Недавно отечественный кинематограф вознаградили по-европейски. Произошло это на 53-м Берлинском кинофестивале, где украинскому десятиминутному мультфильму «Шел трамвай №9» вручили «Серебряного медведя» в конкурсе короткого метра. Таким образом, киевский аниматор Степан Коваль стал вторым — после Киры Муратовой — украинским режиссером, взявшим престижнейшую и малодоступную европейскую киновершину: ведь берлинские «Медведи» столь же весомы, как и каннские «Пальмы» или венецианские «Львы». Сегодня в «Дне» Степан рассказывает о себе, своем фильме и о бедах украинской анимации.
— Как живется с берлинским «Медведем»?
— Первую неделю, конечно, СМИ не давали покоя. Что немного непривычно, ведь аниматоры в Украине, так исторически сложилось, — люди, никому не известные. Фильмы известны, режиссеры — нет. Весь этот ритм — интервью, съемки, работа, которую не бросал и не собираюсь бросать, — заметно утомляет. Теперь более- менее нормально.
— Насколько твой «Медведь» важен для национального кино?
— Для Украины этот приз будет иметь значение, только если вызовет резонанс в плане развития той же анимации. Если этого не произойдет, то и толку никакого — пошумели и забыли. Сам я могу пользоваться имиджем победителя для выгодных заказов. Но если мужчины в галстуках и костюмах, которые решают государственные вопросы под куполом на Грушевского, сочтут нужным, чтобы их дети и дети их избирателей воспитывались не на покемонах, то они воспользуются ситуацией, когда Украину заметили в кинематографическом мире. Если же все останется, как прежде, страна только потеряет: будет упущен момент, когда можно поднять нашу анимационную школу. Раньше были метры, корифеи, которые все это хотя бы поддерживали. Сейчас же Давид Черкасский давно ничего не снимает. Евгений Сивоконь только учит студентов. Если им нужные условия создадут, тогда анимационная школа возродится, если нет — ничего не будет. Какой-то чудак снял мультик, получил приз, и все.
— Ну, по фестивалям кажется, что анимация, в отличие от остального нашего кино, как-то выживает.
— Да, снимается в год два-три фильма. Почти все замечаются на фестивалях, о них говорят. Но это фильмы авторские, малобюджетные, рассчитанные на опытную фестивальную аудиторию. До массового зрителя они не доходят, на детское же, массовое кино нужны средства, а их нет. Кстати, почему бы не выпустить сборник фестивальных работ — ведь за последние годы уже накопилось на час классной украинской анимации. Но делается она тремя-четырьмя режиссерами, практически бесплатно, на энтузиазме. Нет возможности отдаться фильму. Надо ведь еще и семью кормить. Я успевал на двух работах работать, мне это ставили в упрек... Вот в таком, тлеющем виде школа существует, а в том, который я застал, когда на студии 200 человек, по коридорам ходят молодые и взрослые, идут худсоветы, обсуждения, споры — нет. Если так будет дальше, то анимация умрет. Молодые в профессию, на 120 гривен зарплаты, не пойдут. Они подадутся в компьютерную фирму, делать дизайн игр. А ведь в Украине существует много прекрасных образов, которые воплощать и воплощать. Дети пока растут на всяких уродцах. Я по своему ребенку сужу — он насмотрится на этих роботов и ходит агрессивный. Целое агрессивное поколение уже выросло. Но этот вопрос можно решить только там, под куполом. Мы копошимся, как можем. А общеполитической задачи нет.
— А стоит ли вообще ждать милостей от государства?
— Хороший вопрос. Я мало знаком с законодательством других стран, но по тем рассказам, что до меня дошли, их телевидение заинтересовано, даже обязано в такой продукт, как анимационный фильм, вкладывать копеечку. У нас такой системы нет.
— Давай поговорим о более приятных вещах. Поведай немного о своей кинематографической родословной.
— Тогда набирался первый курс у Евгения Сивоконя. Как только я услышал об этом, сразу подался туда. Не доделал даже диплом по архитектуре, где учился.
— Но почему именно анимация?
— Оно очень давно жило во мне. Я рос на мультфильмах. В детстве не было телевизора, я ходил к другу. Мы обсуждали каждый новый мультфильм. Разговаривали анимационными фразами, впитывали выражения, словечки, что слышали в мультиках. «Пластилиновая ворона», «Муравей» Назарова для нас были событиями, про Винни-Пуха и Чебурашку — вообще живой цитатник. Даже с 15 до 20 лет в нашем кругу мы интересовались этим. Потом появились девочки и мультфильмы, но сначала были мультфильмы. Уже учась на «архитектуре», я делал попытки снимать какие-то сюжеты. Просто на столе, в общаге, 8 мм кинокамерой. Сомневался уже потом, на безденежье — мои-то коллеги-архитекторы нормально существовали… Но хватило духу продолжать выбранный путь.
— И за что ты любишь анимацию?
— Наверно, за то, что можно был разработан механизм перечисления, никто не знал, кто указ должен выполнять. За три года, пока эти сто тысяч гривен съежились до 20 000 долларов, разобрались.
— Расскажи о работе над фильмом. Сколько килограммов пластилина ушло?
— Триста. Его делали на нашем заводе из западных компонентов, по импортной технологии. Это были большие пластилиновые блоки. Поскольку все происходило зимой, то их просто строгали и плавили. У нас была печка для этого, вонь стояла неописуемая, дышать невозможно. Пластилином вся студия облеплена. Меня ругали за это страшно.
— Долго работали?
— У нас было полгода, чтобы снять кино. За 8 месяцев все успели. Причем последние месяцы работали бесплатно, группа держалась на энтузиазме. Истерическое состояние было у всех. Мало того, что сроки сжатые, так и с пластилином никто до того не работал. Все методом проб и ошибок делалось, много брака. Приходилось брать на себя ответственность, говорить — это брак, в корзину. Представь себе: неделя съемок — в корзину. В конце мы уже могли минуту за неделю делать. Не имея ни времени, ни денег, делали быстро и качественно. Конечно, энергии, да и здоровья много в эту картину легло. стиг на 80%. Причем есть и проколы чисто технологические, режиссерские. Когда пересматриваю сейчас — кое-что коробит. Я знаю, что вот здесь должно быть совсем по-другому. Видеть просто не могу. Нет, следующую картину в таких условиях снимать не возьмусь. Во- первых, здоровья жалко, потому что на ногах двусторонний бронхит переходил; во-вторых, фильм должен быть качественнее и по картинке, и по режиссуре, и по анимации. «Трамвай» — далеко не шедевр. Понятный, смешной, в Европе оценили, но это не вершина того, что можно сделать в данной технике. Увы, это лишь то, что можно было сделать в наших условиях.
— Сейчас что планируешь?
— Есть две идейки, одна рисованная, одна кукольная. Последняя, под рабочим названием «Хочеться бути твердим», родилась еще во время производства «Трамвая», в ней тоже пластилиновый персонаж. Если все будет удачно, запущу ее в производство, если нет — продолжу делать рисованный фильм. Он легок в исполнении, там простые персонажи. Вот и все мои потенциальные возможности. А главная мечта — снять полный метр и прокрутить, как это и положено, в прокате, с рекламой, вернуть часть средств. Кто-то другой посмотрит на это дело и тоже попробует.
— Ты большой оптимист.
— Это не оптимизм, просто хочется, чтобы так было. Есть же предпосылки, вот — Украина засветилась в Берлине. Теперь зависит от умных мужчин под куполом. Или появится человек, который спросит: сколько тебе надо для счастья? И я быстро посчитаю и скажу, сколько (смеется).
— Беседуя с тобой, я убеждаюсь в верности одного давнего наблюдения — что все аниматоры похожи на собственных мультяшных персонажей, даже на детей.
— Не знаю… Они все разные люди. Они рано стареют, потому что, наверно, живут образами. Есть такое свойство — человек мыслит образами, как ребенок. Это действительно детское мировоззрение и объединяет их.
— Вообще, кажется, анимация становится серьезным, общепризнанным жанром — в Оскаре есть две номинации, мультфильм «Унесенные призраками» получил «золото» в том же Берлине…
— Это не мое изречение, что весь кинематограф — частный случай анимации. Мне удалось послушать лекцию Питера Гринуея, он сказал, что кино — придумано, как придуманы киноаппарат или экран. Но кинематографом может быть нечто совершенно иное. Просто мы еще технологически не достигли такого уровня развития. Это меня поразило. Понятно, что кино — это эмоция, которая входит в зрителя. Но каким способом он ее получил и как будет ее получать — вопрос. Сейчас есть экран и проектор, а что дальше? Никто не знает. А анимация — вне развития технологий. Сама по себе. Потому что это образ, рожденный внутри, помещенный в какую-то среду, завязанный с сюжетом. Так что наступление анимации закономерно — у нее больше возможностей.
— Ну, насчет технологий не знаю — ведь есть компьютер...
— В действительности компьютер не улучшает, а ухудшает образ. Ошибка пропадает, как говорит Юрий Норштейн. Чем и отличается ручной мультипликат от компьютерного — в ручном всегда есть ошибка, которая естественна для аниматора и подкупает зрителя. Именно благодаря ошибке кино вызывает эмоцию. Поэтому и анимация всегда будет не то чтобы главенствовать, но занимать особую нишу, из которой ее не выбить. Образ живет в каждом человеке. А если человек становится режиссером, он получает возможность свои фантазии и образы воплотить напрямую. Зритель их видит и понимает, что и в нем живет что-то похожее.
— Все же, какое кино ты хочешь делать?
— Наивное, детское, доброе. То, которое можно смотреть, на котором можно воспитывать.
— Есть ли хобби у аниматора Коваля?
— В прошлое лето он открыл в себе радость катания на велосипеде по выходным. Не занимался спортом лет десять, неподвижный образ жизни довел организм до такого состояния, что просто надо заниматься. Раз в месяц позволяю себе поиграть в бильярд с друзьями. Люблю делать из дерева всякие шкафчики, стульчики, полочки. Когда нечего делать или не хочется ничего делать, начинаю пилить деревяшку, что-то к чему-то прибивать. Несказанное удовольствие. выразить свою мысль как хочется, острее, человечнее, чем в архитектуре, на эмоциональном, даже подсознательном уровне.
— То есть, фильмы — продолжение твоих фантазий.
— Может быть. Хотя не считаю свои фантазии гениальными, но любой их полет можно воплотить практически. В игровом кино степень свободы меньше.
— Как возник замысел «Шел трамвай №9»?
— Нам задали в институте писать сценарий. Это одна из таких маленьких заметочек, которую когда-то принес, получил за нее оценку и отложил в папочку с идеями. Потом, когда возникла необходимость подавать свои сценарии в министерство на соискание гранта Президента, достал. Так мой сценарий и получил грант. В 1999 году вышел указ, а деньги на студию от Минкультуры поступили только в 2001 году, поскольку не
— А про что, собственно, сам «Трамвай»?
— Основной идеей было показать кусочек жизни. Трамвай избран как место, где встречаются люди. Я подслушал много разговоров в трамваях еще до того. А первый толчок пришел в электричке между Днепропетровском и Новомосковском, где услышал один разговор. Всю эту мозаику историй захотелось объединить в одно, так, чтобы получилось отражение нашей действительности. О том и фильм. Без особых претензий на цельный сюжет, просто кусочек жизни. Некоторые моменты пришлось додумать, где-то что-то обострить, подчеркнуть.
— Но ты доволен результатом?
— Нет. Я знаю, как должно быть, и вижу, что получилось. Конечно, награды радуют. Но хотел бы, чтобы фильм был немного другой. Того, к чему стремился, я до
