Молодой журналист неделю не спал от испуга. После его статьи о коррупции в ТЭК суд своим решением обязал газету возместить 1 500 000 гривен морального ущерба, якобы нанесенного истцу — руководителю одного из предприятий ТЭК, и отдельно дополнительно взыскать с автора 50 000 грн. Его страх казался вполне обоснованным, когда он обратился в Программу правовой защиты и образования (ППЗО) IREX ПроМедія за помощью. Поскольку для взыскания суммы суд мог наложить арест на его личное имущество.
Я думала о нем на прошлой неделе, когда присоединилась к Львовским журналистам в тени постмодерной баррикады на Европейской площади. Он представлял типичный пример проблемы, за разрешение которой журналисты боролись: недопустимое бремя огромных сумм компенсации за моральный ущерб, накладываемое на свободу слова и прессы в Украине.
Поэтому я радовалась, прочитав, что журналисты из Баррикады «стремятся внести такие изменения в законодательство, которые не позволят их ущемлять». Правовое поле украинской журналистики в самом деле нуждается в изменениях для совершенствования (улучшения) защиты свободы слова и права журналистов и прессы информировать общество.
Но анализ законодательных изменений, предложенных с Баррикады, вызывает серьезные сомнения относительно того, улучшат ли они ситуацию. К сожалению, может получиться наоборот. Чтобы понять почему, необходимо знать некоторые подробности самых распространенных судебных дел против журналистов и СМИ.
«Опорочение чести и достоинства» в украинском законодательстве имеет аналогию с деликтом, называемом «дифамацией» в англо-американском праве. Если кто-то распространяет информацию, не отвечающую действительности и порочащую человека в общественном мнении, он вправе требовать опровержения или ответа, или же обратиться в суд с требованием возмещения материального и морального ущерба, причиненного распространением этой (недостоверной) информации. Распространивший информацию должен доказать, что она отвечала действительности. Если доказать этого не может, он несет ответственность, даже если это была ошибка.
Такие нормы накладывают огромное бремя на прессу по простой причине: суд рассматривает доказательства и применяет законы для разрешения споров. Это не лучший форум для определения «действительности». Поэтому, формула «не отвечает действительности» на самом деле является юридической «фикцией», очерченной доказательствами, которые могут быть поданы в судебном процессе при разрешении спора. Если ответчик не может доказательствами подтвердить действительность распространенной информации, он проигрывает дело. Но это совсем не значит, что информация не была истинной. Просто ответчик не имел в своем распоряжении достаточных доказательств.
В итоге, пресса не дает даже правдивой информации, так как не располагает доказательствами, чтобы доказать это в суде. Так в апрельском опросе СОЦИС по заказу ППЗО, из почти 300 редакторов самых тиражных изданий 59 % были втянуты в судебные дела о защите чести и достоинства, и теперь, для дальнейшего избежания таких исков, 21 % не дают достоверной информации о политических темах и персонах, 18% не информируют читателей об уголовных делах и 16 % избегают освещать случаи коррупции. Учитывая самоцензуру, взлелеянную традиционными нормами дифамации, передовые демократии мира (за странным исключением Англии) изменили их, внедрив в судебное рассмотрение требование наличия вины. В США, например, должностное лицо может выиграть дело о дифамации, только если докажет злой умысел — то есть, что журналист или редактор знал, что распространяет неправду или был грубо безразличен к тому, правдива ли эта информация. Это является причиной того, что американские политики редко судятся с прессой. Даже частное лицо обязано доказать хотя бы неосторожность со стороны журналиста. В Германии тоже запрещено налагать ответственность на прессу за распространение ошибочных утверждений без доказательства вины, если распространенная информация касалась вопроса, имевшего большое общественное значение. Европейский суд по правам человека также применяет подобный стандарт.
Украинские СМИ были бы вправе считать, что все это их не касается, если не принимать во внимание одну деталь. Подобные стандарты уже существуют, они закреплены в Конституции и законодательстве. Один пример: согласно статьи 17 Закона «О государственной поддержке СМИ и социальной защите журналистов» должностное лицо, которое судится с журналистом или СМИ, может выиграть дело о возмещении морального ущерба только при наличии злого умысла со стороны автора/СМИ.
Тогда почему должностные лица продолжают давить на прессу своим моральным ущербом? Потому что пресса и, что намного хуже, представители прессы в судебных процессах не знают законов. Слишком часто последние даже не являются юристами (для меня, американского адвоката, это недопустимо), но даже если они юристы, они часто не компетентны в сложной и новой для Украины юридической специализации информационного права.
Поскольку Конституционный принцип состязательности сторон предполагает, что каждая сторона судебного процесса должна давать суду доказательства, необходимые для решения дела в свою пользу, суды решают дела, не применяя существующих норм, а полагаясь только на предоставленные сторонами доказательства, которые часто являются недостаточными.
Конечно, бывает давление на суд, особенно со стороны вельможных истцов. Коррупция существует. Но если СМИ некомпетентно представлены в суде, значит для незаконных факторов, которые могут влиять на решение, не создается даже малейшего сопротивления. Так что невозможно отличить политическое давление от заслуженного проигрыша дела прессой.
В течение последних полутора лет ППЗО предоставляло правовую помощь в более, чем 170 делах против прессы. Наверное, ни одна юридическая фирма в Украине не имеет подобного опыта. Поэтому позволю себе сказать, что украинская Конституция и действующее законодательство предоставляет мощное оружие для защиты СМИ, особенно в руках профессионального и агрессивного юриста. Даже если дело будет проиграно в районном судье, его можно выиграть на уровне кассационного обжалования или в порядке надзора. Кстати, странно, что пресса не обращает внимания на такой факт: Верховный cуд в порядке надзора регулярно опротестовывает (и тем отменяет) судебные решения о больших суммах морального ущерба.
Есть очевидные предпосылки эффективности законов: 1) их нормы должны быть известны и 2) они должны применяться для разрешения конкретных споров. Но они часто не учитываются теми, кто требует их изменений. Внесенные изменения просто добавят еще больше норм к игнорируемым сегодня, потому что пресса (и юристы) не ссылаются на них в суде.
Конечно, вряд ли пресса будет игнорировать норму о верхней границе размера морального ущерба, предлагаемую Баррикадой. И, на первый взгляд, такая граница кажется простым способом уменьшить давление судебных дел на свободу слова. Но... существует множество «но». Баррикадные поправки устанавливают границу только для газеты. Относительно электронных СМИ или авторов — вроде этого молодого журналиста, не спящего от испуга — размер морального ущерба так и остается безграничным.
Предложенные изменения вызывают еще больше проблем. Согласно действующему законодательству, пресса обязана опубликовать опровержение или предоставить право на ответ, только если она распространяет лживую информацию. Но «Баррикадные поправки» предоставили бы новое право на ответ — относительно правдивой информации. Таким образом, депутат, считающий, например, что распространенная информация о Верховной Раде задевает его честь и достоинство, вправе требовать бесплатную газетную площадь для высказывания собственных мыслей и подавать иск в суд о возмещении морального ущерба, если ему будет отказано. В газетах даже не будет места для новостей и рекламы, потому что они будут заполнены ответами.
Но если будет верхняя граница размера морального ущерба, будет ли это так страшно? Кроме факта, что можно довести газету до банкротства, заполняя ее огромным количеством ответов на правдивую информацию, есть другая потенциальная опасность. Политически мотивированные дела против прессы не предполагают проведения дискуссии. Целью является закрытие (СМИ) или умалчивание информации. Если не ценой одного иска на миллион гривен, то (условно говоря) миллионом исков на одну гривню. Баррикадные поправки просто предоставили бы больше законных оснований для обращения в суд.
Баррикадные поправки вроде бы пробуют предотвратить эту опасность положением, что «общая сумма всех возмещений в течение года не может превышать сумм прибыли печатных СМИ за предыдущий год». С этим можно согласиться относительно права на ответ по правдивой информации. Но для человека, подающего в суд на газету, которая по предыдущим искам уже вышла за установленные пределы, такая норма игнорировала бы его конституционное право на возмещение морального ущерба, нанесенного распространением недостоверной информации. Это нельзя считать справедливым. Но сторона, требующая справедливости к себе, в том числе и со стороны прессы, должна проявлять ее к другим. Предложенные варианты определения верхней границы размера морального ущерба также игнорируют вопрос вины. Но я никак не могу согласиться с тем, что газета, допустившая добросовестную ошибку, окажется на одном правовом уровне с изданием, преднамеренно распространяющим ложь. Это защищало бы некомпетентность и злоупотребление.
Проблемы также возникают с механизмами определения границы размера возмещения. По моему мнению, 200 необлагаемых налогом минимумов являются слишком низкой ценой для сознательного распространения неправды, и высокой для ошибок. Если увязывать границу размера возмещения с прибылями газеты — это позволит частным истцам вмешиваться в финансы газеты даже более настойчиво, чем налоговики. Легко представить, как конкуренты могут использовать такие возможности. Зависимость границы размера возмещения от тиража менее опасна, но проект поправки нуждается в конкретизации.
Другие вопросы, вызванные Баррикадными поправками, слишком обширны для освещения их в рамках одной газетной статьи. Я упомяну только об одном — введении уголовной ответственности за вмешательство в работу журналиста. Красивая идея, но вмешиваются лица, как правило, находящиеся при власти и тесно связанные с прокурорами, которые должны возбуждать подобные дела. Лучше предоставить журналистам четкое гражданское право подавать на таких людей в суд и требовать от них возмещения морального ущерба.
Законотворчество — это особое юридическое искусство и оно требует осторожного прогнозирования с пониманием общественных, часто конфликтующих, интересов. Баррикадные поправки, хоть они и правильно привлекли внимание к применению судами действующих законов, могут создать больше проблем, чем решить.
Не отрицая необходимости продуманных поправок к законам об информации, отмечу, что главная проблема в правовом поле украинской журналистики заключается не в изменении законов, а в судебной практике их толкования и применения. А эту проблему может скорректировать Верховный cуд, который рассмотрит постановление о судебных делах против СМИ в ближайшее время.
А что касается самих законов, молодой журналист, которого я вспомнила вначале, теперь спит спокойно. Благодаря аргументации хорошего адвоката, решение против него отменено — на основании существующих правовых норм.
СПРАВКА «Дня»
Автор статьи по первой специальности адвокат. Сейчас Мария Мисьо — киевский корреспондент газеты «Лос-Анджелес Таймс», директор Программы правовой защиты и образования журналистов IREX ПроМедія.
