5 марта украинская общественность отметила скорбную
дату. Пятьдесят лет назад, в Белогорще (нынче пригород Львова), погиб Роман
Шухевич — главнокомандующий Украинской повстанческой армии, более известный
как генерал Тарас Чупринка. Хочется верить — беспристрастный суд однажды
поставит все точки над «і» по делу «УПА, SS, НКВД» и положит конец общественному
раздору, который продолжается до сих пор. Мы имеем право знать всю правду.
Как говорил Иван Франко, «хотя правда сразу всем горька, но все-таки, впоследствии,
она везде берет верх и становится сладкой спасительницей». О связи времен
с Юрием Шухевичем, многолетним узником совести, сыном генерала Чупринки
ведет беседу известная львовская тележурналистка Дарья Ткач.
КРАТКАЯ РОДОСЛОВНАЯ ШУХЕВИЧЕЙ ИЗ ГАЛИЧИНЫ
Прапрадед Иосиф Шухевич был священником в селе Пашковцы
около Городенки. Известный общественный деятель. Иван Франко отмечал его
как переводчика, поэта и писателя.
Брат Иосифа Шухевича, Стефан, с самого начала 1914 года
был сечевым стрелком и известным командиром бригады Украинской галицкой
армии, автором многочисленных воспоминаний и нескольких романов. А потом,
при Польше, — меценатом, известным политическим защитником Степана Бандеры
на процессе Пьерацкого, других руководителей ОУН.
Старший сын Иосифа, Владимир, известный этнограф, объехал
всю Гуцульщину. Еще при жизни его энциклопедический фольклорно-этнографический
пятитомник, который так и называется — «Гуцульщина» — был издан на украинском,
польском и немецком языках и получил высшую награду от австрийского императора
Франца Иосифа.
Сын, тоже Владимир, отец Романа, был судьей, а в 1918 году,
во времена Западноукраинской Народной Республики, — военным комиссаром
в Каменке Скурумиловой.
Роман Шухевич занимал ответственные должности — сначала
в краевом, а потом в центральном проводе ОУН. Был в Украинском легионе
в 1941—1942 годах, а потом стал во главе Украинской повстанческой армии.
В 1943 году возглавил ОУН и был там до последних лет своей жизни.
«ОТЕЦ ГОВОРИЛ, ЧТО ОНИ ОБРЕЧЕНЫ НА ФИЗИЧЕСКУЮ СМЕРТЬ.
НО — НЕ НА ПОРАЖЕНИЕ»
— Юрий Романович, особенно молодежи будет интересно
узнать о том, каким был генерал Чупринка, главнокомандующий Украинской
повстанческой армии?
— Когда шла украинско- польская война, ему было одиннадцать
лет. Стрелки Галицкой Армии шли на фронт, и он плакал, что еще мал, чтобы
идти вместе с ними воевать. В шестнадцать лет, в 1923 году, во Львове,
в хате своей бабушки Эдмины Шухевич, он знакомится с Евгением Коновальцем,
и это определяет его судьбу. Он начинает свою работу в Украинской военной
организации, в 25 лет становится членом УВО. И так всю свою жизнь. Когда
в 1929 году УВО влилась в Организацию украинских националистов, он продолжил
свою работу и борьбу в этой организации до самого конца.
Отец любил фортепиано, у него был красивый голос. Любил
и часто играл произведения Грига. Инженер, закончил Львовский политехнический
институт. Имел военное образование, но не смотря ни на что, закончил музыкальный
институт имени Лысенко по классу фортепиано у профессора Стрийко.
— Как запечатлелась гибель отца в ваших юношеских чувствах
и какие размышления она вызывает сейчас?
— Во-первых, гибель отца не была неожиданностью. Он сам
говорил, что они были обречены на физическую смерть, но не на поражение.
Я знал, что пройдут сталинские времена, и поступки отца, его жизнь, станут
примером для многих, на него будут равняться. Теперь у нас независимая
Украина, но кто знает о нем? Здесь у нас, в Галичине — да, говорят, помнят.
А по всей Украине? Интересуют те, кто имеет огромные деньги и неограниченную
власть, или Оноприенко. Вот примеры, на которых хотят воспитывать.
— Ваша мама еще жива. Как она относится к судьбе своего
мужа?
— Отец ее, Роман Березинский, был общественным деятелем,
священником в селе Оглядове. А младший брат, Юрий, был одним из боевиков
ОУН и погиб в Городке Агелонском в 32-м году. В организацию его привлек
и был идейным наставником мой отец.
Он был одним из боевиков, и мама, когда он ехал на дело,
одной ей известное, все время молилась за него. Теперь о тех людях говорят
как о террористах. Человечество должно сказать самому себе правду: все
народы имеют право на самоопределение. Они же декларировали в ООН это право.
Американцы называют албанцев Косово почему-то Национально-освободительной
армией, а сербов, которые сопротивляются албанскому геноциду, — террористами.
Какая-то двойная мораль: когда мне выгодно, то это право есть, когда же
нет — то его нет?
— Когда и где вас застало известие о гибели отца? Где
его могила?
— Неизвестно где похоронили: много разговоров, но ни одного
документа нет. Мне тогда было 17 лет, из них два последних года я уже сидел
в тюрьме. Когда он погиб, на рассвете, 5 марта 1950 года, его тело привезли
в управление КГБ. Меня же — доставили на опознание отца, тем самым дав
и попрощаться.
— Сколько лет ему было, и дали ли возможность вашей
матери попрощаться со своим мужем?
— Было ему тогда 43 года. Мама тогда находилась в лагере
в Мордовии. Так что она только узнала, что папа погиб. Многое она испытала
в своей жизни, но все-таки она еще и сегодня говорит, что ни о чем не жалеет.
Через несколько месяцев ей исполнится 90...
— А что тогда было с вашей сестрой?
— Моя сестра, Мария, была в детском доме и находилась там
до 56-го года. Потом она закончила семилетку, работала в Днепропетровске
какое-то время, а позже закончила политехнический институт в Львове, где
доныне живет и работает.
«НАС И ВОСПИТЫВАЛИ НА СТРАХЕ, ГОВОРИЛИ — ТОЛЬКО БЫ НЕ
БЫЛО КРОВИ»
— Юрий Романович, каким вы увидели свой народ во время
«выбора-99»?
— Во-первых, очень замороченным, разуверившимся, запуганным.
И знаете, даже больше, чем в старые времена. Многие люди говорили: «Мы
— боимся!» Высказать свое мнение, совершить какой-нибудь поступок. Во-
вторых, если сравнить с интеллигенцией XIX века, первой половины XX, которая
ради народа была готова на все, то у нынешней я вижу мелочность, продажность,
которая идет от карьеризма и испуга. Есть единицы, которые готовы прямо
высказать свое мнение. Но все-таки их меньшинство. Во всяком случае — на
Галичине.
— 24 сентября 1957 года в Великобритании проходил третий
Конгресс филиала Легиона УПА, где украинский философ и историк Владимир
Шаян сделал доклад о священном героизме, в основе которого были взгляды
Григория Сковороды. А что во времена нынешней руины может быть ориентиром
для преодоления Страха?
— Мне трудно определить, что такое священный героизм. Во
всяком случае не то, когда человек бросается на амбразуру. Нет, и в советские
времена было много таких людей, которые любой ценой, несмотря на окружение,
умели утверждать свой идеал и жить с этим идеалом. Вот что такое героизм.
И мы должны видеть тех людей, следовать их примеру: быть самими собой и
жить согласно своим убеждениям.
— В чем вы видите истоки нынешнего разочарования в обществе?
— Оно изверилось потому, что так называемые «отцы нации»
обещали многое, а потом завели его в никуда. Понемногу прививают нам так
называемую деидеологизацию, сознательно воспитывая нас — рабами, а себя
— господами. Ведь добровольными рабами легче управлять.
— Какие качества в человеке вы больше всего презираете?
— Презираю трусость, нечестность, лживость, продажность.
Человек боится, отступает, жертвует своей совестью, жертвует во имя собственной
шкуры. Очень часто измена — это беспринципность, отсутствие определенного
положительного идеала, который человек должен иметь. Нас и воспитывали
на страхе, говорили — только бы не было крови. У Флобера есть эпизод: ребенка
раба несут к жертвеннику, и отец знает, что когда его убьют, ему взамен
дадут тарелку с едой. Он плачет по сыну, но удовлетворяется кашей. Разве
украинское общество сегодня не такое?
— Не замечаете ли, Юрий Романович, некоторых исторических
параллелей с 1917—1921 годами?
— Да. Мы в те времена тоже были разъединены: Скоропадский,
Петлюра, Михновский, Махно, Коцюбинский, Волновой, Шумский, Скрипник были
по разные стороны. Это помешало объединиться всем в одно целое и повести
за собой народ, победить.
— Почему вы, сын генерала Чупринки, многолетний политзаключенный,
стали доверенным лицом Евгения Марчука?
— Доверенным лицом Марчука я согласился стать, поскольку
увидел в нем такого человека, который способен бороться с разворовыванием,
обманом людей и разрушением Украины, способен работать на Украину и строить
государство для украинского народа. Все это в нем я ценю.
«ПРАВДА МОЖЕТ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ БЫТЬ ОПЛЕВАННОЙ, ЗАТОПТАННОЙ,
СБИТОЙ С НОГ, ИБО ОНА ОСТАНЕТСЯ ПРАВДОЙ, ВСЕ РАВНО ВСТАНЕТ И ПОЙДЕТ»
— Юрий Романович, расскажите о заключении.
— Я много лет был в заключении, и когда вышел первый раз,
то, согласно приговору суда, не имел права жить в Украине. Потом еще два
суда в 75-м году. В Томской тюрьме я сидел уже слепой. Не только украинцы,
но и люди других национальностей, которые жили в Союзе, испытали все это.
Кто счастливый — вышел, а кому — и не суждено было.
— При каких обстоятельствах вы потеряли зрение?
— Я сидел тогда в Чистотеле, в Татарии. Не раз и подолгу
проводил протестные голодовки. Отсутствие дневного света, еды, истощение
— все это привело к отслаиванию сетчатки. Сначала, еще в 80-м году, я потерял
правый глаз. Через год я потерял второй. Правда, возили меня тогда на операцию,
но позже возобновилось это отслаивание, и так я стал слепым. Когда я вышел
на свободу, то для нормальной операции было уже поздно. Но когда человек
не видит, то поневоле мобилизуются другие ощущения: и слух, и осязание,
и, по-видимому, внутреннее зрение. И тогда видно то, что зрячий не видит.
— Юрий Романович, скажите, пожалуйста, какая у вас заветная
мечта? Вы счастливы теперь?
— Я думаю, что да. Для меня счастье — борьба. Поскольку
я еще борюсь, то я счастлив. Счастливым на все сто процентов я буду, когда
у нас будет государство, построенное во имя украинского народа. И уже кто
тогда будет президентом, премьером — не будет иметь значения. Главное,
чтобы оно было и было как можно быстрее. Ибо чем быстрее оно будет, тем
меньше будет отверженных, страждущих, несчастливых, бесправных.
— А что значит для вас Любовь?
— Любовь к своему народу, к делу и любовь мужчины к женщине
— это самопожертвование. Знаете, это действительно чудо животворное, которое
двигает все, и мирскими словами трудно высказать это.
— А ненависть?
— Без ненависти мы бы не познали и любви. Одна ненависть
— это разрушительное ничто, не способное построить.
— Я вспоминаю предвыборные события: собрание политзаключенных,
которое вел Петр Фуганко, и я подала от вашего имени заявление в президиум.
Но вам не дали слова, а Петр убежал в боковые двери. Некоторые дезориентированные
им люди, идущие навстречу, когда мы шли к сцене, говорили в ваш адрес много
несправедливых, жестоких слов. Я все это тяжело переживала а вы были, как
будто споко й ны?
— Я к этому привык, и меня это не очень задело. Но что
это говорит о тех людях, которые сидели в президиуме? Они боялись. Вы понимаете,
что есть разница между правдой и неправдой? Правда может себе позволить
быть оплеванной, затоптанной, сбитой с ног, ибо она останется правдой,
все равно встанет и пойдет. Неправда этой роскоши себе позволить не может.
Если она однажды упадет, ей больше не подняться. Вот почему большевизм
так боялся правды и так затыкал рот, уничтожал, сажал в тюрьмы всех тех,
кто пробовал донести к людям правду. Но неправда — недолговечна, а правда
— вечна.
