Напечатав 9 июня этого года письмо днепропетровского учителя Владислава Ляпина «Не угнетайте самостоятельности учителей», мы пригласили специалистов, экспертов и наших читателей к участию в дискуссии по вопросу: какие именно реформы нужны нашему образованию? При этом мы имели в виду, прежде всего, обсуждение проекта Национальной доктрины развития образования Украины. В рамках дискуссии на страницах «Дня» уже был опубликован ряд писем (№№ 106, 118, 123, 128). Сегодня мы предоставляем слово проректору ЛНУ им. Ивана Франко Марии ЗУБРИЦКОЙ.
На постсоветском образовательном пространстве жанр доктрины для долгосрочного планирования развития образования избрали Россия, Киргизия и Украина. На первый взгляд, не существует каких-либо существенных отличий в технологиях подготовки, обсуждения и утверждения проектов Национальной доктрины развития образования в Украине, России и Киргизии. Сценарий одинаков: указы президентов, создание рабочих групп для проработки проекта доктрины, общественные обсуждения, многочисленные съезды педагогов, призванные принять или утвердить доктрину (в России 14—15 января 2000 года в Кремлевском дворце состоялось Всероссийское совещание работников образования, в котором участвовали около 5000 человек, а Всеукраинский съезд работников образования состоится 7—9 октября в этом году в Киеве в Национальном дворце «Украина»). Похожи не только сценарии, внимательного читателя может поразить и буквальное подобие содержания проекта Национальной доктрины развития образования в Украине и российской образовательной доктрины, как, например, в такой формулировке: «Доктрина определяет цель и задачи образования и воспитания, пути их достижения средствами государственной политики в сфере образования, ожидаемые результаты системы образования на период до 2025 года». Но значительно более интересен и неожидан по своим результатам детальный анализ всех стадий развития событий вокруг образовательной доктрины в России и в Украине, который ярко показывает, что в проекте Национальной доктрины развития образования в Украине схематическое и буквальное подобие российской образовательной доктрине является наиболее легкой и наиболее слабой линией совпадения обоих стратегических документов. Более глубинными являются принципиально важные фундаментальные расхождения двух доктрин, и эти расхождения отнюдь не в пользу проекта украинской образовательной доктрины.
Первое фундаментальное отличие двух образовательных доктрин состоит, прежде всего, в том, что наши соседи рассматривают образование как основу модернизации общества, тогда как в Украине образование и далее воспринимают как одну из сфер народного хозяйства. Второе фундаментальное отличие состоит в качестве самих технологий подготовки, обсуждения и принятия образовательных доктрин в Украине и России.
Российское правительство все чаще подчеркивает рост роли образования в модернизации общества. По мнению российских должностных лиц, «модернизация страны должна опираться на модернизацию образования, на обновление его содержания и структуры» — именно так отмечено в «Основных направлениях социально- экономической политики Правительства Российской Федерации на долгую перспективу». Поэтому не вызывает ни малейшего удивления то положение российской образовательной доктрины, которое утверждает, что базирование на образованности общества и на качестве человеческого капитала позволит России сохранить свое место среди государств, способных влиять на мировые процессы.
Проект же украинской образовательной доктрины провозглашает главной целью украинской системы образования «создание условий для развития и самореализации каждой личности, формирования поколения, способного учиться на протяжении жизни, создание и развитие ценностей гражданского общества».
Здесь и стоит заметить, что появление российской образовательной доктрины стало логичным завершением целого ряда других доктрин: военной, внешнеполитической, информационной безопасности России. Образовательная доктрина наших соседей органически вписалась в единую систему координат, где были сведены стратегически важнейшие задачи и проблемы, которые рассматривались через целостный блок современных требований. Не меньшего внимания заслуживает и тот факт, что в России немало дискуссий велось вокруг самих доктринальных дефиниций, т.е. определений доктрины как целостного документа.
В Украине проект Национальной доктрины развития образования на сегодняшний день является единственным документом такого рода. Наконец, этот факт может показать как то, что образование и далее, по инерции постсоветского мышления, рассматривается не системно, а как-то фрагментарно и изолированно, так и отсутствие стратегического подхода к реформированию образования как предпосылки экономических реформ и инструмента проведения последовательной и ответственной политики в условиях демократии. Для определения линий расхождения между проектами образовательных доктрин нашего государства и российского их сравнительный анализ целесообразнее всего построить на описании технологий их подготовки и обсуждения, которые, в свою очередь, должны бы влиять на технологии введения.
Для подготовки проекта Национальной доктрины развития образования России была создана представительная межведомственная комиссия, в которую входил максимально широкий круг экспертов как из правительственных, так и из независимых институтов. Россияне обеспечили участие всех заинтересованных сторон в подготовке стратегически важного документа.
К подготовке проекта Национальной доктрины развития образования в Украине был привлечен значительно более узкий круг экспертов, который в основном составили педагоги. О технологии, которую отработали в России, нечего и мечтать. Отсутствие такой технологии подготовки стратегически важного образовательного документа существенно сказалось на содержании и структуре проекта украинской образовательной доктрины. Если мы хотим достичь реальных изменений в нашем образовании, то обязаны помнить, что эти изменения должны происходить во всей образовательной политике, которая затрагивает как социально-экономическую и информационно- технологическую политику, так и все сферы нашей общественной жизни.
Что касается технологии обсуждения, то, по словам тогдашнего заместителя министра образования РФ Владимира Шадрикова, 104 федеральные министерства и ведомства откликнулись на текст доктрины. Комиссия, которая работала над анализом замечаний и предложений, обобщила более 150 страниц всех пожеланий. Из них свыше тридцати, по мнению рабочей комиссии, наиболее существенных, предложений были включены в текст доктрины.
Все обсуждения образовательной доктрины РФ чаще всего сводились к центральной проблеме: у педагогов было бы значительно больше предложений по усовершенствованию проекта доктрины, если бы они понимали, для чего она им конкретно нужна. Каковы гарантии выполнения того, что с таким энтузиазмом декларирует доктрина? Кого и к чему она обязывает? Какую юридическую силу имеет доктрина? Поэтому процесс обсуждения часто касался проблемы необходимости изменения законодательства, которoe должнo содействовать реализации доктрины. Российские должностные лица и парламентарии, представители общественных организаций отмечали необходимость изменения 15—20 законов, чтобы упорядочить как образовательное, так и другие виды законодательства в рамках единой стратегии образования. Немало дискуссий было проведено о механизмах реализации доктрины и ее материальной базы и, в частности, об организационно-финансовом механизме образования в России. Такие очень широкие, детальные обсуждения, очевидно, не могли не сказаться на качестве стратегического документа.
В Украине общественные обсуждения начались недавно, после того как состоялось официальное представление проекта Национальной доктрины развития образования для представителей средств массовой информации. Однако технологии обсуждения, масштабность привлечения к этому процессу наиболее широкого круга заинтересованных институций, качество и эффективность таких общественных обсуждений не могут сравниться с технологиями, которые применяли наши соседи.
И в заключениe, относительно механизмов действенности и эффективности решения проблем в проектах украинской и российской доктрин. Здесь особого внимания заслуживает сравнение тех разделов, которые говорят о результатах реализации доктрин. Даже рядового читателя, который далек от проблем образования, поразит размытость и общий характер результатов реализации украинского проекта доктрины на фоне конкретности и приземленности результатов российской. Следует заметить, что и Национальная доктрина развития образования в Киргизии тоже намного конкретнее и четче проекта нашей доктрины. По-видимому, стоит надеяться, что у нас за оставшееся время таки состоится широкое обсуждение проекта Национальной доктрины развития образования в Украине, которое дополнит и наполнит конкретными механизмами реализации самые искренние и самые гуманные образовательные декларации.
