Старейший киевский Дом ребенка имени Надежды Крупской находится
в живописном пригородном Ворзеле, на тенистой центральной улице имени Ленина.
Дом ребенка №3 является ста рейшим не только по дате своего основания (1933
год), но и по своему физическому возрасту — пять его корпусов размещены
в зданиях, принадлежавших до семнадцатого года кому-то из местных помещиков.
Изначально он был рассчитан на 500 детей. Сейчас здесь находится около
150 малышей в возрасте от «грудничков» до 4-летних.
Здесь живут дети с разнообразными патологиями — как правило,
серьезными поражениями центральной нервной системы, из них 60 «тяжелых».
Попадают сюда малыши как правило несколькими путями. В основном это «отказники»
— дети, от которых законные родители по тем или иным причинам отказались.
Немало и таких, которых мамы просто подбрасывают под двери больниц и милицейских
участков. Там им проводят медицинский осмотр, освидетельствуют и направляют
в Дом ребенка.
— Вообще-то, у нас сейчас половина детей рождается с разными
отклонениями, — рассказывает главмед Дома ребенка им. Крупской Татьяна
Лымарь. — Здесь за ними ухаживают (штат этого Дома ребенка составляют 8
врачей, 150 посменно работающих медсестер и нянечек и 10 педагогов. — Авт.
). В текущем году поступило 55 малышей. Из них 36 «отказников», 15 — подброшены,
их родители, как правило, остаются неизвестными. Случается, что родители
в силу каких-то причин временно оставляют ребенка на попечительство специалистов,
забирая их по истечении определенного срока — такое, правда, бывает сравнительно
редко.
— Тяжело работать, скажем, у мартена, — говорит Т. Лымарь,
— но я бы не сравнила.
В Доме ребенка можно увидеть многое. Есть тут дети с церебральным
параличем, с врожденной слепотой, с повреждениями внутренних органов. Есть
тут мальчик, который дома после грудного возраста получал в день только
кусок хлеба и чашку воды (мама- наркоманка, бабушке 70 лет), есть некогда
попавшая в газеты девочка Лолита, поступившая со множественными ожогами
— родители тушили об нее сигареты. Сейчас этих детей выходили. Но их глаза
— это не поэтическое преувеличение — остались не по возрасту взрослыми.
(Кстати, к самым «тяжелым» корреспондентов «Дня» вообще не пустили; по
словам Т. Лымарь, это — «не для мужской психики». Может, оно и к лучшему
— в свое время в этом отделении потерял сознание переводчик делегации Всемирной
организации охраны здоровья...)
Конечно, никто не ставит себе целью поиграть на нервах
читателя. Просто трудно высказать чувства, возникающие при виде людей,
которым едва начатая жизнь часто не сулит даже обычных, таких привычных
и потому незаметных для нас удовольствий — например, простой прогулки по
улице. Трудно и не восхититься теми людьми, для которых эти малыши стали
родными. Здесь работают «династии» — помните, в советское время модно было
писать о «династиях» передовых токарей, комбайнеров, доярок... Сюда мамы-нянечки
тоже приводят дочерей — и те остаются. Остаются, несмотря на необходимость
ежедневно в переполненной электричке полчаса добираться на работу и столько
же обратно, несмотря на зарплату, уровень которой, как говорят на Западе,
«несовместим с человеческим достоинством», несмотря на предельно устаревшее
оборудование. Сейчас заведение находится на балансе Управления здравоохранения
Киевской госадминистрации. По словам сотрудников, благодаря этому Дом ребенка
относительно нормально обеспечен необходимыми медикаментами, пеленками,
питанием и так далее. Детей консультируют лучшие лечебные учреждения столицы.
Правда, пока нет денег на капитальный ремонт, который не проводился с того
самого 1933-го года.
Стены Дома ребенка в Ворзеле дети покидают по достижении
четырехлетнего возраста. Некоторые поступают в интернаты (это худший вариант),
а некоторых усыновляют. В 2000 году из 31 «выбывшего» ребенка усыновлены
23. Нередко приемными родителями становятся граждане европейских стран,
американцы и прочие представители развитого мира. Тогда персоналу легче
— по крайней мере, воспитанника ожидает обеспеченное, особенно по нашим
стандартам, будущее. Хотя расставаться с ними трудно, и после каждого усыновления
нянечки плачут. Плачут и тогда, когда «смотр» чем либо не удовлетворил
потенциальных пап и мам — кстати, западные визитеры, по словам главмеда,
менее притязательны к внешнему виду малышей, чем «наши». Возможно, в силу
той же «развитости» — например, девочке с «заячьей губой» приемные родители
в Германии сделали операцию, полностью убравшую все следы недостатка. У
нас эти операции дороги, да и проводятся на худшем уровне.
А недавно в присутствии прессы и «ответственных товарищей»
Министерство обороны презентовало детдому походную кухню на 200 мест. Кухню
после очередных совместных учений оставили американцы — везти ее обратно
в Штаты показалось более накладным. «Будем переделывать под молочную кухню»,
— говорит главмед Татьяна Лымарь. Пока что сооружение стоит под замком
— не прибыла техническая документация. «Если бы еще бассейн, малышам очень
полезно было бы», — вздыхают нянечки. Однако работают с тем, что есть —
например, с деревянными пеленальными столами, которым по полсотни лет.
Сейчас отечественная промышленность их не производит, об импортных же речь
не идет...
В свое время работники Дома ребенка под обстрелом немецких
орудий вывезли пятьсот больных малышей, вывезли последним эшелоном и никого
не потеряли. Работа нынешних тоже своего рода подвиг — только ежедневный.
И хотя о подвигах-то сегодня говорить как раз «не модно», суть дела от
этого не меняется. «У нас здесь есть люди, работающие более пятидесяти
лет, — говорит Т. Лымарь. — И, знаете, выделить кого-то трудно. Если говорить
об «ударниках», то здесь это — каждый».
