С художественным руководителем и дирижером этого известного коллектива Анатолием Авдиевским мы договорились поговорить после репетиции. Придя немного раньше назначенного времени, я тихонько присела на стул, начала оглядываться. На стенах зала висит больше сотни портретов хористов, написанных кистью певца Василия Завгороднего (первого исполнителя популярной песни о нашей столице «Як тебе не любити, Києве мій»). Многие из портретных персонажей — рядом, в зале. «Мертвой фигурой вы ничего не сделаете, — слышно маэстро, который требует от вокалистов виртуозно владеть голосом. — Больше темперамента! Пойте весело, возвышенно!» И артисты снова и снова начинают: «Ой, у лісі, у лісочку...». Но Авдиевский недоволен: «Ритм, акценты! Поете, словно танцуете. Мажор, минор, а дальше с подскоком — гей-я-я!». И пока не добился того, что хотел услышать, не успокоился.
Хор органично сочетает народную и академическую манеру пения. Именно поэтому имеет огромный и разнообразный репертуар. От этнического фольклора до а капельных обработок классики, а также произведений современных композиторов.
— Анатолий Тимофеевич, хор имени Веревки и ансамбль имени Вирского часто называют символами Украины. Практически ни один правительственный концерт не проходил без участия этих коллективов. А заграничный зритель воспринимал их, как своеобразную визитку нашей страны. А сейчас изменилось отношение к вашему хору — за границей и дома?
— Наши коллективы действительно пользовались и до сих пор пользуются большой популярностью. За время существования нашего хора мы посетили 50 стран мира. Нас воспринимали не как экзотику, а как артистов, открывших неведомую страницу для почитателей фольклора — аутентичное пение. Это — первооснова, которой не коснулась рука композитора. Наши хористы демонстрируют не только хорошие вокальные данные, но и свои сценические способности, полный диапазон голосовых возможностей. В коллективе задействованы все средства вокально-музыкальной выразительности, причастные к раскрытию величия, богатства, могущества и неповторимой красоты украинской народной песни.
К огромному сожалению, мы сегодня больше гастролируем не дома, а за границей. У нашего государства, в силу экономических трудностей, нет целеустремленных программ, в которых поддерживались бы большие академические коллективы. Поэтому практически мы живем в изоляции от собственного народа. Нас хорошо помнят за границей и потому приглашают с концертами. Например, всемирно известная фирма «Коламбия Артис» три года назад организовала наша гастроли в Соединенных Штатах Америки. Они прошли с большим успехом, и осенью мы едем туда опять на три месяца по крупным городам Америки. Будут концерты и в Вашингтоне, и в Нью-Йорке. А до того побываем во Франции, где будем принимать участие в одном из фольклорных фестивалей.
— Какие, на ваш взгляд, должны быть приоритеты в государственной культурной политике?
— У нас сейчас разрушено не только сельское хозяйство и промышленность, но и не ценится интеллект. И именно поэтому нам так трудно. Кроме национальной украинской идеи, сейчас размытой по форме и содержанию, необходимо четко сформулировать государственную идеологию, воспитывать подрастающее поколение в любви к своей культуре, истории страны, земли. Вы посмотрите, каким «бурьяном» засеяны ограны массовой информации. На радио еще как-то прорываются какие- то росточки. Практически мы отказались от традиционной культуры. А весь мир держится именно на этом. Только вместе с симфоническими и филармоническими концертами мы можем сдвинуть этот тяжелый камень с места. Надо приглашать лучших артистов, режиссеров, музыкантов и их творчество освещать как можно шире. Необходимо поддерживать народное искусство, создававшееся благодаря любви к своей земле.
— Существует мнение, что сейчас молодежь преимущественно слушает другую музыку и не очень интересуется хоровым пением и народной песней.
— У молодежи (не всей, но значительной ее части) нет стержня, корни которого именно в фольклоре, и идут которые от семьи, от родителей. Она сейчас сориентирована на шоу-бизнес. Это музыка одного дня. Я не против эстрадного искусства, а против серости и халтуры, насаждаемых сегодня. Но, с другой стороны, наш коллектив постоянно омолаживается. Мы проводим прослушивания и отбираем тех, кто нам нужен. Свежая кровь, новые имена, новые голоса делают коллектив лучше. В студию и фольклорный ансамбль также приходит очень много молодежи. И такая тенденция не только у нас. Я поддерживаю творческие связи со всеми талантливыми фольклористами, руководителями профессиональных хоровых коллективов, учебных заведений — мы обмениваемся песнями, чтобы был приток свежих произведений в репертуаре. Например, на русскоязычной Николаевщине Емельян Шпачинский создал прекрасный украинский хор, а Анатолий Затурян — Прибужский. Недавно я вернулся из Сум — Слобожанщины. Какая потрясающая, душистая Украина, такое разнообразие песен. Я там проводил мастер-классы по хоровому пению. Сколько молодежи, которая и на дискотеки ходит, и поет народную музыку. Украина обладает богатейшим фольклором в мире. У нас в архивах на полках хранится более 300 тысяч украинских песен. Это же петь — не перепеть. У меня есть издание Вильной академии наук (Нью-Йорк) — 13 томов, вместивших в себя шедевры украинского мелоса, все то, что вышло в свет в любой период, начиная от сборника Максимовича, изданного в ХVIII веке, до сегодняшних дней. Два тома «Українські пісні Пряшівщини» (бывшая Чехословакия) и Словакии, где проживают украинцы. Произведения украинских канадцев, бразильцев, американцев и европейцев. Например, в Голландии Византийский хор поет песни исключительно на украинском языке. Среди хористов нет ни одного этнического украинца. Певцы полюбили нашу песню — найдите еще один такой феномен в мире. А у нас очень часто украинцы, разъезжаясь по свету, отказываются от своей культуры и речи.
— У вас большой преподавательский стаж: 20 лет вы профессор Педагогического университета имени Михаила Драгоманова. Насколько изменилось студенчество?
— В 1949 году еще мальчиком я подрабатывал (семья у нас была большая — пятеро детей, а я самый старший) концертмейстером в городке Дальник около Одессы. Потом проводил уроки пения и музыки в общеобразовательной школе № 58 города Одессы. Педагогика меня всегда привлекала. Я убежден, что там, где детям привита любовь к народной песне, они не предают ее всю жизнь. Это своего рода наркомания — если напился чистой воды истоков, то суррогаты уже не воспринимаешь.
Сегодня студенчество может реализовать себя без препон. Когда я создавал хор «Ленок», работал в Черкасском народном хоре и даже уже в хоре имени Веревки, то долго ходил в свите молодого человека, не имеющего опыта, и многие меня поучали. И не заметил, как вдруг стал опытным мастером и дважды академиком.
В университете им. М.Драгоманова на музыкальном факультете готовят преподавателей музыки и художественной культуры. К сожалению, мои проекты относительно преподавания музыкального образования в общеобразовательной школе, в которые входил и зарубежный опыт, до сих пор не реализованы. В советские времена существовала так называемая концепция Дмитрия Кабалевского, основанная на трех китах: это песня, марш и танцевальная музыка. Я ее считаю псевдонаучной и примитивизмом. Возьмите только нашу украинскую обрядность. Бытовой цикл или календарно-праздничный. Сколько они имеют нюансов! Втиснуть их в понятие «марш» или танцевальную музыку невозможно. Послушайте думы — это же импровизации, действие. Исполнитель не просто владеет игрой на инструменте, а еще и целой философией. Бунин описал это в рассказе «Псалом», где слепой кобзарь, исполняя думу о сиротке, вызвал слезы у слушателей. А потом еще и сказал: «Люди, если встретите сиротку — не обижайте ее». Вот вам и украинская идея!
— Ваш коллектив всегда пел и выполнял то, что хотел? Или цензурный прессинг в репертуарной политике чувствовался?
— Еще лет двадцать назад колядки-щедривки на сцене нельзя было исполнять. Нам приходилось выкручиваться и слова «Бог народився» меняли на «Ясен світ засвітився». В 1970-е секретарь Киевского горкома партии обвинил меня в национализме. Дошло до бюро горкома. Они требовали от меня, чтобы мы в репертуар включали не только украинские песни, но и произведения союзных республик. А я привел аргумент, что хор им. Пятницкого исполняет только русские народные песни и это никого не удивляет. Наш коллектив называется Украинский народный хор. Не еврейский, не татарский. Я его так назвал? Так переименовывайте: Хор песен народов СССР или народов мира. Я напишу заявление и уйду из коллектива. Потому что у меня не будет творческого устремления. Хотя в этой ситуации могу чувствовать себя, словно вареник в сметане: напишу письма своим коллегам по республикам, они пришлют мне по две-три свои лучшие песни и — никаких проблем. Но кто такой хор пойдет слушать? Неужели мы лучше исполним эстонскую или киргизскую песню, чем они сами? Так я их убедил.
Хотя у нас есть традиция. Когда мы едем на гастроли, то всегда готовим специальный номер — песню страны, которая нас пригласила. У нас есть даже пластинка «Песни народов мира». Например, сейчас в нашем репертуаре появились мексиканская «Кукуруку Палома» и венесуэльская «Степная душа».
— Как вы считаете, у нас возможны большие фольклорные ассамблеи вроде акций Певчего поля стран Прибалтики?
— Мы стремились сделать что-то подобное. Я выходил с инициативой о проведении таких фестивалей еще в советские времена. Стучал во все двери. Наконец наше первое Певчее поле родилось на Тернопольщине. Это было грандиозное событие, которое люди восприняли с огромной радостью. В фестивале принимали участие коллективы почти со всех регионов страны. Потом это повторилось в Полтаве, уже в меньшем объеме — не было специального строения и ландшафтных резонаторов. И в конечном итоге на склонах Днепра у нас есть свое Певчее поле. Что же касается отличия наших акций от прибалтийцев, то сказывается различный менталитет. Для них это был один из политических актов, объединяющий народ на почве своей музыкальной культуры. Они пели песни своих авторов, народные песни. За право на участие в таком мероприятии боролись на протяжении четырех лет: сначала проводили региональные конкурсы, потом отбирались лучшие из лучших, которые и выступали на Певчем поле. Именно на этих акциях они ощущали, что они свободный народ, не потерявший своей самобытности, идентичности. Так и вышло. После провозглашения независимости, они стали действительно суверенными государствами. А мы, к огромному сожалению, о себе этого сказать не можем.
— В течение долгого времени вы были членом Комитета по Шевченковским премиям. В прессе высказывалось много критики по поводу его работы.
— За времена Советской власти Шевченковский комитет подчинялся отделу идеологии ЦК партии. Хотя гражданская позиция членов комитета не позволяла свободно чувствовать себя политическим функционерам, но давление было. И это, в какой-то мере, переносится на современную деятельность комитета: чиновники стремятся навязать свою волю, покачнуть позицию влево или вправо. Осталась тенденция награждать художников посмертно, потому что, как и раньше, часто при жизни человека «клюют» и только после смерти восхваляют.
— Но вы на это не можете пожаловаться: довольно молодым человеком возглавили известный коллектив. Как он встретил вас, когда вы пришли в хор Веревки?
— Было 30 претендентов на эту должность. И когда меня назначили художественным руководителем, то все были удивлены. Даже пошли слухи, что у меня есть родственники в семье Владимира Щербицкого. Но это неправда. Отец и мать — беспартийные, по специальности ветеринарные врачи. Я родился в селе Федвари Знаменского района Кировоградской области. Во время голодомора село почти полностью вымерло. Родители сумели выехать на Одесщину и работали в совхозе. Музыкальных университетов отец не кончал, а пел так, что ему могли позавидовать самые выдающиеся исполнители. Своим ангелом- хранителем считаю Григория Веревку. Он пригласил меня к себе ассистентом. Потому что видел, как я работал с хором «Ленок» на Житомирщине, и запомнил. В конце 1962 года Никита Хрущев провозгласил: «Хватит танцевать и петь за государственный счет». Этот лозунг услышали только наши украинские руководители. Ликвидировали почти все народные хоры, ансамбли танца и даже под эту гребенку попали камерные и симфонические оркестры. Министерство культуры «Ленок» не защищало, так как он был создан не по их инициативе, а по распоряжению первого секретаря обкома Михаила Стахурского, который, кстати, очень любил народную песню. Помню наш с ним разговор, когда я только приступал к работе в «Ленке»: «Вы закончили Одесскую консерваторию. Так сделайте такой ансамбль, чтобы, исполняя нашу полесскую песню, мы смогли разогнуть спину всему народу, который не может стать в полный рост, грабастаясь в бедной песчаной земле».
Когда мы впервые исполнили «Цвіте терен», то на меня поступил донос в отдел культуры, что я развожу церковщину. Так восприняли пение а капелла. Совсем не понимая, что петь без музыкального сопровождения — вершина хорового пения. Только вмешательство секретаря обкома погасило этот конфликт. Но когда пришел циркуляр о закрытии коллектива, он сумел оставить только 36 человек. Я отказался работать на руинах ансамбля. И стал безработным. Подрабатывал, читая лекции в музыкальном училище. Нуждался. И тут вдруг звонок от Г.Веревки с приглашением приехать в Киев поработать у него ассистентом. Именно тогда судьба улыбнулась мне.
— В вашем коллективе работали многие чудесные солисты, но одна из самых ярких звезд — Нина Матвиенко. Почему она ушла из хора?
— Так, вероятно, распорядилась судьба. У Нины очень много хороших качеств. Родом она из села Недилыще Житомирской области. Когда пришла в студию, то сначала не прошла прослушивание: исполняла песни из репертуара Людмилы Зыкиной, а голосок у нее небольшой, и преподавателям не понравилась. Я решил сам убедиться и предложил Матвиенко спеть на выбор любую народную песню. Нина была очень взволнована и, действительно, красивого вокала не показала. Но у нее было такое душевное исполнение, такая влюбленность в песню, что я решил рискнуть и предложил дать ей шанс поработать в студии. И не ошибся. В 1967 году мы впервые в истории нашего хора принимали участие на выставке «ЭКСПО» в Канаде. А потом выступали в Мексике. Выступление нашего коллектива вызвало триумф. Песня «Лелеченьки», когда Нина запевала «З далекого краю...», завораживала слушателей. Концерт превратился в эмоционально-трагедийный всплеск, когда публика и смеялась, и плакала, и подпевала. Эмигранты после концерта не отходили от наших артистов. Они целовали одежду, приглашали к себе в гости. Кстати, после этого у меня были неприятности с КГБ. Пришлось дома писать объяснение.
Я считаю, что в нашем хоре Нина Матвиенко состоялась, как певица. У нее был хороший репертуар. В то время у нас происходил ренессанс украинской культуры. Сергей Параджанов отснял «Тени забытых предков», наш хор начал исполнять колядки и щедривки. Очень выросла популярность коллектива. Нина начала выступать отдельно, и у нее появились звездные замашки: могла не появиться на репетицию, опаздывала. У нее характер непростой. На первый взгляд хрупкая, небольшая женщина, застенчивая, но ведь такая упрямая: могла отказаться исполнять песню, подбивала девчонок бузить. А вы не забывайте, в какие времена мы работали, и иногда на кон нужно было что-то отдать. Например, написал Игорь Шамо по заказу Министерства культуры песню о Волгограде, потому что мы собирались туда на гастроли. В ней были такие строчки: «І роси падають в траву, і роси падають в траву, гарячі роси падають в траву, як сльози матері Росії». Певица уперлась и не хотела петь «Росії». Я ее понимаю, но ведь это заказ, и мы, когда пели, то «Росія» у нас выходила «в росі». Таких споров у нас было немало. Неприятности и у нее, и у меня были после того, как пришло письмо в ЦК, сообщающее, что наша солистка венчалась в церкви. Меня, как члена партии, таскали по всем кабинетам. Во времена своего правления Владимир Ивашко требовал сурово наказать Нину Матвиенко. Тогдашний министр культуры Сергей Безклубенко сделал мне нагоняй и передал слова первого секретаря ЦК КПУ: «Что он там позволяет себе выступать с критикой линии партии. Вызовите его и скажите, пусть поет себе молча». Хотя Ивашко не любил Матвиенко, но она и квартиру получила, и звание.
В хоре очень важен ансамбль. Здесь все равны. Если кто-то «тянет на себя одеяло», то ломает гармонию пения. У меня 55 артистов имели звания заслуженных и народных. Часто мы выступали без своей солистки, потому что она ездила сама по зарубежным гастролям. И последние годы нашего совместного труда фактически только формально была в составе хора. Мы с Ниной не ссорились. Когда она написала заявление, то расплакалась. Может, и я немного неправильно повел себя, не нашел дипломатичных слов, и каждый из нас пошел своим путем.
— Вы считаете, что ваш хор — это семья?
— Да. Это семья. Сейчас у нас 150 артистов: хор, балет, оркестр. У каждого свой характер, проблемы. Стараюсь держать руку на пульсе и до больших конфликтов ничего не доводить. При желании все дела можно решить. Я, в отличие от Григория Веревки, более жесткий человек. Потому что считаю — руководитель должен отвечать за все.
— Ваша жена долгое время была солисткой коллектива. Как вы с ней познакомились?
— Я был уже ассистентом у Григория Гурьевича, когда так сложились обстоятельства, что был вынужден ехать в Черкассы возглавлять народный хор. Первая наша встреча с Майей Пантелеймоновной была для меня не очень веселая. Я ставлю майскую программу. Все идет нормально, а одна красивая молодая танцовщица не выполняет мои распоряжения. И я ее попросил уйти с репетиции. Это была именно Майя. Через несколько дней мы откровенно поговорили, потом начали встречаться, а впоследствии и поженились. Признаюсь честно, что характер у нее остался с перчиком и до сих пор, хотя мы вместе с 1963 года.
— У вас есть другие увлечения, кроме музыки?
— Люблю рисовать портреты и пейзажи. У меня много друзей среди художников. Самый близкий товарищ — директор Национального музея Украины Михаил Романишин (уже, к сожалению, умер). Мы с ним ходили на этюды. Он работал профессионально, а я — как любитель. Однажды подходит к нам дед и, обращаясь ко мне, говорит: «Наверное, вы его учитель. Может, нарисуете мою лошадь? Я вам бутыль самогона поставлю». Дело в том, что Михаил делал только зарисовки, а дома завершал работу. А я вырисовывал каждую деталь. И потому, когда дед посмотрел наши работы, то у меня увидел цветочек, а у него только штрихи. Еще у меня большая коллекция фотоаппаратов — почти 400 экземпляров — от лейки до самых современных. Первый появился еще в 1945 году. Люблю фотографировать. Если бы не хоровое пение, может стал бы фотографом.
