Смена руководства ВР произошла в результате создания правого большинства, которое в буквальном смысле отвоевало право на свое существование в жестком противостоянии с левыми. Впервые за десять лет независимости Украины левые оказались в парламенте в меньшинстве. Кто-то называет эти события историческими, другие считают, что большинство не выдержит внутренних противоречий и парламенту предстоят досрочные выборы. Так или иначе, вице- спикер Степан Гавриш пришел в руководство ВР в период реорганизации самой процедуры деятельности высшего законодательного органа страны. Поэтому сегодня его деятельность прежде всего связана с реорганизацией аппарата парламента, информационного пространства ВР. В качестве «наследства» необходимо подвести итоги деятельности следственных комиссий ВР, которых было создано более 20 и которые, по его словам, сегодня утратили и правовую, и политическую актуальность. В компетенцию вице-спикера входит также координация работы с правоохранительными органами, судовой системой и весь спектр вопросов, связанных, в первую очередь, с правовой деятельностью ВР.
— Насколько слаженно сейчас работает президиум ВР? Я имею в виду и политический аспект (все-таки членов президиума выдвигали различные политические силы), и чисто человеческий: любому коллективу необходимо какое-то время на притирку.
— Ну, в конце концов, мы — не случайные люди. Мы очень хорошо друг друга знали до этого и нас связывали достаточно товарищеские отношения, и эти отношения лишь укрепились. Мы работаем в обстановке политического комфорта внутри президиума, и у нас нет противоречий. Есть трудности, которые возникают, есть конкретные дискуссии, и часто довольно сложные, но мы всегда достаточно быстро находим выходы из этих ситуаций благодаря толерантности и политической мудрости Ивана Степановича Плюща, прагматичности и высокой профессиональности Виктора Владимировича Медведчука...Что касается политических интересов, то мы одинаково идеологически настроены.
— Когда было создано большинство, считалось, что главные испытания еще впереди: выборы нового руководства ВР и принятие бюджета. На ваш взгляд, за счет чего удалось найти компромисс в обоих случаях?
— Государственнический потенциал большинства всегда существовал. Не было организующей силы, которая способна была бы обеспечить единое понимание в плане государственного строительства. Именно избрание нового руководства ВР и координационного совета позволило нам создать единую идеологию государственного строительства. И это только начало. Этот процесс имеет тенденцию развития. Мы были абсолютно уверены, что пройдем и первое испытание — выборы руководства, и второе — бюджет. Умение искать политический компромисс дало нам уверенность, что мы сможем договориться. Но самое главное испытание — это испытание временем.
— Какую роль в этом поиске компромиссов сыграла перспектива роспуска парламента, которая, по выражению Леонида Кучмы, дамокловым мечом висит над парламентом?
— Безусловно, угроза досрочного роспуска парламента играла существенную роль в принятии довольно многих решений, причем решений не только большинства, но и меньшинства. Обратите внимание, меньшинство не оказывало чрезмерно агрессивного и решительного сопротивления. Оно вело себя таким образом, чтобы не навредить созданию этого большинства. И, оглядываясь назад, мы видим, что за исключением бывшего председателя ВР Александра Ткаченко, который никак не мог отцепиться от своего кресла, меньшинство не проявляло какой-то особенной стойкости в защите своих позиций. Когда большинство проявило решительность в том, что оно будет идти до конца, меньшинство просто отошло в сторону, и мы вошли в сессионный зал без особого скандального эффекта. Я думаю, что у них сработал как раз инстинкт сохранения парламента в целом, надежда на то, что большинство сумеет повести плодотворный диалог и с обществом, и с исполнительной властью, и с Президентом. Сегодня создалась уникальная ситуация, которая не возникала нигде в СНГ. Этот уникальный исторический эксперимент необходимо сохранить, и это понимают очень многие политики в сессионном зале. Это дало нам возможность снять политическое напряжение в отношениях. Меньшинство поняло: или оно преобразуется в оппозицию, или будет, так сказать, балластом парламентаризма. Большинство поняло, что у него есть потенциал, причем потенциал серьезный, оно может спокойно и дальше действовать.
— Снизилась ли ваша депутатская нагрузка после избрания вице-спикером?
— Наоборот, увеличилась. Для меня интересы моих избирателей всегда будут на первом месте. У меня в округе есть такие, скажем, мои подшефные объекты, которым постоянно помогаю. Это, прежде всего, два интерната. Вот позавчера они позвонили и сказали, что у них закончилась крупа и мука. И я занимался этим вопросом, чтобы завезли все необходимое. Кроме этого строительные объекты: возведение церкви в городе Волчанске, два газопровода. А еще комплекс «Слобожанский», где выращиваются 100 тысяч свиней, и которому сегодня непонятно по каким причинам отказано в поставке фуража и мы можем утратить этот самый мощный в Украине, да и вообще в СНГ, животноводческий комплекс. Для меня это все не только административные, но и политические вопросы.
— То есть, можно сказать, что вы занимаетесь лоббизмом?
— Я не считаю, что это — лоббизм. Это один из видов защиты власти от самой власти.
— Звучит парадоксально.
— Парадокс заключается в том, что власть у нас часто жестко централизована. Поэтому она не всегда может реально оценить события на местах и принимает не всегда взвешенные решения. И вот тут как раз необходимо проводить некоторую коррекцию. Назвать это лоббизмом не совсем справедливо, поскольку отстаиваются не чьи-то личные или корпоративные интересы, а интересы самого государства. А вот льготы для СП — это лоббизм чистой воды. Сегодня мы как раз хотим изменить тот порядок, при котором главную роль играли личные отношения. Этот период закончился. Необходимо менять свое отношение и к атомной энергетике, к рынку электроэнергии в целом, и к таким крупнейшим объектам экономики, как, например, Николаевский глиноземный завод. Создание льгот на нашем рынке — это угроза для всей украинской экономики. Национальный товаропроизводитель должен выйти на первое место.
— Кстати говоря, сейчас в СМИ много говорят о роли так называемых украинских олигархов. На ваш взгляд, какова их роль и влияние на те процессы, которые происходят в обществе?
— Тема украинских олигархов где-то все-таки надумана. Для России это тема привычная, а для Украины... У нас они слишком «бедные», чтобы оценивать их как олигархов в общепринятом смысле этого понятия...
— На эту тему существует даже анекдот: «Чем отличается украинский олигарх от российского? Он точно такой же, только у него нет денег».
— Абсолютно верно подмечено. А если говорить об «условных украинских олигархах», то системы влияния практически одни и те же. Это влияние непосредственно на высшее руководство страны, это влияние на СМИ, это влияние на региональные команды и региональные интересы. Я хочу сказать, что это абсолютно реальная логика исторического строительства государства. Нельзя не согласиться с классиком марксизма, который сказал: чем больше прибыль, тем чаще капиталист готов пойти на все, чтобы ее получить. Конечно, переходной период привел к первоначальному накоплению капитала. В Украине появилось довольно много серьезно богатых людей, и в этих условиях не могло быть по-другому. Однако сегодня условные олигархи стали другими. Особенно это стало заметно после выборов президента. Они поняли главное: в этих условиях выдержать конкуренцию с внешними мощными конкурентами они не могут. Они смогут конкурировать с ними только тогда, когда будет мощное государство. Поэтому сейчас они не пробуют захватить все, а пробуют создать влияние на политику с целью обеспечения национальных интересов Украины. Я не говорю про всех, но некоторая часть, чьи имена на слуху, действительно хотят создания мощного украинского государства. Как это делать, они тоже до конца не знают. Но они двигаются в этом направлении совместно с политиками, партиями, блоками, альянсами, чтобы найти влиятельные рычаги в этом направлении. Причем очень важно то, что они поняли: только влияние на государство со стороны государственнических сил, позволит построить правовое поле, которое создаст равные возможности.
— То есть, вы считаете, что этап первоначального накопления капитала закончился, и начался второй этап, в котором большой капитал пытается легализоваться через политику и создать одинаковые правила игры для всех?
— Абсолютно верно. Такие же этапы прошли Польша, Болгария, Чехия. За проблемой легализации капиталов возникнет проблема экономической амнистии. Она абсолютно необходима. Мы не можем допустить, чтобы 45% национальной валюты крутилось за пределами банков. Мы не можем допустить, чтобы по разным оценкам от 10 до 25 млрд. долларов находились в теневом секторе, чтобы больше 65% украинской экономики работало в тени. И это прекрасно понимают и условные украинские олигархи. Потому что даже сама плата за свое теневое существование гораздо выше, чем уплата разумных налогов. Сейчас идут интенсивные поиски равновесия в налоговой сфере, в экономическом законодательстве. Эта тема для них сегодня — основная. Я думаю, что сегодня в этом плане интересы народа, в основной своей массе бедного, совпадают с интересами элиты бизнеса. Бизнес сегодня прекрасно понимает, что сегодня без увеличения достатка людей невозможно существование нашей страны. Неслучайно, говоря про бюджет- 2000, мы всегда используем термин «социальный». Пусть этот термин еще не стал определяющим, но мы сделали большой шаг вперед в этом направлении. Произошел перелом, и я считаю, что определяющая роль в этом переломе принадлежит Президенту.
— Выступая на инаугурации, Леонид Кучма сказал, что будет новым президентом. Вы считаете, что это качественное изменение произошло?
— Действительно, все поняли, что Президент не оглядывается назад. При всей своей толерантности, он жесткий и достаточно, я бы сказал, прагматичный человек, который прекрасно понимает, что диалог с обществом, который состоялся на президентских выборах, заставляет его сегодня принимать решения. Скажем, его решение о референдуме — это жесткое, демонстративное решение, которое свидетельствует о его серьезном волевом потенциале. Сколько угодно можно спорить сегодня: нужен референдум или нет, но Президент двигается вперед к реформе законодательной власти, к реформе самого слабого звена — структур власти. И как локомотив, ведет за собой все властные структуры.
Сегодня трудно даже представить, какую серьезную школу профессионального взросления прошел парламент. Сегодня парламент уже совершенно другой, чем был раньше.
— На этом фоне насколько целесообразно, на ваш взгляд, проведение референдума?
— Как профессиональный юрист, я исхожу из того, что есть воля народа. Можно сколько угодно говорить, что этой волей кто-то руководил, но ведь нельзя одновременно зомбировать почти 4 миллиона человек. Даже судя по опросам социологов, народ хочет реформирования ВР. Если возникают какие-то сомнения по процедуре, то точку в этом вопросе должен поставить Конституционный суд. Другое дело, какие будут юридические последствия этого референдума, какие вопросы выносятся. Создание большинства в парламенте, с моей точки зрения, возможно дает нам перспективу на то, чтобы мы существенно изменили несколько вопросов: вопрос двухпалатности парламента, поскольку мы сегодня не готовы к двухпалатности. Необходимо провести широкую дискуссию об унитарности и федерализме, о роли регионов в унитарном государстве. Я уверен, что после создания большинства, и первый вопрос о недоверии ВР 14-го созыва, получит позитивный для парламента ответ народа. Я уверен, что этот парламент доживет до 2002 года и именно он построит такую модель нового парламента, которая будет лучшей.
— В свое время бывший член Политбюро ЦК КПСС Александр Яковлев, которого называли архитектором перестройки, говорил о причинах своего ухода из власти: «Ничто так не корежит характер человека и не искушает его ум, как власть». Вы согласны с этим утверждением? И если да, то вы успели почувствовать на себе этот разрушительный аспект власти?
— К сожалению, значительная часть нашего общества до сих пор несет в себе синдром советской модели власти: когда в прогнившем обществе власть была единственным щедрым и самодостаточным фактором возвеличивания человека. Власть была тем, что делала человека счастливым. Сегодня эти тенденции все-таки носят другой характер. Для меня власть — это инструмент реализации моих взглядов на жизнь, прежде всего с учетом моей профессиональной подготовки. Я с таким же спокойствием вернусь в сессионный зал, с каким пришел в этот кабинет вице-спикера. Я не боролся за эту власть, я был лишь представителем той части народных депутатов, которые доверили мне это кресло. Я профессионал-прагматик, и то, что накопил в плане профессионализма почти за 25 лет работы, дает мне гарантию в том, что власть не будет моим личным мостиком в светлое будущее. Единственное, что раздражает, так это полагающиеся по должности атрибуты власти: 600-й «Мерседес» и прочее. Мне было бы гораздо проще, если бы не было этих условностей.
Люди моего поколения начали формироваться во время хрущевской оттепели. У нас новые подходы, и взгляды на жизнь и историю начали формироваться задолго до перестройки, и сегодня мы стремимся делать новую профессиональную политику, когда народ четко понимает, что хочет власть. Мое кредо: идеи не должны формироваться в кабинетах за закрытыми дверями, они должны формироваться публично.
— Со стороны ваш взлет в политике выглядит достаточно стремительным. Как вы пришли в политику? Меня интересует даже не столько хронология, сколько вот такой аспект: с какого-то момента своей жизни человек говорит: «Я буду заниматься политикой». Какими аргументами он руководствуется?
— Для меня это, наверное, самый простой вопрос, потому что именно моя профессия юриста прежде всего связана с законотворчеством. Поскольку я очень быстро защитил кандидатскую, а потом и докторскую диссертацию, то очень быстро выработал профессиональную нишу, в которой находился. Мне было уже недостаточно заниматься чисто лабораторными поисками в области государственного строительства. Мне необходима была практическая реализация моих теоретических наработок. После того, как я стал профессором, членом Национальной юридической академии, создал юридическую фирму, в которой был по совместительству руководителем, фактически дальнейшие поиски самореализации привели меня в политику. Я понял, для того, чтобы влиять на процессы, которые происходят в обществе, необходимо заниматься политикой. И я принял решение баллотироваться в депутаты, причем это решение было неожиданным для всех, кроме меня самого. Даже для моей семьи, поскольку это решение было принято всего за два месяца до выборов в ВР. Я пришел в абсолютно «красный район», где было очень сильное влияние КПУ. Кроме того, район сельский, а я все-таки горожанин. И вот за эти два месяца я провел двести встреч с избирателями и мне удалось убедить 60 тысяч избирателей, которые за меня проголосовали. Отрыв от моих соперников на выборах составил 40 тысяч голосов. Это означало только одно: мои политические и профессиональные возможности были замечены людьми.
— Расскажите, пожалуйста, о своей семье.
— У нас с женой две дочери, одна из них замужем. Живут в Харькове. Как раз вчера они приезжали проведать меня в Киев с внуком Данилой, которому три месяца.
— Вы, стало быть, «молодой» дедушка.
— Я совсем молодой дедушка, хотя, честно говоря, слово «дедушка» для меня звучит пока непривычно. Но никуда не денешься.
— Тем более, что вы выглядите очень подтянутым. Занимаетесь спортом?
— Раньше я профессионально занимался самбо и легкой атлетикой. Занимался высокогорным туризмом и альпинизмом, участвовал во многих серьезных горных восхождениях. Правда, полтора года назад перенес очень тяжелую автомобильную аварию и только сейчас несколько восстановил форму и начал понемногу тренироваться.
— А как ваши родные восприняли ваше избрание на пост вице-спикера?
— К моему приятному удивлению, очень спокойно.
— Вообще говоря, иногородних депутатов, в каком-то смысле, можно сравнить с вахтовиками: глава семьи практически все время вдали от дома.
— Конечно, семья в этом плане страдает, потому что я сейчас практически не бываю дома. Даже когда приезжаю в Харьков, то прежде всего встречаюсь с избирателями, а домой прихожу только ночевать. До этого, правда, все 25 лет мы жили вместе и я, как любой мужчина, старался вкладывать в семью все, что мог. Скажу такую, чисто философскую сентенцию: все-таки настоящая семья — это не только совместное проживание. С годами возникает какая-то особенная духовная близость, духовность отношений, когда достаточно короткого разговора по телефону, чтобы получить необычайно большой душевный подъем.
— Вы очень эмоционально говорите о проблемах парламента, своей работе, профессии. А вообще в жизни вы — азартный человек?
— Наверное, профессия юриста и в этом наложила на меня свой отпечаток. Я азартный человек, но мой азарт всегда опирается на логику. Например, я никогда не играю в тотализатор или в карты на деньги. Это не потому, что мне жалко денег, а потому, что я прекрасно понимаю, если не умею играть — то проиграю. То есть, логика подспудно срабатывала так, что даже желания играть не возникало. С другой стороны, когда представился случай, я с удовольствием сел на коня и сразу взял аллюр. Сработала «генетическая» память детства, когда я давным-давно совсем маленьким мальчишкой без седла гонял на лошади моего деда. В этом случае эмоции взяли верх, но логика сработала в том, что есть необходимый для этого запас. И во многих других случаях я веду себя, как азартный человек, но этот азарт всегда вытекает из внутренних конструкций разума.
