Скрипнет калитка — ее изболевшееся сердце остановится: вернулся?
Почтальон идет по улице — у нее кровь стынет: весть от сына несет?
Отводит глаза сочувствующий почтальон.
Ждет. 24-й год выглядывает Вера Сушинская единственного сына. Помнит его 19-летним. А теперь? В фильмах видела, как возвращались из плена «афганцы» — заросшие, в чужой одежде и с чужой верой в душе. Узнала б и таким, каким стал. Не верит, что его нет на этом свете. Человек не может пропасть бесследно. Но почему же не отзовется?..
— Иду в церковь, не знаю, какую свечку ставить. За здравие?.. Или за упокой? — тихо говорит.
Смотрит на портрет Олега. Читает его письма с афганской войны. Не найдет ответа, что же это с ним случилось. Ни в последнем, ни в предпоследнем — и слова, намека никакого на то нет. Где ж было ему знать, что случится после того, как напишет это, последнее, письмо.
«Выполняя служебный долг, пропал без вести 11 июня 1980 года», — услышала Вера Ивановна в райвоенкомате.
Куда только не обращалась, чтобы рассказали о сыне, но все — напрасно. Лищинскому, который в свое время телерепортажи из Афганистана вел, писала, американской журналистке, которая якобы за свои деньги выкупала пленных... Не прямо обращалась, потому что адресов не знала, а в соответствующие высокие инстанции, чтобы передали о ее горе. Отвечали, что сочувствуют, передадут... И у тех, кто с ним в одном разведывательном взводе служил, расспрашивала.
— Были они в моем доме. Друг на друга смотрят, молчат — ничего, отвечают, не знают. Вроде бы все ехали на БТРе, боевая машина перевернулась, куда-то была отнесена течением. Все нашлись, кроме Олега. Но мне один мужчина говорил, что там нет таких речек, чтобы БТРы относили, — переживает Вера Ивановна.
В своем последнем письме Олег рассказывал матери, что ездил вместе со своими товарищами в Кабул на встречу с министром Устиновым:
— Отправил 4 января, получила аж в марте. Не знаю, как это письмо пришло. Потому что писал, что тогда почувствовали себя людьми — постельное белье им выдали... По-видимому, где-то под Кабулом пропал...
Любое упоминание о далекой стране, где остался ее сын, волнует и наполняет надеждой на то, что живой. Хранит «Комсомольскую правду» за 2001 год, где «написано, что в Афганистане осталось 290 наших военнопленных». Олег — среди них?..
Когда американцы вошли в Афганистан, отслеживала все события, о которых только сообщалось. Не один же Олег пропал там без вести. Много украинских матерей, как и она, ждут возвращения своих сыновей. Трудно ей понять, почему они там друг на друга идут — талибы, моджахеды... В Хмельницком установили памятник погибшим «афганцам». Чья-то большая рука держит вооруженного вояка, словно пешку, над шахматной доской. Какое дело этой могущественной руке до горя тогдашней мотальщицы суконной фабрики в Дунаевцах Веры Ивановны Сушинской?..
— Я же его сама воспитывала. Одного-единственного, — говорит совершенно беззащитная в этом широком и безразличном мире Вера Ивановна.
Потом не стало сообщений об этой стране. Новая актуальная тема — Кувейт, Ирак. И там — украинцы. «Они пошли добровольно, а Олега не спрашивали, хочет ли он на ту войну», — говорит Вера Сушинская. Она считает, что украинские генералы не такие, как советские. Берегут сыновей Родины.
Вспоминая всю свою 68-летнюю жизнь, одинокая Вера Ивановна отмечает, что судьба никогда не была милостивой к ней и всегда оставляла очень мало места для самостоятельных решений — бросала в бурный водоворот реки жизни, там спасайся, как можешь:
— Перед войной отец наш отправился на Донбасс. Вместо маминой сестры по имени Александра. Писал оттуда, что получит зарплату — переправит нам деньги, чтобы мы поехали туда и были вместе. А тут — «Вставай, страна огромная», оккупанты пришли в Нестеровцы, село под Дунаевцами, откуда весь наш род. Маму, меня, младшего моего брата и самую младшую мамину сестру Маню в 1942 году отправили в Германию. Маню — где-то на границу с Францией, нас — в село за Ганновером. Мама гнула спину на бауэра, я же смотрела за своим братом. О Мане никто ничего не знает. Где она, куда ее судьба забросила, жива ли?.. Отец пошел на фронт из Донбасса. О нем тоже ничего не известно.
Тоже долго жила и была с надеждой, что еще встретится с отцом, тетей Маней. Аж тогда, когда отправила в войско Олега, взяли верх более сильные переживания, оставив меньше места для давних.
Представляет, каким он, ее Олег, стал, как встретит, будет рассказывать сыну, что без него делала все эти долгие годы, что думала-передумала, отбрасывая напрочь сомнения, что его нет, как выживала.
Только спустя семь лет, как вручили ей в райвоенкомате ужасное сообщение, откликнулись его боевые товарищи:
— Парень из Киева Геннадий Здольник позвонил в район, нашел меня. А 15 февраля, в годовщину вывода войск из Афганистана, опять вызвали меня в райвоенкомат. Там уже были другие люди. Вручили мне медаль «За гражданскую мужественность». От них эта награда, от «афганцев». Куда же это ее прицеплю? И мужественна ли я, если так тяжело страдаю? Олег перед службой закончил в Хмельницком техникум, вернулся в Дунаевцы, здесь устроился товароведом. Занимался спортом. Второе место в областных соревнованиях по легкой атлетике занял. Думала, вернется из армии, женится, будут у меня сын, невестка, внуки...
В том, что ничего определенного не говорили ей те люди, которые были с Олегом в последние минуты, когда он исчез без вести, угадывает какой-то тайный, но обнадеживающий знак: «В Вихровку, соседнее с Нестеровцами село, рассказывают люди, один мужчина вернулся аж через 35 лет после Великой Отечественной войны. Такая, объяснил, была у него служба, что не мог раньше вернуться. А какая именно была та служба, ничего не сказал».
Смотрит в окно, за которым растут печальные осенние цветы. А здесь, на подоконнике, дозревают лимоны и гранаты в вазонах, изобилует другая флора. Ищет какую-то отраду в уходе за растениями, в рукоделии (вяжет, вышивает, изготавливает ажурные салфетки), но найдет ли, если руки делают, а сердце болит?..
— Пошла на пенсию. Вот они, грамоты и медали за ударный коммунистический труд мотальщицей на суконной фабрике имени Ленина. Ага, это наши отправляли отрезы сукна на костюм Владимиру Ильичу и на платья его жене Надежде Константиновне. Но я об этом только из истории родного предприятия знаю... Вот продала 18 соток участка вместе с домом в селе. Держала кроликов, уток, кур, да уже не могу этому хозяйству лад дать. Это же накоси травы, отнеси на плечах, дай... Себе оставила только полторы сотки, чтобы быть зимой с картошкой в доме.
Вера Ивановна напомнила корреспонденту анкетные данные своего сына: «Сушинский Олег Николаевич, родился 21 августа 1959 года в Дунаевцах. Там, в Афганистане, командиром у него был офицер по фамилии Платонов. Обращалась к нему в письменной форме, ответил, что сочувствует...»
Она с надеждой приняла обещание автора этих строк обратиться через газету «День» в соответствующие инстанции, чтобы таки помогли ей, хоть сказали, какую свечку должна ставить — за здравие или за упокой Олега Сушинского. Чтобы было именно так: никто не забыт, ничто не забыто. Из того, что произошло в государстве, которого уже нет. Это нужно и Вере Ивановне Сушинской, и всем украинским матерям, чьи сыновья выполняют в эти дни миротворческую миссию в горячих точках планеты.
