С вой день рождения — 31 марта — Галина Гордасевич встретила на полпути к Вечности. Несколько лет назад она, болезненно переживая смерть коллеги — поэтессы Оксаны Сенатович, написала завещание:
Коли помру — колись таки помру, —
Хоч вірю, що це станеться не скоро, —
То дайте спокій сивому Дніпру,
Де кручі і високі осокори.
На Личаківський також не несіть:
Там надто пишно і, до того, тісно.
Ні-ні, не хочу! Навіть не просіть!
Сказала так — хай буде нині й присно.
На цвинтарі малому схороніть,
Де хрестики і написи наївні.
Нікому йти туди не бороніть,
Нехай то будуть кози або півні.
Вони зчиняти бійки мастаки,
І я малою трохи їх боялась.
Ага, ще напис напишіть такий:
«Жила, любила, плакала, сміялась».
Сын Богдан выполнил завещание — похоронил маму в Кременце Тернопольской области, где она родилась. И прислушался к маминому предостережению: «если после смерти у меня появится много друзей, не верь им». Она постоянно была на людях как активный общественный деятель. Многим была нужна но... В самой ее фамилии — Горда(!)севич заложен алгоритм взаимоотношений с миром, запрограммировано отшельничество души. Реноме политзаключенного, дочери репрессированного священника во Львове можно было бы использовать прагматичнее. Не умела. Не хотела...
Сейчас сын-друг, сын-коллега, сын- редактор упорядочивает творческое наследство матери, написал ее биографию, которая сама по себе может быть замечательным сюжетом для романа о Женщине, которая шла каменными тропками к вершине Любви. Она таки достигла ее и... «розтанула за синім обрієм». Сама ее смерть — будто поэтическая метафора. Она ее раньше времени «нарисовала» (чтобы не сказать предсказала), хотя и предостерегала всех нас не опережать «прогнозы» судьбы.
Не програмуйте своєї смерті,
Поети, діти, ворожбити!
Стисніть уста в мовчанні вперті,
Лиш подумки: — Я буду жити!
Я буду довго і щасливо
Життя, як чисту воду пити.
Мене умиє літня злива.
Скульптури буде сніг ліпити.
А я на все не надивлюся.
Коли ж я на вершині стану,
То не помру. А утомлюся —
За синім обрієм розтану.
Так и произошло. На вершине творческой и издательской активности были все основания всплеснуть руками и сказать: благодарю, Творец. Наконец-то! Но усталость дала о себе знать — обернулась инсультом. Умирала в сознании, когда из Донецка пришло письмо с поздравлениями с 8 марта от давнего друга — адресата «до востребования». Продолжительный виртуально-эпистолярный роман завершился так как и должно быть в жанре сентиментального романа. Сын Богдан дважды прочитал маме письмо с посвященными ей неуклюже-искренними стихами любящего не-поэта, с которым не суждено было жить под одной крышей.
— Лицо мамы просветлело, — говорил при встрече Богдан Гордасевич. — С этим человеком мама не раз спорила из-за противоположных идеологических взглядов, но именно это письмо было особенно нежным. Я еще не успел написать ему о маме...
Мать и сына объединяла удивительная струна гармонии — от сердца к сердцу. Он написал биографию Галины Гордасевич с трепетным уважением к ее непростой, переполненной испытаниями и душевными травмами жизни.
«Галина» — по-грецьки «тиша».
Ах, яка я дурна була!
Якби я це знала раніше,
То зовсім інакше б жила.
Я б не пхалася, куди не кличуть,
Ще й подумала б, чи іти,
Не торкнулись би мого обличчя
Знаки болю і самоти.
Я б усім посміхалася лагідно,
Все б доводила до пуття,
І було б квітчасто і ягідно
В тихім гаї мого життя…
Галина Гордасевич — типичная шестидесятница-диссидентка по взглядам и образу жизни. Кстати, сейчас уже делаются попытки сделать ревизию шестидесятничества как отжившего мифа, который может уступить место другим реалиям. Галина Гордасевич «уступила», но миф ее жизни и творчества не похож на пожелтеший лист, — он пахнет весенними фиалками. Баллотируясь в народные депутаты, она задекларировала намерения защищать интересы женщин («это в полной мере может сделать лишь женщина») и написала по случаю лаконичную и вместе с тем очень выразительную историю «корней и кроны».
«Мой дед, Александр Гордасевич, священник, арестованный в 1941 году, погиб на Соловках. Мой дед, Павел Хомчук, учитель, интернирован поляками. Потом отсидел три года в Бухенвальде, но выжил. Мой отец, Леонид Гордасевич, священник, преследуемый всеми режимами: польским, «первыми советами», немецким, арестован в 1946 году, провел на Колыме 23 года. Моя мама, Елена Хомчукивна, в юности писала стихи, которые в 1930 годах публиковались во львовской периодике. Я после окончания семилетки поступила в педучилище в г. Остроге на Ровенщине и сразу попала под надзор МГБ по подозрению в связях с повстанцами. Через полтора года была арестована (за две недели до своего семнадцатилетия) и осуждена на 10 лет «за сочинение националистических стихотворений» (по сути, связей с повстанцами и не было — Галина просто любила гулять в лесу, ее выслеживали и наконец придирались к строке «іду назустріч невідомій долі». Следователь убеждал Галину, что у советских людей судьба не может быть неизвестной, ведь любому гарантировано светлое будущее. — О.Т. ) После смерти Сталина мне уменьшили срок на две трети. Выйдя на волю, я завербовалась на Донбасс (так как другого выхода не было). Разгружала вагоны с цементом и щебнем, клала асфальт на дорогах, прессовала трубы на труболитейном заводе в Макеевке. В середине 1960 годов я стала членом литературного объединения «Обрій» в Донецке, из которого вышли известные писатели: Василий Стус, Василий Захарченко, Леонид Талалай, Анатолий Гарматюк. В 1988 году, в начале национального возрождения, я включилась в общественную деятельность. Была одним из организаторов на Донетчине Общества украинского языка, Руха, «Мемориала», Демократической партии Украины...»
Уйдя за «синій обрій», Галина Гордасевич, лауреат литературного конкурса «шестидесятники», премий им.Александра Билецкого в области критики и им. Валерия Марченко в области публицистики, оставила после себя восемь поэтических сборников, девять книжек повестей и рассказов, многочисленные публикации в периодических изданиях и еще что-то неуловимое, от чего щемит совесть и берет страх: только бы этот «синій обрій» не застал тебя врасплох...
Кажуть: пустеля цей ниций світ.
І в нім людина убога.
…Ні, кожна людина — це самоцвіт
В безцінній короні Бога.
Кажуть: юдоль плачу цей світ,
В нім панують розпач й тривога,
А кожна людина — прекрасний цвіт
В саду весняному Бога.
Дні облітають, мов листя з віт,
Все коротшає наша дорога,
Та кожна людина — зоряний світ
В безсмертному всесвіті Бога.
Жила, любила, плакала, смiялась.
Что еще сказать о душе женщины, о жизни Поэта?
