Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

«Мазепа! Сегодня вечером!»

20 декабря, 2003 - 00:00

В эпоху независимости превозносили всех наших (вкупе с русскими) и зарубежных писателей, которые когда-нибудь хотя бы упоминали славное имя Ивана Семеновича Мазепы. Дефо, Вольтер, Пушкин, Байрон, Мериме, Гюго, Мордовец, Сосюра... А вот о Чарльзе Диккенсе, кажется, забыли. Между тем еще совсем молодым, в 1846 году, в «картинах Италии» творец образа бессмертного мистера Пиквика, без всяких комментариев, как о чем-то само собой разумеющемся, да еще и хорошо известном во всей Европе (англичанин, путешествуя по Италии, сообщает о гастролях парижан), сообщает о каком-то спектакле, в названии которого — фамилия нашего бессмертного гетмана.

«В день нашего приезда в Модену стояла чудесная погода, — фиксирует британский классик изящной словесности, — ...я вышел из собора через другую дверь и был внезапно насмерть испуган ревом самой пронзительной из всех когда-либо трубивших труб. И тотчас же из-за угла появилась конная труппа, прибывшая сюда из Парижа. Всадники прогарцевали у самых стен церкви, и копыта их лошадей промелькнули мимо грифонов, львов, тигров и прочих чудовищ из гранита и мрамора, украшающих ее стены. Во главе всей кавалькады ехал великолепный вельможа с пышными волосами, без шляпы, державший в руках огромное знамя, на котором было начертано: «Мазепа! Сегодня вечером! За ними следовал мексиканский вождь с тяжелой грушевидной палицей. Как у Геракла».

И, что самое интересное, в конце девятого тома цитируемого московского тридцатитомника целых пять строк посвящается толкованию понятия... «Геракл!» А вот наименованию гастрольного действа — ни одной! Словно в Советском Союзе образца 1958 года — время появления названного тома — все без исключения не только хорошо знали мятежного да еще и преданного анафеме гетмана допетровской и петровской эпохи, но и имели представление о спектакле, который ставили французы на Апеннинах в городе, известном всем современным любителям футбола.

Не знаю как для кого, а лично для меня слишком слабым утешением являются рассуждения автора одной из многочисленных биографий Ивана Мазепы — Рене Мартеля с берегов Сены: «Имеется каких-то двадцать произведений на английском, французском, немецком и итальянском языках, где Мазепа со своим конем пробуждает удивление, навеянное ужасом... Произведения, притягивавшие парижскую и лондонскую публику, не всегда интеллигентного образца... Представьте себе, что какой- нибудь украинский писатель выбрал бы своего героя, какого-то Лоуренса, который в Азии среди арабов умел организовывать восстания, исчезать среди пустыни и нежданно появляться, да еще для украшения сей романтической жизни имел за собой два-три любовных приключения. Произведение, получившееся бы из этого, напоминало бы точь-в-точь то, что из Мазепы сделали в Европе великие и малые писатели».

Что ж, сложно не согласиться с одним из авторов французской серии книг, по аналогии с которой Алексей Пешков ввел в СССР сверхпопулярную серию «Жизнь замечательных людей»... Поэтому и хочется не только полнокровных переводов на украинский язык мировой классики, но и тщательных комментариев к ней. Иначе так и не будем знать, чьего Мазепу ставили в Модене в 1846 году!

Федор ШЕПЕЛЬ, Кировоград
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ