, стоял на ампутациях, а мне приходилось держать ногу… Работать доводилось много. Михаил часто дежурил ночью, под утро приходил физически и морально разбитым, буквально падал в постель, спал пару часов, а днем — опять госпиталь, операции, и так каждый день. Но свою работу он любил, относился к ней со всей ответственностью и, несмотря на усталость, стоял в операционной, сколько считал нужным».
А затем состоялся перевод Михаила Афанасьевича на земскую врачебную службу в село Никольское Смоленской губернии. Однако формально он оставался на военной службе с зачислением его в резерв чинов Московского окружного военно-санитарного управления. Сычевский уезд, потом Вязьма. Эти врачебные впечатления составят основу знаменитых «Записок юного врача». Разражаются революции, но на непосредственных врачебных буднях Михаила Афанасьевича это пока не сказывается. «Я не могу бросить ни на минуту работу, — пишет он сестре в октябре 1917 г. , — и поэтому обращаюсь к тебе сделать кой- что, если тебя не затруднит. Узнай, есть ли в Москве самые лучшие издания по кожным или венерическим на русск. или немецк. и сообщи мне».
Вместе с тем главная мысль, владеющая сейчас доктором Булгаковым, — не остаться «милитаризованным». Лишь 22 февраля 1918 г. «временно командированный в распоряжение Вяземской уездной земской управы врач резерва Михаил Афанасьевич Булгаков» получает удостоверение, дающее ему право на отъезд. В нем, в частности, говорится, что он «уволен с военной службы по болезни согласно удостоверению в том Московского уездного воинского революционного штаба по части запасной. Состоя в должности врача Вяземской городской земской больницы, заведовал инфекционным и венерическим отделениями и обязанности свои выполнял безупречно». Итак, открывается дорога в Киев.
В ДНИ ПЕРЕВОРОТОВ
«Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918, но 1919 был его страшней», — напишет М. Булгаков. В городе, куда они вернулись, согласно Брестскому миру были немцы. Грядут тяжкие испытания будущего Мастера уже на иных войнах.
Центральная Рада, а за ней власть Скоропадского. Булгаков практикует как врач-венеролог в «доме постройки изумительной» по Андреевскому спуску, 13. Как вспоминала Татьяна Николаевна, «…пациенты могли появиться в любое время дня, а иногда и ночи…». В ноябре 1918 г. произошла революция в Германии, все явственнее ощущались предвестники падения гетманщины. 13 декабря был произведен призыв врачей, не обошедший, очевидно, и Михаила Афанасьевича. Ведь, как бесстрашно писал в 1936 году Булгаков, отвечая на пункты анкеты, он «мобилизовывался всеми властями, занимавшими город». Подчеркнем, что он не был офицером. Но в попытках обороны от войск Директории, видимо, участвовал, выполняя обязанности врача.
«Мобилизация, — ядовито продолжал Турбин (второе «я» автора «Белой гвардии»), — жалко, что вы не видели, что делалось вчера в участках. Все валютчики знали о мобилизации за три дня до приказа. И у каждого грыжа, у всех верхушка правого легкого, у кого нет верхушки — просто пропал…» Но почему Скоропадский потерпел поражение? Ведь, как писал гетман, он считал целесообразным поддерживать украинское национальное движение, предпочитая территориально-державный патриотизм. И все же восстание против него становится реальностью. 14 декабря П. Скоропадский публикует такое заявление: «Я, гетман всея Украины, на протяжении семи месяцев прилагал все мои силы, чтобы вывести край из тяжелого положения. Но Бог не дал мне сил справиться с этой задачей, и, исходя исключительно из интересов Украины, я отказываюсь от власти».
«И все-таки, когда Турбин отпустил фельдшеров, он оказался в пустом сумеречном классе… Вон черная умершая громада университета, стрела бульвара в белых огнях, коробки домов, провалы тьмы, стены, высь неба… «Желал бы я знать, почему стреляют в Святошине…»
Военный перевес на стороне Директории. «Город вставал в тумане, обложенный со всех сторон. Отовсюду по тропам и путям и безудержно просто по снежным равнинам чернела и ползла… конница, скрипели тягостные пушки и шла… пехота». 26 декабря создается первое правительство Директории. В тот же день оглашается ее Универсал. Его подписали Винниченко, Петлюра, Швец, Андриевский, Макаренко. Между тем, активизируется «инфильтрация» войск Красной Армии в Украину. Власти объявили о мобилизации всех способных носить оружие в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет. Врачи, естественно, также призывались. По свидетельству Татьяны Николаевны, такую повестку получил и Михаил Афанасьевич. «Я куда-то уходила, пришла, лежит записка: «Приходи туда-то, принеси то-то, меня взяли» (он пошел отметиться, его тут же и взяли…) Прихожу — он сидит на лошади».
Можно полагать, что М. Булгакова как врача мобилизовали в конный полк. В обстановке поспешного отхода он в конце концов, очевидно, покинул строй…
«Доволен, что вижу Украину…» «Как тянет земля, на которой человек родился…» Конечно же, Булгаков, создавший лучшие портреты Киева, безмерно любил родной край. Однако симпатии его в дни украинской революции были, очевидно, на стороне Скоропадского. Впрочем, история движется своими сложными, мучительными, противоречивыми дорогами. 6 февраля 1919 года, после сорока семи дней правления Директории, в Киев вошли части Красной Армии. И снова начинается «охота за врачами». «В Киеве и губернии, — писал в те дни журнал «Врачебное дело», — согласно приказу военно-санитарного управления с 15 апреля производится регистрация и мобилизация врачей. Кроме калек и одержимых тяжкими болезнями, никто не освобождается от мобилизации». Отношение Булгакова к новой мобилизации крайне отрицательное, и он избегает ее «косвенным путем», покинув Киев. «Одно время ушли в лес, не помню уж, от кого. Одетые спали на сене», — вспоминает Т.Н. Лаппа. Но и у Советов пока недолгий век. В начале июня войска Деникина с северо-запада, а Петлюры — с юго-запада форсируют наступление на Киев. В августе положение еще более обостряется. 30 августа петлюровские войска занимают Демеевку и прилежащие районы, а на следующий день их вытеснили деникинцы. В городе устанавливается новая диктатура. Положение ее, впрочем, непрочное. В конце сентября 1919 г. левобережная группа Красной Армии предпринимает атаку на центральные районы, а с Днепра подходят бронепароходы большевиков «Геройский», «Грозный» и «Гневный», открывающие шквальный огонь. Уличные бои продолжались несколько дней, однако деникинским властям удается пока удержаться.
Переворот за переворотом. «Для пополнения действующих частей» деникинским главноначальствующим объявлен приказ о призыве на военную службу кадровых военных врачей, состоящих за штатом, врачей запаса, ополчения и белобилетчиков. В эти ряды попадает и М. Булгаков. «Он получил мобилизационный листок, кажется, обмундирование. Его направили во Владикавказ в военный госпиталь, — рассказывала Т.Н. Лаппа. — В Киеве он в это время уже мечтал печататься. Добровольцем он совсем не собирался идти никуда». И все-таки следует его последняя война.
«ЧТОБЫ ПОТОМСТВО НЕ ЗАБЫЛО»
И снова строки Т.Н. Лаппа: «Во Владикавказе прожили недолго — Булгакова послали в Грозный, в перевязочный отряд. Уезжал утром, не выпуская из рук оружия, на ночь приезжал домой. Однажды попал в окружение, но вырвался как-то. Потом попали в Беслан — не доезжая Владикавказа. Все время жили в поезде — в теплушке или купе. Вообще там ничего не было, кроме арбузов».
Вскоре деникинским дивизиям приходится отступать. Они с трудом удерживают Петровск-Порт, Владикавказ, Дербент, ведя сражения на два фронта — против Красной Армии и горских партизан. Огромное войско тает.
«Пулеметы гремят дружной стаей, — писал М. Булгаков в «Необыкновенных приключениях доктора». — Чеченцы шпарят из аула. Бьются отчаянно. Но ничего не выйдет. Возьмут аул и зажгут. Где ж им с двумя трехдюймовками устоять против трех батальонов кубанской пехоты… Голову даю на отсечение, что все это кончится скверно. И поделом — не жги аулов».
В морозную февральскую ночь вблизи Владикавказа терпит крушение воинский эшелон. «Не помню, как заснул и как выскочил… Стон и вой. Машинист загнал, несмотря на огонь семафора, эшелон на встречный поезд. До утра в станционной комнате перевязывал раненых и осматривал убитых», — писал доктор о своих «приключениях». «Солдаты его полюбили», — свидетельствует Т.Н. Лаппа. Ведь Михаил Афанасьевич был прекрасным врачом и мужественным, смелым человеком. В дневнике «Под пятой» (изъятом ГПУ и найденном в начале девяностых) он зафиксировал: «Я до сих пор не могу совладать с собой, когда мне нужно говорить и сдержать болезненные арлекинские жесты. Вспомнил вагон в январе 20-го года и даму, которая жалела меня за то, что я так странно дергаюсь. Я видел двойное видение одновременно — вагон, в котором я ехал не туда, и одновременно же картину моей контузии под дубом и полковника, раненного в живот… Чтобы не забыть и чтобы потомство не забыло, записываю, как и когда он умер. Он умер в ноябре 19-го года во время похода на Шали-аул и последнюю фразу сказал мне так:
— Напрасно вы утешаете меня, я не мальчик.
Меня же контузило через полчаса после него».
Канун 1920 года. Новый год Булгаковы встречали у генерала Гаврилова. «Были какие-то офицеры, — повествует Татьяна Николаевна. — Помню, все очень много пили, были взбудоражены. Красная Армия успешно наступала… Спокойнее всех был М. А. Он мало пил и, как мне кажется, иронически смотрел на всю эту компанию. Нам не было весело. Мы думали о судьбе близких, родных.
Вскоре мы в доме Гавриловых заняли комнату. Здесь-то и Михаил Афанасьевич заболел тифом… Белые оставили город. Шел грабеж, разбивали склады, магазины.
М. А. стало очень худо. Я побежала за врачом. Меня остановил ингуш и начал спрашивать, куда я так стремительно бегу. Я ему сказала, что у меня муж умирает. Он, очевидно, проникся сочувствием и проводил меня до квартиры врача, а потом и до нашей квартиры. Врач помог Булгакову…»
По сведениям С.Д. Боброва это был местный доктор Лаврентий Газданов.
Дальнейшее известно. Михаил Булгаков выздоровел, однако к профессиональной медицине более не вернулся. Восходила его литературная звезда. Будут написаны великие произведения, а мировая слава придет лишь посмертно. Чтобы вобрать в невиданных полотнах и тяжкий опыт войн лекаря с отличием, вне которого, не объяв отечественную усобицу, Мастер, наверное, оставил бы нам совсем иные романы и пьесы, совсем иную Булгаковиану. Что же, жизнь поставила перед ним беспримерно трудные задачи на окровавленных полях и в безвестных селах начала ХХ века, и он справился с ними, сказав однажды: «И этого спасти… И этого… Всех».
