До президентского указа о референдуме парламент выполнял функцию противовеса исполнительной власти. Но если меры, предложенные референдумом, будут реализованы как политический и правовой механизм, парламент может во многом утратить эту функцию, которая является нормой для демократических политических систем. В связи с тем, что положительный результат референдума почти ни у кого не вызывает сомнения, возникает вопрос о том, не угрожает ли Украине авторитарная модель политического лидерства? Об этом — в интервью с Евгением ГОЛОВАХОЙ, доктором философских наук, главным научным сотрудником Института социологии НАНУ:
— Послушный парламент — это хорошо или плохо для Украины?
— Все зависит от того, ради чего все это затевается. Это лучше, чем коммунистический парламент. Но хуже, чем конструктивная оппозиция, которая может сотрудничать с исполнительной властью в решении принципиальных вопросов. У нас ведь такая «хитрая» система власти — ее никак не сдвинешь. Это большая беда всех постсоветских государств — необходимость централизованной власти в критические периоды развития общества. Но поскольку у нас уже десять лет критический период, а выхода никакого не видно, то я мало надежд связываю с созданием большинства. Это же ситуативные образования. Сегодня договорились, завтра... Кто его знает.
— Существует ли в связи с референдумом угроза авторитаризма в Украине?
— Это российская модель. Я думаю, народ проголосует «за». Опыт референдумов показывает, что большей популярностью пользуются те меры, которые направлены на укрепление единоличной власти. Поскольку исполнительная власть в лице Президента получила вотум доверия, это практически означает, что пока в обществе не произошли существенные изменения, (а таких изменений пока не замечено), референдум — вполне логическое завершение прошедших выборов.
Тем более, если говорить о нашей постсоветской действительности, очень низок престиж и очень низка легитимность представительной власти как таковой в массовом сознании. Это во многом связано с тем, что парламентарии воспринимаются все еще как безответственные люди, которые занимаются решением своих частных вопросов и выяснением политических и карьерных отношений. А Президента в этих условиях принято рассматривать как реально действующую силу в сфере управления государством и обществом. Поэтому, конечно же, высшая исполнительная власть имеет у нас непропорциональный приоритет. Это особенности становления демократии в государствах, где демократии как таковой не было исторически. Поэтому здесь это надо принимать как неизбежный процесс.
Посмотрите, как в течение десяти лет, когда формировались посттоталитарные государства, все те из них, которые сформировались в результате распада СССР, постоянно шли к укреплению единоличной власти, к поддержке преимущественной президентской власти, независимо от того, как они лично относились к самому президенту. В итоге, в некоторых уже сформировались законченные авторитарные режимы — такие, как в Туркмении и Беларуси, где одно лицо не просто олицетворяет власть, а диктует свою волю. Есть примеры более мягкие — Россия, например, где власть фактически сосредоточена в руках президента, но тем не менее, сохраняются и определенные политические свободы: свобода слова, свобода политических партий, собраний, митингов... Это более мягкий вариант сочетания авторитарного управления с политическими свободами. С еще более мягкими формами он был в Украине, потому что здесь все-таки роль представительной власти была конституционно первоначально выше, нежели в России. А если мы изменим ситуацию путем референдума, то наше общество просто пойдет российским путем. Можно даже предвидеть, что первым этапом станет формирование аналогичной властной иерархии. Но это был бы еще не худший вариант. Я не уверен, что в Украине он вообще способен реализоваться. Прежде всего, в силу того, что очень слаба институциональная основа, которая могла бы обеспечить политические свободы. В России все-таки процесс принятия недемократической конституции сопровождался длительным периодом формирования очень мощной интеллектуальной творческой оппозиции, которая поддерживалась частью очень большой группы собственников, не всегда заинтересованных полностью и безоговорочно сотрудничать с президентом. Что же касается Украины, то тут гораздо слабее интеллектуально-духовная оппозиция и более зависимы экономические центры силы. Поэтому вероятность того, что развитие ситуации пойдет по российскому пути, в общем-то, не так высока.
Есть угроза того, что окончательно замолкнут голоса оппозиции, протеста и т.д. Уповать нужно на одно-единственное: в национальной политической культуре — и во властной, и в массовой — есть такое специфическое качество как осторожность, то есть несклонность к принятию радикальных политических шагов, связанных с угрозой ужесточения противостояния в обществе. Если это качество проявится в условиях, когда исполнительная власть значительно усиливается, то, в принципе, у нас будет очень мягкий вариант «политического единоначалия». Тем более, не следует забывать о большой зависимости от Запада, который не поощряет прямых ущемлений политических прав и демократии.
То есть сдерживающим началом возрастающей угрозы авторитаризма в Украине будут три фактора: политическая осторожность, зависимость от демократического Запада и развитие ситуации в России. Если в России будет принята модель, которую сформировал Б. Ельцин, то шансов на жесткий авторитаризм в Украине останется значительно меньше. Если же там общество будет эволюционировать к жесткому авторитаризму, то и здесь через какое-то время будет развиваться схожая тенденция. Опыт показывает, что приблизительно с двух-трехлетним интервалом Украина начинает повторять шаги, которые предпринимались в России. Это лишнее подтверждение нашей политической инфантильности и несамостоятельности.
А единственное, что можно сказать наверняка, это то, что меры, предлагаемые в президентском Указе о референдуме, не противоречат тому, как большинство граждан воспринимают нашу социально-политическую действительность и перспективу развития форм управления.
