Окончание. Начало см. № 92, 97
В СОВЕТСКИХ ОДЕЖДАХ
То, что случилось в Украине на переломе 80-х и 90-х гг., нельзя понять без анализа динамики советской государственности. Природа этого ленинского изобретения уже охарактеризована в предыдущей статье. Анализ свидетельствовал, что национальная государственность мерцала на грани реальности и нереальности. Это объяснялось самой структурой советской власти. Реальность власти советских органов создавала у граждан союзных республик иллюзию того, что у них есть собственная государственность. Однако не менее реальными были компартийные комитеты, которые скрепляли все советские органы власти стальными обручами внеконституционной диктатуры. Поэтому национальная государственность была законсервирована. Либерализация национальной политики или ослабление компартийной диктатуры могли бы наполнить ее реальным содержанием.
В 20-х годах перспективы советской Украины казались обнадеживающими. Вслед за Михаилом Грушевским Збруч пересекли десятки тысяч галичан. Украинцы в соседних странах надеялись, что советская государственность со временем станет реальной. Лидер влиятельной в Западной Украине партии украинских национал-демократов Дмитрий Левицкий в газете «Діло» (февраль 1925 года) писал: «В Советской Украине растет, крепнет и развивается украинская национальная идея, и вместе с ростом этой идеи — чужеродные рамки фиктивной украинской государственности наполняются родным содержанием подлинной государственности».
Этим надеждам не суждено было осуществиться. Когда Сталин занял вакантное место вождя государственной партии, Украина оказалась в эпицентре репрессий. Само существование крупнейшей национальной республики он теперь воспринимал как вызов. Для режима, лишенного освященной Богом легитимности или реального конституционного регулирования, даже собственный харьковский (с 1934 года — киевский) субцентр власти представлял собой перманентную угрозу. Сталин знал лишь один способ борьбы с потенциальной опасностью — превентивные репрессии. Вслед за обращенным против украинского села террора голодом развернулось планомерное уничтожение украинской интеллигенции. В 30-х гг. почти полностью было ликвидировано поколение людей, которые активно участвовали в Украинской революции. Массовые репрессии 1937 — 1938 гг. стали заключительным аккордом коммунистической революции. Возник строй, контуры которого определяла программа РКП(б).
Во время Второй мировой войны Украина особенно пострадала вследствие своего уязвимого геополитического положения. Вместе с тем она сделала существенный вклад в победу над врагом и впервые после 1922 года вышла на арену международной жизни. Весомым результатом встреч «Большой тройки» в Тегеране и Ялте стало объединение всех украинских земель в едином государстве.
Послевоенные годы оказались не менее тяжелыми: голод 1946 — 1947 гг., массовые репрессии в западных областях, непосильные налоги на колхозников. Как и ранее, Сталин относился к Украине с особым подозрением. Есть свидетельство Н.Хрущева о том, что украинцы избежали депортации только потому, что их «чересчур много».
После смерти Сталина Украина снова получила политические «дивиденды» как крупнейшая (после России) союзная республика. Она стала, как заметил с иронией канадско-украинский историк Б.Левицкий, «второй среди равных». Впервые Компартию Украины возглавил украинец. Украине была передана Крымская область. Однако при Л.Брежневе республика уже не имела привилегий, хотя этот генсек тоже был выходцем из Украины. Ее удельный вес в общесоюзных капиталовложениях уменьшился вдвое.
Гражданам Украины коммунизм запомнился в пропагандистской оболочке «развитого социализма». Это был период либерализованных порядков и сравнительной материальной обеспеченности. Мало кто догадывался, что командная экономика гниет и разлагается. Силовое поле советской империи стало слабеть. Перед странами «социалистического содружества» и союзными республиками возникла перспектива обретения независимости.
СИСТЕМНЫЙ КРИЗИС
Системный кризис советского строя имел две основные причины. Первая из них глобальная — последствия Второй мировой войны. Эта война настолько ускорила развитие техники, что ее можно считать водоразделом между индустриальной и постиндустриальной эпохами в истории человечества. В передовых странах развернулась научно-техническая революция. Вместо угля и металла на переднем плане оказались высокотехнологичные отрасли.
Сталинские стратеги не заметили этой революции. Сокращение отставания по добыче топлива и выплавке металла они воспринимали как свидетельство советских успехов в экономическом соревновании двух систем. Когда через десять лет после войны пленум ЦК КПСС впервые за все время существования партии рассмотрел вопрос о научно-технической революции, то оказалось, что она обходила стороной даже предприятия военно-промышленного комплекса.
Демократические страны Запада не смогли конкурировать со своим тоталитарным союзником в борьбе с Третьим рейхом. Исключительно высокий мобилизационный потенциал и, конечно, наличие ресурсов, которые могли быть мобилизованы, позволили Советскому Союзу успешно противостоять экономике почти всей Европы, попавшей под власть Германии. Однако в ядерно-космической гонке это единственное преимущество планового хозяйства над рыночным проявилось в последний раз. Программа высадки человека на Луну была свернута из-за недостатка средств. В постиндустриальную эпоху тоталитарная экономика и научно-технический прогресс оказались несовместимыми.
Чтобы обнаружить вторую причину системного кризиса советского строя, следует выяснить, каким образом вожди контролировали общество. Использовалось четыре рычага: террор, пропаганда, воспитание и экономическая зависимость практически каждого члена общества от государства. Этот последний рычаг означал, кстати, что государство обязывалось удовлетворять потребности населения в средствах существования. Однако с удовлетворением потребностей всегда было плохо. О чем свидетельствовала сама возможность огромной концентрации материальных и человеческих ресурсов на цели, определенные вождями? Только о том, что государство могло не обращать внимания на повседневные потребности людей, лишенных политической и экономической свободы.
Когда такое положение длилось бесконечно долго, пропаганда и воспитание переставали быть действенными рычагами укрепления государственной безопасности. Единственно надежным гарантом стабильности оставался массовый террор. Возникший при помощи террора, советский строй продолжал существовать, используя запугивание населения как наркотик.
В.Ленин на пороге смерти внезапно узрел теоретическую несостоятельность доктрины, которую позднее назвали «марксизмом-ленинизмом». Поэтому он готов был ограничить коммунистическую революцию уже достигнутыми результатами. Сталин, однако, использовал нэповскую остановку для подготовки нового штурма. При помощи ужасающего террора ему удалось создать общественно-экономический строй, который максимально приближался к первоначальным умозрительным рекомендациям В.Ленина и Н.Бухарина. Только «массовидный» (неологизм Ленина) террор мог поддерживать этот строй в рабочем состоянии. Вопрос о том, почему общество мирилось с террористической диктатурой Сталина, требует дополнительного исследования. Безнадежная, но бескомпромиссная борьба украинских националистов показывает, что можно было бы действовать иначе.
За три с половиной десятилетия сформировалось поколение людей, приученных к тому, что государство их кормит. Государство кормило плохо, но всепроникающий террор устранял опасность социального взрыва. Когда вследствие смерти диктатора образовался вакуум власти, Л.Берия и Н.Хрущев в борьбе между собой продемонстрировали готовность дать населению политические послабления и повысить его материальное благосостояние. Хрущев победил, а его пропагандисты демонизировали Берию. Массовый террор как рычаг государственного управления оказался исчерпанным. Преемники Сталина понимали, что они не имели того влияния на общество, которое делало сопротивление террору невозможным. Но прекращение массового террора сразу же вызвало системный кризис советского строя.
Суть кризиса состояла в органической неспособности советского строя отвечать вызовам времени: держать на плаву колоссальный военно-промышленный комплекс, развивать образование и науку соответственно требованиям научно-технической революции и одновременно обеспечивать благосостояние населения. В эпоху Л.Брежнева ценой развала экономики был достигнут паритет в вооружениях со странами НАТО. Положение спас мировой энергетический кризис, который пролился на Советский Союз неожиданным ливнем «нефтедолларов». Искать выход из неразрешимого положения пришлось уже М.Горбачеву.
ОТ «ПЕРЕСТРОЙКИ» К РЕВОЛЮЦИИ
М.Горбачев не раз заявлял, что начал в апреле 1985 года курс на перестройку по собственному выбору. Дескать, СССР мог существовать и далее без перестроечных потрясений, а за ним остались бы пост генерального секретаря ЦК КПСС и положение лидера мощной сверхдержавы.
Можно согласиться лишь с одной частью этого утверждения: кампания «перестройки» была начата последним генсеком по собственному выбору. Все, что случилось потом, имело вполне объективную логику развития. Когда М.Горбачев неосторожно коснулся созданной В.Лениным конструкции власти с целью ее усовершенствования, бюрократическая «перестройка» сорвалась в каскад молниеносных и радикальных перемен, то есть в революцию.
Летом 1988 года ХIХ конференция КПСС одобрила инициированное в окружении Горбачева решение о «полновластии советов». В конце того года Верховный Совет СССР проштамповал решение, одобренное партконференцией. Суть его состояла в коренной перестройке органов советской власти. Они превращались в полновластные структуры, прямо не зависевшие от партийных комитетов. После этой конституционной реформы «руководящая и направляющая» роль КПСС должна была реализоваться другим путем, прежде всего — избранием партийных функционеров в советы и их работой во главе советов или исполкомов советов.
В такой реформе номенклатура не ощутила опасности. Она привыкла к тому, что депутатство в советах было дополнением к высокому партийному чину. Фактически же разрушение тандема «партия — советы» коренным образом меняло государственный строй. Советский центр власти начал стремительно превращаться в первичный, так как только он имел легитимное происхождение. Компартийные комитеты теряли авторитет, а с ним и власть. СССР перестал быть тоталитарной страной, хотя никто тогда (даже на Западе) этого не заметил.
Первые свободные выборы в Верховный Совет УССР в марте 1990 года дали власть, как и предвидели инициаторы конституционной реформы, представителям КПСС. Но в западных областях они привели к появлению феномена, казавшегося противоестественным: антикоммунистической советской власти. Конституционная реформа М.Горбачева лишила КПСС статуса государственной партии. Этого также никто не заметил, но последствия сказались немедленно, так как на КПСС были «завязаны» все структуры сверхдержавы. Сначала, еще в 1989 году, развалилась внешняя империя в Центрально-Восточной Европе. После выборов 1990 года против компартийно-советского центра выступили парламенты союзных республик. Начали набирать силу национально-освободительные движения. Однако первым провозгласил Декларацию о государственном суверенитете парламент государствообразующей республики — Российской Федерации.
В обществе, «атомизированном» ликвидацией частной собственности и монополией КПСС на власть, начался процесс регенерации социальных и политических структур. Политические организации рождались в ходе самой революции 1989 — 1991 гг. Иногда они даже не успевали проявить себя в революционных событиях, которые происходили с железной последовательностью. Автоматизм революции объяснялся саморазрушением заржавевших конструкций власти вследствие исчерпания отпущенного советскому тоталитаризму историей лимита времени.
Украинские интеллигенты, ставшие популярными на последнем, митинговом этапе «перестройки», образовали массовую непартийную организацию — Народный рух, которые поставил своей целью воссоздать в новой ситуации задушенную большевиками УНР. 21 января 1990 года Народный рух организовал акцию, которая засвидетельствовала наличие у украинцев исторической памяти, их волю к воссозданию независимого и соборного Украинского государства. Сотни тысяч граждан вышли на автомобильную трассу Львов — Киев и в точно определенный момент взялись за руки, чтобы образовать «живую цепочку» в ознаменование Акта воссоединения УНР и ЗУНР 22 января 1919 года. Роль национал-демократов в революции 1989 — 1991 гг. состояла в том, чтобы проложить мостик между полностью уничтоженным в эпоху коммунистической революции поколением борцов за свободу Украины и современным поколением. Они не имели шансов оттеснить от власти номенклатуру, так как были слабо сплоченными и немногочисленными.
Украинская номенклатура продолжала контролировать Верховный Совет, но пришла к убеждению, что «дальше так жить нельзя». Обращая по привычке свои взоры к Москве, эти люди видели противоборство двух центров власти, возглавляемых М.Горбачевым и Б.Ельциным. Тогда они повернулись лицом к собственному народу и стали «суверен-коммунистами». Вместе со своими противниками — демократами из Народной рады в парламенте они приняли Декларацию о государственном суверенитете, а 24 августа 1991 года — Акт о независимости Украины. Депутаты этого созыва утвердили в качестве государственной символики новой Украины мелодию гимна УНР, сине-желтое знамя и трезубец. Государство, которое сформировалось на советской основе, сигнализировало миру, что признает себя правопреемником УНР.
ТРАНЗИТНОЕ СОСТОЯНИЕ
Не раз приходилось встречаться с утверждением о том, что украинское общество в минувшем столетии оказалось на грани выживания. Дескать, еще немного — и нескончаемый (с 1914 года) водоворот войн и репрессий, в котором люди рождались, взрослели и умирали, вызвал бы необратимые изменения в генофонде нации. Каждый раз я задумывался: почему боимся заглянуть в бездну? Вполне вероятно, что к началу 50-х гг. ХХ века, когда прекратились, наконец, массовые репрессии, мы уже перешли ту грань. Ведь речь идет не только о физическом существовании, но и о моральном состоянии общества, его экономической самодостаточности, связи поколений, наличии полноценной интеллектуальной элиты.
Можем ли мы теперь, в начале нового столетия, ответить на такой вопрос? Думаю, что можем, но ответ не будет однозначным: да или нет. Главным является то, что сто лет тому назад украинский народ был безгосударственным, а теперь существует независимая, соборная и демократическая Украина. Переход от тоталитаризма к демократии, от плановой к рыночной экономике оказался нелегким, но кризис трансформационного периода почти миновал.
Вместе с тем за долгие десятилетия войн и репрессий погибли или не родились десятки миллионов наших соотечественников. Демографическая структура населения Украины изуродована потерями. Они являются одной из весомых причин депопуляции, которая началась в середине 90-х гг. При нормальных условиях развития в ХХ ст. численность населения Украины в современных границах была бы вдвое большей, чем нынешняя.
Безвозвратные потери Украины во Второй мировой войне сопоставимы с потерями Германии и России. Даже подсчитать их можно лишь приблизительно, с точностью до миллиона — от 7 до 8 миллионов человек. Однако в межнациональных и гражданских войнах, от голода и репрессий, в особенности от массового террора сталинской поры, погибло намного больше людей. Все потери объясняются отсутствием национального государства или навязанной Украине советской государственностью. Портрет Сталина в руках участников последней первомайской демонстрации — это явление из сферы медицины, а не политики. Непонятно только, как с этим могли мириться организаторы демонстраций.
Осуждая советскую государственность, которая держала Украину в коммунистическом рабстве, следует подчеркнуть, что она давала украинскому народу статус «титульной нации», то есть право на национальную жизнь. Еще большее значение советская государственность имела как форма, которая могла быть наполнена при благоприятных исторических обстоятельствах новым — противоположным ей содержанием. Наличие советской Украины с ее границами, столицей, парламентом и правительством, местом в ООН и конституционным правом на выход из Советского Союза сделало вполне легитимным актом обретение подлинной независимости в 1991 году.
Мысль о том, что советский тоталитаризм перестал существовать после распада тандема «партия-советы», должна быть понятной в свете всей приведенной в этих статьях аргументации. Однако остатки тоталитаризма еще остаются в нас самих, и их приходится выжимать по капле. В 50-х гг. я едва ли не напамять знал сталинский «Краткий курс истории ВКП(б)». Мне казалось, что начатое после ХХ съезда КПСС освобождение от идеологического рабства давно уже завершилось. Однако при написании этих статей, как могли заметить читатели, пришлось проститься еще с одним стереотипом сталинских времен, который притаился в глубинах мозга.
Мы еще не преодолели в себе полностью политической и экономической несвободы, привитой советским образом жизни. Если дарвинский естественный отбор оставлял в растительном и животном мире при жизни только физически сильных, то сталинские селекционеры разрешили жить в обществе только слабым духом или людям распропагандированным. Государственный террор, вместе с пропагандой и воспитанием, сделал свое черное дело. Вспомним, как начиналась «перестройка»: после письма Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами» все притихли... И все-таки общество стремительно меняет свой облик в условиях демократии. Последние парламентские выборы показали, что ни «административный ресурс», ни популизм уже не дают ожидаемых результатов.
Намного труднее преодолеть экономическую несвободу. К нормальной жизни в условиях рынка приспособилось в основном только молодое поколение. У тех, кому за 40, с адаптацией намного хуже. У многих ощущается ностальгия по советскому прошлому, когда человек целиком зависел от государства, но и государство, как правило, беспокоилось о нем. На вопрос о том, какой сектор должен доминировать в украинской экономике, были получены такие ответы: частный — 20%, возможно равновесие — 31%; государственный — 38%; затруднились с ответом — 11% («День», 26 апреля 2002 года). Следует отметить не только вдвое больший процент «государственников», но и непонимание сути проблемы у тех, кто предложил «равновесие». После Великой депрессии государственное регулирование рынка всюду стало обязательным, но регулируемая экономика всегда остается рыночной. В СССР рынок отсутствовал, а валовой национальный продукт распределялся волевым путем, по принципу бессмертного Попандопуло: это — мне, а это — тоже мне.
Однако прошлое все меньше тяготеет над сознанием граждан Украины. Противостояние между коммунистами и некоммунистической частью депутатов в Верховной Раде четвертого созыва перестало быть определяющим. Укрепляется национальная государственность, основанная на ценностях демократии. В жизнь входит поколение людей, не знающих «преимуществ» тоталитарного общества.
