Несколько лет от случая к случаю провожу я в разных аудиториях эксперимент. Народ ныне грамотный. И в разговоре нет-нет да упомянет кто-то, вдруг, к слову, о Вавилонском столпотворении. Я сразу спрашиваю: «А что там все-таки произошло?». — «Ну как же, башню люди строили». — «И что?». — «А Богу не понравилось это». — «И что же Бог?». — «Известно что, — смешал языки». — «Что-что смешал?». — «Да языки смешал, вы что, не читали?». Я-то читал. И до сих пор удивляюсь тому, что вычитывает из одиннадцатой главы «Книги бытия» подавляющее большинство читателей. Напомню начало главы: «На всей земле был один язык и одно наречие» (курсив мой. — В.Ш. ). Так что же смешал Бог?
Когда я обнаружил, чтo вычитывают, провел чистый эксперимент. Была у меня ученица — юное дарование из десятого класса. Раскрыл перед ней Библию и сказал: «Настя, внимательно, очень медленно прочитай вот отсюда первые девять стихов и будь готова к моему вопросу о прочитанном». Читает Настя, закончила. — «Что, Настя, Бог смешал?». — «Языки». Я готов лезть на стену. А не так давно попал на лекцию известного богослова. То да се, разные теоретические тонкости. В конце спрашиваю: «Вы знаете, отец N, меня давно интересует один психологический феномен, не могу никак понять, в чем тут дело, почему так говорят люди. Что там все-таки произошло, в Вавилоне, когда башню люди строили?». — «Как что, Бог смешал языки». Мы вперились друг в друга и застыли на полминуты, если не дольше.
Десятки раз встречал я «языки» вместо «язык» в разных, даже серьезных, текстах, у разных, и порой очень авторитетных, авторов. В чем же дело? Возможно, в сопротивлении языка: ставить глагол «смешал» перед существительным в единственном числе противоестественно. Смешиваем мы что-то с чем-то, смесь — нечто множественное. Хотя, с другой стороны, говорим же мы о человеке «помешанный», не имея в виду, что у него в голове что-то с чем-то смешалось. Но это — психолингвистика. А как быть с содержанием? Ведь говоря «Бог смешал языки», человек демонстрирует полное непонимание этого библейского сюжета. Суть же дела, как известно, в следующем. Строительством башни люди проявили неповиновение Богу, желая сохранить исходное, но неугодное Богу единство. Ибо первые слова к людям после их сотворения и благословения были: «Плодитесь и размножайтесь и наполняйте землю». Или, иными словами, «расселяйтесь по лицу земли».
Здесь можно чуть отвлечься и сказать о мифе как способе объяснения. В культуре, где царит наука, о таком объяснении говорить всерьез даже неприлично. Но в архаических культурах это — единственный способ. У древних греков объяснение через миф и через рациональное рассуждение как будто бы совмещались. У Платона есть место, когда Сократ предлагает собеседникам на выбор: могу рассуждением объяснить, а могу миф рассказать. Что же объясняет библейский рассказ о столпотворении и почему этот рассказ должен присутствовать в Библии с «железной» необходимостью? Им снимается противоречие между фактом существования многообразия народов, рас, языков, вообще культур, с положением о сотворении праотца Адама.
Из Библии видно, что Богу неугодно однообразие. Он заповедал людям плодиться и размножаться и наполнять землю. А поскольку условия на земле везде разные, со временем, в силу изоляции групп, должно было появиться разнообразие этническое и культурное. Так, естественным образом должна была состояться антропологическая дивергенция, так должны были произойти народы и языки. Но люди воспротивились божественному плану. Они сказали: «Построим себе город и башню.., чтобы нам не рассеяться по лицу земли» (Быт. 11, 4) (не сверяйте цитату с Синоидальным изданием, в нем это место переведено неточно). Вот и пришлось Богу прибегнуть к активным мерам: «Сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого». Вследствие смешения языка нарушилась коммуникация, строительные работы, требующие общей координации, прекратились. И люди рассеялись по всей земле. Стало быть, формирование народов и языков, задержанное было богопротивными усилиями людей, продолжилось после сверхъестественного акта — вмешательства Бога.
Первоначальное единство (или даже слитность) естественно. В начале был один Адам. И из него образовалось все многообразное человечество — Ева, так сказать, вегетативно, а Каин, Авель и т.д., вплоть до нас, — половым способом. Так и со всем другим. И с языком тоже. Одинокий Адам уже владел языком. Не для коммуникации, а для того, чтобы нарекать «имена всем скотам и птицам небесным» (Быт. 2, 20). Развитие — это рост многообразия. Многообразие ценно. Ленин когда-то написал: «многообразие — ручательство жизненности». Вождь пролетариата здесь прав. А в желании превратить огромную страну, даже весь мир, в единую фабрику — неправ. После него упорно старались это сделать — только и занимались тем, что стирали грани и преодолевали различия, т.е. насаждали единообразие. Ничего не вышло, природа свое взяла. Последний из советских идеологов в одном из последних докладов провозгласил: «Больше социализма — больше многообразия!». Увы, запоздал лозунг. К тому же социализм в принципе несовместим с многообразием. В этом всю долгую жизнь свою убеждал европейцев Фридрих Хайек.
Так уж устроены люди. Если сольются в массу, обретут монолитное единство, сразу начинают материализовать его в гигантской стройке. Бессмысленной в функциональном отношении, но значимой символически. Выражаясь библейским языком, они страстно желают «сделать себе имя». Такой стройкой и было Вавилонское столпотворение. Столп есть знак богопротивной слитности людей, и он же — его строительство — их единит. У них нет своих частных дел, у них одно большое дело. Далее, у строителей башни были, как сказано в Библии, кирпичи вместо камней. Тоже — символ. Кирпич — правильная, простая форма. Один кирпич неотличим от другого. Так и люди в массе, в толпе — неразличимы, неоригинальны. Знаменитая метафора «винтика» даже приличнее — винтики в машине все-таки разные.
Какое слово самое популярное в лексике ответственных лиц и составляемых ими документов при тоталитарном режиме? Правильно, слово «строительство». Партийное, государственное, колхозное, культурное строительство — короче, строительство всего. И для обозначения агонии сооруженного монстра не могли выбрать иного слова, нежели «перестройка».
Вавилонская башня — это символ политического, экономического и вообще культурного монизма. После смешения языка люди рассеялись по лицу земли, что на современном языке означает децентрацию, дерегулирование, переход к локальным формам управления. Таким путем появляются МНОГИЕ: народы, языки, государства, культуры. Но до поры еще не могло быть человечества, ибо человечество — это единство в многообразии. Поэтому вся предшествующая история — это история войн. Человечество, а иначе community, по-видимому, возникает сегодня. Центральная Европа в какой-то мере являет собой будущий образ человеческого общежития. Но станет ли весь мир таким? Кстати, справедливости ради надо заметить, что первыми здесь были Северо-Американские Штаты. Там началось с нуля. Там с муками «притирались» друг к другу не государства и культуры, а отдельные индивиды и расы.
Итак, человечество, мир — вот что надо строить. «Ищи мира и следуй за ним» — вот чему надо учить. Сегодня уже ясно, что философия борьбы безнадежно устарела даже по отношению к природе. Науке побеждать приходит на смену наука солидарности, стержень которой — идея понимания Другого, идея ДИАЛОГА. Неслучайно методологией гуманитарного познания признается сегодня герменевтика (понимание). Социальная реальность познается герменевтически. Это значит, что познание направляется интересом «сохранения и расширения интерсубъективности возможного взаимопонимания» (Ю.Хабермас). Оно нацелено на установление согласия между людьми. Все более предпочтительной становится точка зрения, согласно которой любая теория общества должна быть теорией сотрудничества.
Башню невозможно приватизировать, разделить. Она — одна на всех. Остается только покинуть место стройки, разойтись и заняться своими делами. И, конечно, поменять объединяющую идею. Идее — построим башню и сделаем себе имя, надо предпочесть другую, а именно — благополучие моей семьи и мирная жизнь с соседом. Кто против?
