Недавно я зашла в небольшой, но хорошо укомплектованный столичный книжный магазин на Лукьяновке. Произведения и собрания современных авторов, переводы зарубежной классики, античных и восточных писателей. Хорошая полиграфия, художественно оформленные обложки. Походила между стеллажами, заглянула в несколько книг; у Руми прочитала стихотворение: «О невозвратном — не жалей! Когда пора прошла — не плачь о ней!». Потом попросила продавца, вернее, продавщицу, показать, где стоят книги на украинском языке; в ответ услышала раздраженно-презрительное, с вызовом: «Украинских книг у нас нет, потому что они не издаются!» Не больше и не меньше! В дальнейшем, несколько возбужденном, обсуждении продавщица была вынуждена перейти на другой тезис: «Украинские книги никто не читает, поэтому мы не берем их на реализацию — вот!» И добавила: «Их спрашивают только… неизвестно кто!» На следующий день в разговоре с директором выяснилось, что украинские книги в магазине таки есть (учебные пособия для детей). А знакомую продавщицу невозможно было узнать — так хорошо и с улыбкой она разговаривала на украинском. Как на родном. Подозреваю, что так оно и есть.
Чему удивляться? В людях веками взращивали комплекс неполноценности, вычищали, выскребали из Украины украинский язык. В частности, в те времена, когда европейские народы формировали свой современный язык. Для примера вспомним несколько красноречивых фактов — малую часть из истории украинской книги.
Книгопечатание, как известно, возникло в Украине в XVI в. Благодаря образованности, энергии и средствам князя Константина Острожского в 1581 году был напечатан первый на территории Восточной православной Европы полный текст Библии (образование и книгопечатание имели тогда преимущественно духовный характер). Эту Библию в 1663 году перепечатали в Москве (осталось даже то же самое предисловие). С Острожской в Москве перепечатана и так называемая Елизаветинская Библия 1751 года, отредактированная профессорами Киевской академии иеромонахами Варлаамом Лащевским и Гедеоном Слонимским. Ведь, как жаловался чуть раньше царь Петр I, «Священники у нас грамоте мало умеют… Ежели бы их в обучение послать в Киев, в школы!»
В начале ХVII века центром украинской культуры стала Киево-Печерская лавра, где стараниями архимандрита Елисея Плетенецкого началось активное печатание книг. Была оборудована типография, построена большая бумажная фабрика, приглашены опытные мастера. Всего за первых восемь лет работы вышло 11 больших, весьма необходимых для церковной жизни книг («Часословец», «Книга о вере единой» и тому подобное).
После того, как Украинская церковь оказалась под Московским патриархатом (1686), лаврский архимандрит Варлаам Ясинский просил патриарха Иоакима дать Лавре грамоту на свободное книгопечатание. Вместо грамоты начались притеснения, ограничения и выдирание из лаврских книг «несходных с книгами московскими» страниц. И твердо приказано не печатать книг без патриаршего разрешения, — несмотря на то, что в приказе царя Алексея Михайловича о правах Украинской церкви прописано: «Печатание книг невозбранно имети повелеваем».
Заметим, что ХVII и начало ХVIII века в истории Московской церкви — это время очень низкой духовной культуры, необразованного темного духовенства и использования церковных книг, переписанных малограмотными монахами. Для исправления книг Москва вынуждена была приглашать «иноземцев-справщиков» — греков и ученых украинцев из Киево-Печерской лавры. Поэтому подчинение Московской церкви означало для Украинской церкви большой регресс, было шагом в сторону темноты и невежества. Что не могло со временем не сказаться на общем уровне культуры украинцев. Чего стоит, скажем, только приказ царя Петра I 1701 года: «Монахи в кельях никаких писем писать власти не имеют, чернила и бумаги в кельях имети да не будут, но в трапезной определенное место для писания пусть будет, но и то с позволения начального…» (Разве написал бы в таких условиях Нестор Летописец свою «Повесть временных лет»?).
В 1720 году вышел очередной высочайший «запретительный» приказ: «В Киево-Печерской и Черниговской типографиях вновь книг, кроме церковных прежних изданий, не печатать, да и старые церковные исправлять, дабы никакой розни и особого наречия в оных не было, дабы не могло в книгах противности и несогласия с великороссийскою печатию произойти». Начиналась эра искоренения «особого наречия» и жестокой формальной цензуры: рукописи к печати было велено «присылать в Московскую типографскую контору прямо от Лавры … И за тот труд служителям Московской типографии определить от Киево-Печерской лавры пристойное награждение»). Не забыли и о штрафах. Так, в 1724 году за печать без разрешения Москвы «Триоди» (богослужебная книга) и за то, что она «не во всем с великороссийским сходная», Лавра наказана штрафом в 1000 руб.
Показательным было также дело 1769 года (уже во времена Екатерины II). Лавра просила разрешения на печатание букварей, потому что, дескать, московских букварей люди не понимают и не хотят покупать. Синод «строжайше» запретил и приказал отобрать у людей ранее напечатанные книги. Тогда же было велено отбирать по церквям старые украинские богослужебные книги и менять их на новые — московские.
В конце концов, желаемый результат был достигнут. В течение ХVIII столетия самостоятельная издательская деятельность книжного центра Украины — Киево-Печерской лавры— была полностью подавлена, а «в книгах, в народ выпускаемых, никакой розни и прибавки и в слоге речей перемены, несходственных с выходящими из Московской типографии, отнюдь не было». Не нужно напоминать, что в ХIХ и ХХ веках политика Москвы фактически не менялась.
Больше всего в этой истории удивляет тот невероятный факт, что при таком завидном «прилежании» московской светско-церковной власти в течение четырех столетий (также и сегодня) украинцы сумели не только сохранить, но и развить свой язык. Это истинное чудо Божье — неисчерпаемый источник надежды на будущее.
