У меня два новоиспеченных школьника — племянник и крестник. Каждый из них пошел в обычную общеобразовательную школу, которых в Украине тысячи (например, из 512-ти столичных школ только около 30-ти — элитные). Кто сегодня идет работать в обычную — «некрутую», неэлитную — школу? И мечтает в унисон с академиком Иваном Зязюном превратить урок в театральное действо? За 200 гривен в месяц (если, конечно, мечтает)...
Да, учителя от Бога, которые «сердце отдают детям», были всегда. Есть они и ныне, — но, попадется ли хотя бы один такой настоящий на школу? К сожалению, даже «лучшие» не обязательно являются «настоящими». Так думала, когда наблюдала за награждением киевских педагогов мэрией города по случаю Дня учителя. У многих из них были такие лица, как будто перед ними провинился весь белый свет. Действительно, на сегодняшнюю учительскую зарплату прожить невозможно, однако образование обречено на катастрофу, если даже лучшие педагоги неотступно будут думать о материальном. Как жаль. Впрочем, по окончании поздравлений и угощений, уже в кулуарах, кое-кто из награжденных на ломаном украинском языке выяснял, будет ли фуршет на торжественном вечере во дворце «Украина»...
Но это — между прочим о лучших и настоящих. А в школе сегодня большей частью оказываются вчерашние студенты- середнячки, которые в институте с «тройки» на «четверку» перебивались (некоторые из них и в пединститут пошли из-за то, что конкурс был меньший, чем в другие вузы). Сразу они становятся случайными в школе. Еще одна причина случайности — работа не по профилю.
...Оля закончила, кажется, Академию внутренних дел. Ее взяли в общеобразовательную школу организатором по воспитательной работе. Всю жизнь девочка страдала от отца-пьяницы, который бил их с мамой. Но вот недавно дочь выгнала отца из дома, перебив ему нос... Как-то на каникулах старшеклассники поехали на экскурсию в другой город именно с организатором по воспитательной работе. «Лучше бы с родителями их отправила, — жаловалась потом классный руководитель. — Теперь дети говорят: «Ольге Борисовне курить, пить немного можно, а нам нет? Мы не намного младше ее...». Оля закончила эту же школу, в которой сейчас работает. Ее вчерашние учителя прекрасно знали, кому доверяют детей, но как откажешь своей воспитаннице в трудоустройстве, тем более, если в школе недостаток кадров? И еще одно (думаю, в подобных ситуациях над этим мало задумываются): каждый человек имеет право развиваться. Совершенствоваться, работать над собой, чтобы стать лучше.
Мне интересно, как много учителей (ведь их профессия — особая) ставят себе такие вопросы: «Выполняю ли я сам то, чему пытаюсь научить детей? Уверен ли я сам в том, в чем хочу их убедить? Пришел ли бы я на месте ученика за знанием к такому учителю, как я?». Вопросы эти почти такие же сложные, как и вечное: «В чем смысл жизни?» Но, в отличие от последнего, на остальные есть ответы. У каждого учителя свои и в свою меру честные.
Может ли учитель, например, рассказать об ощущении внутренней свободы, тем более — привить желание вырабатывать ее в себе, если он каждое мгновение зависит от строгих указаний директора школы и иногда бессмысленных распоряжений районных отделов образования. А также — от родителей, которые должны отремонтировать класс, от ученика, папа которого приближен к верхушке государственной власти, от частных уроков, ибо «легитимные» не кормят? К сожалению, педагоги так привыкли к своему зависимому состоянию, что и не ощущают его, считают нормой, и иногда не понимают, о чем речь идет. А такая внутренняя закрепощенность, примирение с лжекомфортом от постоянного пребывания в неволе обязательно порождает желание подчинять себе другого человека. Прислушайтесь: не многовато ли словоформ и особенно интонаций повелительного способа звучит в учительской среде? Или почитайте методические издания педагогов: ученики «должны», «вынуждены», им «необходимо»... У меня возникает ассоциация с проповедями, которые венчают богослужение в некоторых православных храмах. Обращаясь к прихожанам, священник едва ли не каждый раз говорит: «Вы должны...» Далее идет перечень добродетелей, которые проповедовал Иисус Христос: хорошо, если бы у людей они были в сердце. Сознаюсь — специально не исследовала Евангелие, но что-то не припоминаю, чтобы побуждение наследовать Спасителя исходило из его уст в повелительной, а тем более — принудительной форме.
Ведь лучший воспитательный метод — личный пример. Возможно, независимому государству и выгодно, чтобы учителя в ней были именно такими — не независимыми. Но, хотят ли ученики быть похожими на них? И в большом, и в мелочах?
Никогда раньше первоклассникам в первой четверти не ставили оценок. Не ставят и сейчас — арабскими цифрами. Вместо этого, оценивая-таки упражнение, делают отметки смешными печатками: красное сердце в звездочках — «отлично», синий автомобиль — «хорошо»... Племянник показывал мне свои первые тетради. Под одним из покрытых палочками и крючочками листов я увидела зеленую раковину. Нужно было почувствовать беззащитный взгляд ребенка, ведь раковина — это завуалированная «тройка». Неужели никто не понимает, что эта «мелкая» неделикатность со стороны первой учительницы травмирует психику, душу малыша? Учитель, ваш воспитанник бессознательно будет следовать вам!
Еще одна, как на меня, неосознанная нетонкость. Приятно, что с недавних пор дневники для младших школьников содержат необходимые сведения о человеке, стране, окружающей среде. Рассказать о себе дневник предлагает самому ученику. На веточках семейного дерева нужно написать имена своих близких. Снова подножка: а если у ребенка нет отца или мамы? Как это воспримут одноклассники из полных семей? И знает ли учительница в первые числа сентября, каким образом этот факт биографии объясняют малышу дома?
Не многовато ли в нашей школе предлогов, чтобы ученик сдвинул бровки и погрузился в себя? Или, наоборот, начал выплескивать свою, на удивление недетскую, агрессию. Разве случайны подобные «шалости»: некоторые конверты с пресловутым белым порошком, по свидетельству экспертов, подписаны детской рукой? На хрупкое детское сознание действует недозированная неотзывчивость, атрофированная чувствительность. Собственными ушами слышала, как один малыш отвлекал другого, стремясь его успокоить: «Ой-ой! Не плач! А то дом на тебя упадет!»
В этом году осенние каникулы были неповторимо обычными. Киево-Печерская лавра, София Киевская, музей Шевченко, дом-музей Булгакова... Экскурсионные потоки детворы не стихают в Киеве. Раскрасневшиеся от впечатлений мальчики забегают в вагон метро и плюхаются на пустые места, оставляя девочек и даже учительницу стоять. О чем вы подумали? Я — о первосентябрьской фотографии первокласснику на память. В некоторых школах каждому одевали вышиванку и соломенную шляпу и «щелкали» на искусственном фоне украинского двора . Во-первых, вряд ли дети узнают себя и друг друга, если положить фотокарточки всего класса рядом. А во-вторых, хочется пожелать, чтобы нынешние ученики не стали очередными подопытными часто чисто шароварного учебно-воспитательного процесса. Чтобы не остались для них пустым звуком имена Святого Антония и Ярослава Мудрого, Богдана Хмельницкого и Михаила Грушевского, Анатолия Соловьяненко и Дмитрия Луценко.
К сожалению, все меньше и меньше молодых людей, в которых святость храмов культуры и духа отзывается.
