Гражданство — это ответ на вопросы «Кто я?» и «Что я должен делать?» в общественной жизни.
Одна из причин нынешнего кризиса в Украине, быть может важнейшая, заключается в том, что общественность, столь серьезно влиявшая на политические процессы в момент становления украинской государственности, сегодня, когда эта государственность уже оформилась и признана во всем мире, вытеснена в аут — за пределы поля реальной политики. И теперь она, как это обычно бывает с аутсайдерами, оценивает действия тех, кто продолжает игру, далеко не всегда адекватно. Почувствовав в свое время вкус к игре, кое-кто слишком легко соглашается на то, чтобы их вернули на поле в любом качестве — пусть даже в виде пешек в чужих руках. Ситуацию, при которой общественность является объектом, а не субъектом политики, никак нельзя признать нормальной. Проблема эта, увы, не чисто украинская, а универсальная, я бы сказал: мировая. Ведь даже в самых развитых странах мира, с хорошо отлаженной системой представительного правления, о демократии как народовластии можно говорить лишь условно. Там, на Западе, ведущие политические философы это хорошо понимают, а у нас, хотя здесь с демократией дела обстоят совсем плохо, тема эта до сих пор не попала в поле зрения интеллектуалов. Леволиберальные идеи у нас пока не в чести, и это печально, поскольку «улица» опережает интеллигентов. А там, где интеллект уступает место «коллективному бессознательному», следует ожидать уличных беспорядков, а то и чего пострашнее, — у нас в 1917 и в Германии в 1933 все это уже проходили.
НОРМЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ МОРАЛЬНО ОПРАВДАНЫ
Присмотримся все-таки к тому, как тему «общественности» трактуют в современной Европе. Еще в 50—60-е годы в демократических странах многие либеральные философы выражали свою обеспокоенность повсеместным вытеснением общественности (той самой общественности, которая сыграла решающую роль в демократических революциях Нового времени) из сферы реальной политики. Как правило, такую обеспокоенность в первую очередь выражали мыслители, имевшие личный опыт интеллектуального, а то и прямого, действенного, сопротивления фашизму. Некоторые из них (Г. Маркузе, Ж.-П. Сартр, А. Камю) заняли по отношению к бюрократизированному государству и «обществу потребления» абсолютно непримиримую позицию, встав, по существу, на позицию защитника аутсайдеров, люмпенов, бродяг. Но были и другие — те, кто надеялся все же вернуть общественности ее былое влияние. Это прежде всего немецкие политические философы Теодор Адорно, Макс Хоркхаймер, Ганна Арендт и Юрген Хабермас. Первых трех уже нет в живых, а Ю. Хабермас и сегодня продолжает работать над темой возвращения общественности на политическую арену, но уже в новом качестве — в виде так называемой новой общественности.
Суть проблемы в легитимации, т.е. общественном признании существующего правопорядка, необходимой для оправдания в глазах населения тех или иных политических решений органов власти. Легитимацию ни в коем случае нельзя отождествлять с легитимностью, или юридически оформленной законностью. Эти два понятия вполне могут совпадать в случаях, когда большинство граждан доверяет избранным властным структурам. Если же население не доверяет институтам власти, говорить о ее легитимации нет смысла. Легитимность власти утверждается демократической процедурой однажды — на какой-то конкретный срок (например, от выборов до выборов) или на неопределенно долгое время (пока действует норма закона); легитимация же — это непрерывный, волнообразно текущий процесс со своими подъемами и спадами. Впрочем, если очень долго не будет легитимации, не будет и легитимности. А без легитимности нет лояльности масс.
Правовое принуждение будет восприниматься обществом как должное только в том случае, если люди понимают: правовая норма как основание для такого принуждения появилась в результате согласования и объединения воли всех граждан. Гражданин готов признать правовое принуждение даже в том случае, если он сам был против касающейся его нормы, но согласился на то, чтобы вопрос о ее принятии решался по воле большинства. Важно, чтобы он чувствовал себя, пусть и косвенно, субъектом правотворчества, а не всего лишь объектом чужого воздействия. К сожалению, сейчас повсюду в мире господствуют мощные бюрократические и финансово-промышленные кланы (или союзы тех и других), которые уже накопили значительный опыт использования демократических институтов не в интересах общества, а ради собственного воспроизводства, причем расширенного. При помощи масс-медиа и «административного ресурса» они контролируют поведение электората во время выборов, программируют правительство и законодательство, влияют на судебные решения. Политические элиты супердержав и хозяева крупнейших международных финансовых групп пытаются (и не безуспешно) воспроизвести свою власть уже во всемирном масштабе.
Надежда на то, что в правовом государстве наличие частной собственности и рыночных отношений автоматически обеспечат демократическое управление, оказалась иллюзорной. Ю. Хабермас уверен, что «капитализм и демократия всегда находятся между собой в довольно напряженных отношениях». Такие отношения могут стать конфликтными, антагонистическими, но совсем не обязательно. Напряжение можно уменьшить, если в дело вмешается общественность. Недостаточно разделить власть между тремя ее носителями — законодательными, исполнительными и судебными. Необходимо подключить сюда еще одну систему — систему добровольных общественных ассоциаций.
Существует серьезная опасность, что общественные организации не смогут работать конструктивно и внесут в политическую жизнь дополнительный элемент анархии и нестабильности. Не исключено, что именно майские события 1968 г. в Париже и других европейских столицах, когда общественный протест против «всеобщего потребительства» вылился в уличные беспорядки и акты насилия, Юрген Хабермас всерьез задумался о необходимости новых форм проявления общественной активности.
Для того, чтобы та или иная норма была признана обществом, она должна получить квалифицированное одобрение у всех, кого она касается. Т.е. она должна быть морально оправдана в том смысле, что является выражением всеобщей воли, или, как писал великий Кант, «должна годиться для всеобщего закона». Обеспечить же необходимую квалифицированную аргументацию можно лишь в ходе моральной дискуссии между представителями различных групп, готовых к такой дискуссии представителей общества. По Хабермасу, это должны быть люди «с довольно высоким уровнем культуры, проникнутые либеральными и эгалитарными настроениями, чувствительные к совокупности общественных проблем, … всегда готовые к отклику, резонансу». У нас такая социальную группа рефлексирующих граждан, озабоченных как проблемой личного самосовершенствования, так и идеей общего блага, называется интеллигенцией. Она и должна составить ядро «новой общественности».
ФОРМАЛЬНЫЕ ГРАЖДАНЕ — ФОРМАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ
Украинское государство существует уже десять лет, организовано оно, формально, в соответствии с принципами демократического государства европейского типа, а реальной демократии в стране нет. Свидетельство тому, среди прочих, — нынешний политический кризис. Общественность сегодня реального влияния на происходящие в стране процессы не имеет. У нас был шанс убедиться, что одних только формально демократических норм права и соответствующих процедур для развития демократии явно недостаточно. Как выяснилось, в Украине мы имеем политическую систему, внешне похожую на западную, но с весьма существенными отличиями. Эти отличия и дают основания считать, что для нас реализация «проекта Хабермаса» еще нужнее, чем для европейских стран .
Во-первых, потому что в Европе общественность, сыгравшая важную роль в демократических революциях, вытеснялась из политики постепенно, в течение десятилетий. У нас же этот процесс прошел стремительно. Наши общественно активные граждане, которым всего лишь десять лет назад удавалось влиять на смену правительства и даже на выход Украины из состава империи, еще не забыли опыт недавнего прошлого и сейчас пытаются напомнить о нем при помощи все тех же «палаточных городков». Т. е. память о возможности серьезно влиять на политику у общественности еще не стерлась.
Во-вторых, институты демократии на Западе более совершенны, чем у нас. Там общественность и сегодня не полностью исключена из политической жизни, поскольку в США и, особенно, в Европе успел утвердиться культ свободной прессы и демократических выборов. Власть имущие в этих странах уже умеют и средствами массовой информации манипулировать, и выборы превращать в политическое шоу с предсказуемым результатом, но все же полностью контролировать общественное мнение они не в состоянии. Еще и потому, что имеют место серьезные противоречия между интересами различных мощных бюрократических и финансовых структур. Большинство из них не хотят доводить дело до острого социального конфликта и заинтересованы в наличии одинаковых для всех правил игр, а это им обеспечивают демократические процедуры. В Украине пока нет мощного и самостоятельного капитала. Самые большие деньги здесь сделаны на посредничестве в распределении товаров, поступающих в страну извне (прежде всего — энергоносителей). Такая деятельность немыслима без поддержки государственных структур. Вот и нынешний политический кризис возник в результате противостояния олигархов, занимающихся перераспределением энергоресурсов, которые поддерживаются различными государственными структурами (правительство и Ю. Тимошенко, с одной стороны, команда. Президента и все остальные олигархи, с другой). Конфликт подогревается внешними силами, решающими при этом свои геополитические проблемы, что еще больше демонстрирует несамостоятельность наших внутренних политических сил.
Третье. В Украине, по сути, все еще нет граждан. В отличие от Европы, где в последние два столетия институт гражданства не просто успел сформироваться, но и научился эффективно (хотя и не всегда) реагировать на ограничение роли общественности. У нас общественное движение начало формироваться и добилось крупных успехов на рубеже 80 — 90-х годов, однако и тогда в него была вовлечена лишь незначительная часть населения. Основная же масса живущих в Украине людей гражданами себя еще не осознает, что не удивительно, поскольку более 90 % сегодняшних украинцев родилось еще в другой стране — в СССР, где гражданское чувство вовсе не считалось добродетелью. А потому и демократических традиций в нашей стране нет.
Четвертое. В течение всех лет независимости Украина переживает глубокий экономический кризис, порожденный сменой общественно-экономической формации и распадом империи. Огромные массы людей бедствуют и ощущают себя социально невостребованными. Поэтому любой политический конфликт здесь легко может перерасти в социальный катаклизм. Чтобы не довести напряжение до опасных пределов, необходимо позволить общественным настроениям «цивилизованно» проявить себя не только в ходе избирательных кампаний, но и в промежутке между президентскими и парламентскими выборами. Это тем более важно, что у нас, в отличие от стран Европы, нет нормальной партийной жизни, т.к. нет еще полноценных партий (исключение, разве что, — коммунисты). А посему реакция на игнорирование потребностей населения может быть необычайно острой и деструктивной — в виде массовых выступлений людей, не имеющих четких представлений о своих интересах, не обладающих развитым правосознанием и не уважающих институты власти. Вместо общественной реакции на те или иные ошибочные или просто непопулярные действия государства мы будем иметь дело с реакцией толпы, которая часто проявляет себя массовым психозом и которая легко может стать объектом преступных манипуляций со стороны новоявленных фюреров.
Можно привести и еще целый ряд отличий украинской политической жизни от европейской, но и этих, думаю, достаточно, чтобы убедиться: нам крайне необходимо особое внимание к проблеме демократизации общественной жизни, к вопросу формирования украинской нации как нации гражданской.
СЛОВО УЖЕ СКАЗАНО
То, что включение общественности в политическую жизнь Украины необходимо, доказать несложно. Иной вопрос: возможно ли это сделать в стране, руководство которой привыкло управлять государством по-старому, т.е. по- советски, а подпирающие власть нувориши не хотят, чтобы правда о них стала доступной всем и каждому? Напомню: идеи, близкие тем, что предлагает Хабермас, до сих пор нигде не реализованы. Правда, не будем забывать, что нечто подобное под названием «неполитическая политика» старается все же претворить в жизнь президент Чехии Вацлав Гавел. А ученик Хабермаса премьер-министр Югославии Зоран Джинджич обещает действовать по заветам своего учителя у себя на родине. Хорошо бы и нам попытаться. Если получится, наша страна станет пионером в том, что касается путей развития демократии. Конечно, это всего лишь надежда. Впрочем, не столь уж и фантастическая.
Анализируя события последних месяцев, наш Президент пришел к выводу: одна из причин нынешнего политического конфликта в том, «что граждане ощущают свою невостребованность, свою непричастность» к происходящему в Украине и, следовательно, не чувствуют ответственности за судьбу страны. А поэтому, сказал Президент в своем публичном выступлении 6 марта, «надо сосредоточить усилия на том, чтобы вернуть людей в пространство реальной политики». Тогда же он заявил о необходимости принятия специальной программы содействия демократическим процессам, впервые сказал, что готов пойти на создание при Президенте Общественного Совета, об изменении характера взаимоотношений между государством и средствами массовой информации, о необходимости отказа от пропагандистского стиля вещания в государственных масс-медиа и о создании независимого как от государства, так и от олигархов общественного радио и телевидения. Президент пообещал, что он сам, его администрация, министры и руководители регионов будут регулярно информировать журналистов о проделанной ими работе и т.д. Свое обещание сотрудничать с Общественным Советом, в который войдут наиболее авторитетные в обществе люди, независимо от их политических взглядов, Леонид Кучма подтвердил 6 апреля, выступая в Академии Наук Украины. Там же он сказал, что такой Совет будет иметь право «рассматривать проекты решений государственной власти на предмет их соответствия демократическим нормам и стандартам». В случае реализации всех этих обещаний, деятельность властных структур будет куда более прозрачной, чем сегодня. Ведь контроль за такой деятельностью со стороны общественности будет означать возвращение той самой «гласности», о которой мы в последнее время стали забывать.
Словом, если Президент свои обещания сдержит (если сдержит!), можно будет говорить о том, что государство прошло свою часть пути в направлении демократизации общественной жизни. Теперь дело за самой общественностью. Ближайшее время покажет, сможет ли она на практике доказать, что способна реально влиять на принятие нужных стране политических решений. Если она действительно этого желает, то должна создать в большинстве крупных городов и регионов Украины сеть добровольных общественных ассоциаций, где все звенья будут связаны единым «кровообращением».
В нынешних условиях начать формирование такой сети реально только «сверху» — от Общественного совета, с которым выразила готовность сотрудничать высшая государственная власть. Поскольку влиятельных и по-настоящему добровольных ассоциаций у нас пока еще нет, Общественный совет может быть создан лишь путем самоорганизации группы людей, уже успевших завоевать авторитет либо за счет своих научных заслуг, либо активного участия в прошлом в движении за независимость Украины и за права ее граждан. Это будет нечто, напоминающее «Совет старейшин». Разумеется, со временем «старейшины» должны будут уступить свое место людям, проявившим себя уже в новых региональных и иных общественных структурах.
Вряд ли Общественный совет, получив для анализа проекты, подготовленные в структурах власти, сможет принять по ним единогласное решение — ведь в него входят люди с различными политическим взглядами. Но в этом и нет необходимости. Существенно, чтобы члены Совета смогли выявить несколько наиболее аргументированных точек зрения на ту или иную проблему и представить их на рассмотрение более широким общественным ассоциациям. Очень важно, чтобы в самых больших городах Украины были созданы влиятельные клубы интеллигенции, например «Киевская трибуна», «Харьковская трибуна», «Львовская трибуна» и т.д., каждая из которых имела бы своего представителя в Общественном совете. А с такой «трибуной» тесно сотрудничали бы различного рода клубы, объединяющие людей по роду деятельности или интересам (клубы ученых и творческих интеллигентов, молодежные форумы и т.д.). Контактируя друг с другом при помощи электронной почты и, вероятно, Интернета, такие общественные ассоциации могли бы внести свой вклад в обсуждение тем, предложенных Общественным советом, и таким образом повлиять на государственные решения. Кроме того, через них и через Общественный совет во властные структуры поступали отобранные в ходе дискуссий новые предложения, которые государственные органы должны будут рассматривать. Таким образом будет осуществляться двухсторонняя связь между госаппаратом и общественными организациями.
Но и это не все. Темы, прошедшие через дискуссию в различных интеллигентских «трибунах», будут затем представлены самым широким слоям населения страны в дебатах на общественном радио и телевидении, независимость которого будет контролировать все тот же Общественный совет. Знакомясь с альтернативными подходами к решению интересующей его проблемы, телезритель или радиослушатель постепенно научится делать свой собственный политический выбор, т.е. из обывателя превратится в гражданина. Осознанно участвуя в парламентских, президентских или местных выборах в качестве хорошо информированного избирателя, гражданин таким образом замыкает цепочку, связывающую общество с государством.
Кто-то на все это скажет: «Утопия!». Я так не думаю, хотя и не могу избавиться от изрядной доли скептицизма. В наших условиях очень рискованно полагаться на волю властных структур, но поскольку шанс есть, грех им не воспользоваться. Цель уж очень привлекательная — демократия. А начиналась она, напомню, с греческой агоры, т.е. ОБЩЕСТВЕННОГО ФОРУМА.
