Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Поэт в воздухе

5 марта, 2003 - 00:00


«Неожиданное» появление этого материала на страницах «Дня» объясняется очень просто: Василий Герасимюк один из двух последних по времени лауреатов самой престижной национальной награды в области, в частности, литературы — премии им. Т. Шевченко (вместе с В. Медвидем). Получил он ее за сборник стихотворений «Поет у повітрі». Церемония награждения традиционно состоится 9 марта. Эмоциональность и идейная расхристанность материала полностью ложится на совесть и прочие добродетели автора — прозаика, поэта и драматурга — неисправимо веселого А. Ирванца.

К стыду своему (но и из непреодолимой любви к истине) сознаюсь, что Василий Герасимьюк не относится к моим любимым поэтам. Должен заявить об этом сразу, потому что знаю о существовании людей, для которых он является Поэтом № 1. Для меня же лично Василий Герасимьюк является просто поэтом. Хотя на самом деле все не так просто.

Задумывая эту статью, я планировал ее начать таким предложением: «Первая книга Василия Герасимьюка «Смереки» увидела свет ровно двадцать лет назад.» Но когда полез к книжным полкам, чтобы уточнить дату, выяснилось — нет, не двадцать, а двадцать один, в 82-м. (Хотя, если принять во внимание, что сборник «подписан к печати 01.11.82», можно допустить, что в книжных магазинах она все же появилась в начале 83- го.) Беспросветные годы позднего застоя, когда, как перед восходом солнца, темнота кажется непроницаемой, непреодолимой. Украинская поэзия тех лет выделялась такой исключительной безликостью, что каждое свежее слово, и даже разделительный знак (например, три точки) прочитывались особенно внимательно — и читателем-любителем, и теми, для кого чтение поэзии было работой, неплохо оплачиваемым долгом.

Уже в этом первом сборнике были стихотворения необычные. Необычные тем, что мир, в них описываемый, был миром гуцульским, а поэтому — одновременно — экзотическим и украинским. (Правда, в те годы почти все украинское было экзотическим). Но нота, которую брал молодой поэт из Прикарпатья, была только его нотой, и перепевам не подлежала:

Мій Косове, опришку мій и майстре,
ти знов мене розгубленого стрів.
Моє дитинство всокотить не вмів —
і вмить воно втекло з моєї тайстри
и повне полонин, цимбал и зір,
розвинуте крутезними плаями,
прибігло не до мене, а до мами,
в її узір космацький, мій узір...

Василий Герасимьюк навсегда останется неотъемлемой частицей молодости — нет, не моей, а моего друга Виктора Неборака, который в середине восьмидесятых приехал в Киев и окунулся в тогдашнюю атмосферу пробуждения. Просыпалось «национальное сознание» (очень прошу прощения за банальность определения, уважаемый читатель, но так оно и было); просыпалась литература, в частности — поэзия. Осмелюсь утверждать, что без Василия Герасимьюка и его зеркального соответствия Игоря Римарука появление группы «Бу-Ба-Бу» становилось не то, чтобы совсем невозможным, но...

Поэма Неборака «Реставрація» надежно запечатлела те ночные посиделки и похождения аж до поздней поры, когда внезапный порыв воздуха снял с головы автора-рассказчика-лирического героя его новенькую шляпу:

... Під’їзд. Тінь. Подих вітру.
І капелюхові — каюк.
Він полетів. Ні за півлітру.
(А другим був Герасим’юк).

Потом, в ходе поэмы Василий возникнет еще раз — когда Виктор описывает воображаемо-реальный вечер «Бу-Ба-Бу» и в зале, среди профессуры из диаспоры, киевлян и «иногородних», среди литературоведов и просто друзей «Оля з Герасим’юком-Космацьким/ місця займають...» Время, о котором пишет Виктор — это то время, когда Оля была еще «женою своего мужа», а фамилия Герасимьюк что-то говорила только почитателям поэзии. Правда-правда, без каких-либо табу...

Еще Василий Герасимьюк постоянно присутствует в наших разговорах. «Наших» — это в разговорах писателей, но не о писателях, а о писательстве. Например, в жюри одного литературного конкурса, членом которого имеет честь быть автор этих строк, довольно часто возникает проблема «патриотической поэзии». Якобы должна она появиться, должна родится в уже двенадцатый год независимой Украины. В действительности же молодые поэты пишут сегодня очень разное — но существует одна досадная закономерность. Только начинают щебетать о калине, соловьином языке и маминых руках, как художественность словно сквозь землю проваливается. «Нет, нет нового Герасимьюка...» — сокрушенно пожимаем мы тогда плечами. Почему?.. И лично для себя я (Александр Ирванец, sic!) нахожу только одно объяснение: чтобы стать Василием Герасимьюком, надо родиться в Караганде. Всего лишь. Остальное все прибавится.

Я умышленно не хочу вспоминать сейчас весь массив написанного Герасимьюком. Не буду вспоминать «Осінніх псів Карпат», не буду вспоминать «Псів Юрія Змієборця», не буду вспоминать «Верхами біжить». И это, без названия, с посвящением И. Римаруку — «Прийшли вночі. «Твій, діду, син умер...» Дело же не в том, сколько «хитов» создаст поэт в течение своей жизни. Дело в том, что поэт просто пишет. Просто остается поэтом.

Мы совсем случайно встретились несколько дней назад в самом центре Киева. Василий вышел из Радиокомитета, того самого, «Крещатик, 26». Черное пальто, черная шляпа. Поэт и только. Хотя и это уже немало.

Александр ИРВАНЕЦ
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ